Любовные чары - Арсеньева Елена (книга жизни .txt) 📗
Марина раздвинула тяжелые складки гобелена, висевшего рядом со шкафом, – и замерла, увидев не альков с принадлежностями для умывания, не глухую стену, а две доски, прислоненные к стене.
В первое мгновение она не поверила своим глазам, потом подумала, что каким-то образом перенеслась в комнату Джаспера. Но нет, у того на гобелене рыцарь ехал к своей прекрасной даме, а здесь во множестве рассыпаны букеты цветов. Надо же, а потайной ход такой же… Надо полагать, он не хуже того, другого?
Марина раздвинула доски и оказалась в узком темном коридорчике. Держась за стенку, сделала пятнадцать шагов, и перед ней возникло другое отверстие. Сунулась туда – вот и рыцарь с девицей, вот камин, кушетка, огромный письменный стол. Покои Джаспера! Кальян с опиумным зельем Марина не обнаружила, да и недосуг было искать. Ей еще предстояло добежать до башни, там все обследовать, вернуться сюда и уйти незамеченной, не через одну, так через другую комнату.
Марина принялась ощупывать стены, отыскивая коридор к потайной лестнице, да так и замерла. Тьма-тьмущая! И разве отыщет она ход, по которому шла в непроглядной темноте? А вдруг тут десяток потайных коридоров? В прошлый-то раз ее вел Макбет… Марина на всякий случай покискискала, но то ли кот был далеко, то ли перестал понимать русский язык – не отозвался. Идти предстояло одной. Или… не идти?
Девушка зажмурилась, отчаянно ища решение, и тут же ей представилось, как она сворачивает не на том повороте, спускается не по той лестнице, протискивается не в тот лаз – и уже не в силах более найти обратного пути, и бродит по бесконечному темному лабиринту, минуя спасительный выход, о котором не имеет представления, мечется, падает без сил… И умирает в конце концов от голода, жажды, отчаяния, и ее исчезновение навеки остается загадкой для всех, подобно исчезновению злополучного сэра Брайана. Едва ли Десмонд будет по ней убиваться, быстро позабудет и женится на какой-нибудь благородной даме, которая станет снисходительно смотреть на его шалости с горничными. На той же Джессике, в конце концов! Да, он вполне может жениться на милой, хорошенькой Джессике… если его не постигнет та же участь, что и Алистера.
Неизвестно, какое чувство, ревность или страх за Десмонда, оказалось подобным стреле, однако Марине словно сердце пронзило. Она вернулась в комнату Джессики, поставила доски на место, а потом выскочила в коридор и понеслась прочь.
Нет, в башню она будет искать другой путь. Можно попытаться расковырять доски на окне в галерее или расспросить у Глэдис, где хранятся ключи от башни. Она что-нибудь да придумает! Но потом. А пока она не сможет вздохнуть спокойно, если не увидит хотя бы издали Десмонда (он поехал, очевидно, по сельскохозяйственным угодьям) и не убедится, что с ним все в порядке.
Надо переодеться в красивую синюю амазонку (карман в ней уже починен) и отправиться покататься верхом по той дороге, по которой обычно ездит Десмонд. Они встретятся…. совершенно случайно, разумеется. Пусть Хьюго оседлает другого коня, не вороного – ничто не должно напоминать Десмонду о том печальном дне, когда Марина была в черной амазонке на черном коне и на черном же коне везли Агнесс в черном рубище.
Хьюго! Несмотря на тревогу, Марина ощутила необычайное волнение, как всегда при мысли о конюхе. Вспомнила давнюю сцену в конюшне, и ей вдруг стало жарко. Вдруг Хьюго решил, что она погубила Агнесс из ревности к нему? Точно так же думает Десмонд. Эти двое мужчин похожи не только тем, что волнуют женское естество Марины. Оба они, и лорд и конюх, уверены в собственной неотразимости, в праве поступать со всякой женщиной, будь то леди или служанка, как им заблагорассудится. Пусть только Хьюго посмеет обойтись с ней непочтительно, она ему покажет, какова русская княжна!
Марина прижала руки к сердцу. Отчего оно так колотится? И почему каждое слово, которое приходит ей в голову, кажется до неприличия двусмысленным? Девушке захотелось поскорее увидеть Хьюго, и она решила не тратить время на переодевание, а отправиться кататься как есть. А что? На ней очаровательное серое платье, такое скромное, что способно охладить любого нахала. Правда, декольте довольно глубокое, в нем даже зябко, потому Марина и накинула шаль.
Она положила ладонь на тонкий кашемир, и тут за ее спиной зловещий голос прокаркал:
– В чем это ваши пальцы, леди Элинор? Неужели в крови?
Марина взвизгнула так, что у нее засаднило в горле. Обернулась, готовая прибить шутника на месте, – и отступила в бессильной ярости: перед ней стояла главная невеста Макколов в своем обычном наряде, однако без слез на глазах.
– Ох, простите! Я не хотела вас напугать! – замахала та ручками и, очень ловко поймав запачканный палец Марины, потащила его ближе к глазам. Затем леди Урсула разочарованно вздохнула: – Нет, не кровь.
– Вы, я вижу, огорчены? – не без ехидства откликнулась Марина. – А почему, позвольте спросить, с моих рук должна капать кровь?
– Ну, после того, как вы погубили фею лесного озера… – туманно начала Урсула.
Ее бледно-голубые глаза были на диво ясными, и Марина поняла, что старая дама ничуть не безумнее ее самой. Во всяком случае, сейчас.
– Да бог с ними, с руками, – нетерпеливо сказала Марина. – И с феей тоже. Вы мне лучше скажите, где Гвендолин? Куда она пропала после той страшной ночи?
– Кто? – хлопнула ресницами Урсула, но Марину уже было не остановить.
– Гвен-до-лин, – произнесла раздельно, негромко.
– Ах вот, значит, как ее звали! – оживилась старая леди.
– Кого? – настало время озадачиться Марине.
– То есть как кого? Фею лесного озера, конечно, которую вы погубили. Я, правда, думала, что ее имя Агнесс, но, наверное, перепутала. Значит, ее звали Гвендолин… Красивое имя! Вам, леди Элинор, виднее, как звали фею лесного озера, которую вы погубили и чьей кровью теперь обагрены ваши руки…
– Это не кровь, – устало произнесла Марина, чувствуя, что у нее нет сил вырваться из паутины бреда, которым ее опутывают. – И я не леди Элинор, а…
– Ну разумеется. Какая же вы леди Элинор?! – воскликнула леди Урсула. Почудилось Марине или в ее глазах и впрямь сверкнуло презрение? – Вы мисс Марион Бахметефф, русская кузина, да… Так вот, часа два назад вас искал какой-то человек.
– Кто мог меня искать? – удивилась Марина. И не удержалась, съехидничала: – Может быть, он все-таки искал не меня, а леди Элинор?
– В таком случае он явился бы в образе рыцаря в латах, с опущенным забралом, с копьем и мечом, и конь его тоже был бы окован доспехами, – сухо ответила Урсула. – Нет, этот человек был одет в синий сюртук, обычную шляпу и простые башмаки. И лицо у него самое обыкновенное – молодое и некрасивое. А искал он именно вас. Правда, сначала он спросил лорда и леди Маккол. Глэдис сказала ему, что лорд Маккол уехал по делам к арендаторам, а леди Маккол вот она. И Глэдис указала на меня, а я как раз прогуливалась по саду. Неизвестный господин изумился и возразил, что ему нужна другая дама, молодая и красивая. Тогда Глэдис побежала за Джессикой. Пока ее не было, гость пытался загладить свою вину передо мной, уверяя, что стал плохо видеть от блеска солнца на морских волнах, от штормов, от ветров, от морской соли, от усталости…
– От… от морской соли, сказали вы? – с запинкой выговорила Марина.
– Ну да, – кивнула Урсула. – Он был так любезен и так страдал от своей невольной бестактности, что я простила его. Тем паче что он был прав, молодой и красивой меня не назовешь, – пробормотала дама, поднимая на Марину страдальческие глаза. – А ведь сэр Брайан когда-то называл меня первейшей красавицей…
Марина едва подавила желание прижать и утешить старую даму, как ребенка.
– А что было потом?
– Появилась мисс Ричардсон в сопровождении проныры Глэдис, и тут выяснилось, что и Джессика – совсем не та особа, к которой явился визитер. И он начал описывать: золотые волосы, глаза, как изумруды, алый, словно вишня, рот… Капитан Вильямс оказался настоящим поэтом!
