Девушка с зелеными глазами - О'Брайен Эдна (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
– Врешь, – сказала я.
– Конечно, вру, – ответила она. – В этом доме чашку чая можно получить или там глоточек выпивки?
В ружейном шкафу у нас лежала бутылка виски, но я не хотела открывать ее – в конце концов это же был не мой дом. Вернувшись, Юджин тоже не стал открывать ее, и вскоре Бэйба и Туша уехали разочарованные, главным образом, как мне показалось из-за того, что их не угостили выпивкой. Прежде чем уехать, Бэйба шепнула мне, что, как ей известно от ее матери, мой отец вскоре появится здесь вместе со священником нашего прихода. Я думала, что она просто болтает, но оказалось, что нет.
Отец прибыл как раз на следующий день. Мы были в кабинете и разговаривали со штукатуром, которого вызвали, чтобы привести в порядок потолок.
– Отец, отец, – сказала я в ужасе, увидев машину Феррета около дверей.
– Отойди от окна, – сказал Юджин.
– Что-то случилось? – спросил штукатур. Раздался стук.
Я помчалась сказать Анне, чтобы она ненароком не открыла. Мы заперли дверь черного хода.
Стук раздался снова, разносясь по всему дому. Собака зашлась лаем, а мое сердце бешено заколотилось. Все было как в тот раз.
– Кэтлин, Кэтлин, – зазвучал голос моего отца через щель почтового ящика. Я подбежала к Юджину и зашептала ему на ухо:
– Если он один, может быть, пустим его и поговорим? Голос отца, зовущего меня, вызывал у меня жалость. Юджин взял бинокль, чтобы рассмотреть, кто еще сидит в машине. Он шепнул мне:
– Там еще двое, один из них священник, насколько я могу судить по его манишке.
– Кэтлин, – взывал мой папаша и минуты две колотил в дверь не переставая. Хорошо еще, что у Юджина не было дверного звонка, а то бы мы точно оглохли.
– Я должен прекратить это, – сказал Юджин и, подойдя к двери, накинул цепочку, так чтобы она не могла открыться больше, чем на пару дюймов.
– Все, что вам угодно сообщить своей дочери, вы можете передать в письменном виде.
– Я хочу видеть ее, – настаивал отец.
Я стояла за дверью кабинета, мне было страшно, и я молилась. Штукатуру, наверное, показалось, что я собралась умирать. Цемент твердел, но начать работу мастер не мог, потому что Юджин не велел ему шевелиться.
– Ваша дочь не хочет видеть вас, – сказал Юджин. Эти слова, сказанные им очень категорично, прозвучали жестоко.
– Все, что я хочу, это сказать ей несколько слов. Со мной здесь священник, который знает ее с малолетства, он причащал ее. Никто не прикоснется к ней, – по звуку его голоса я понимала, что отец искренне озабочен и ему стыдно.
– Послушай, мистер Брэди, – начал Юджин, – я же связался с вами через моего адвоката и сообщил, что я не желаю видеть вас здесь, а также не хочу, чтобы попы вмешивались в мои личные дела. Я полагаю, что изъяснился достаточно ясно.
– Мы же не хотим никому вреда, – сказал отец с отчаянием в голосе.
– Вы нарушаете границы частных владений, – услышала я голос Юджина, ломая руки от стыда, – вашей дочери двадцать один год, и у нее есть право поступать, как ей хочется.
– Вы воображаете, что вы очень важный господин, – ответил мой отец, – но это наша страна, и вы не можете так просто приехать сюда, чтобы губить людей, предки которых веками жили на этой земле…
Тут голос отца стал тише, потому что Юджин захлопнул дверь. Отец сел в машину и смотрел, повернувшись, через заднее стекло до тех пор, пока машина не скрылась из виду.
Это было в субботу после полудня, и все время до вечера я плакала и ненавидела себя за то, что была столь жестока к моему отцу, Я не расчесывала волосы и старалась выглядеть, как можно хуже, чтобы Юджин осознал, как я себя чувствую.
– Я люблю, но я несчастна, – сказала я вслух самой себе. Юджин наклонился ко мне и произнес участливым тоном:
– Прими две таблетки аспирина.
– Ты отвезешь меня завтра к мессе? – спросила я, у меня сложилось такое впечатление, что я стала хуже оттого, что не была на мессе уже пять недель.
– Ну конечно, я отвезу тебя к мессе, – ответил он. Иногда он бывает совершенно непредсказуемым. Ты ждешь, что он откажет, а он внезапно говорит да.
– Ну конечно, я отвезу тебя к мессе, мой маленький бедненький голубочек, – сказал он, положив мне на плечо руку.
– Беда у тебя за плечиками, – пожалел он меня.
У меня были плечи, как у мамы, – покатые и слабые.
В местную церковь мы предусмотрительно не поехали, я была уверена, что ее священник заведет со мной ненужный разговор, потому что он уже прислал мне три письма. Мы поехали в другую деревню милях в восьми-девяти от нас. Церковь там была в современном бетонном здании, которое расположилось на крутой пригорке. Рядом со зданием была вывеска, на которой было написано, чьими усилиями и на какие средства была сооружена эта церковь. Несмотря на то, что был февраль, утро выдалось ясное, так иногда случается в Ирландии, погода как бы компенсирует людям недели и месяцы пасмурного неба и затяжных дождей. Юджин устроился на невысоком парапете напротив церкви, греясь на солнышке с газетой в руках. Внутри здания было безрадостно, свежеотштукатуренные стены не были еще окрашены, и в одном углу громоздились козлы.
Молитвенника у меня не было, только белые четки, которые я получила от монахини в монастыре, поэтому я стала истово молиться, перебирая их. Люди раздражали меня, их покашливание, жалкая одежда, кислый запах невымытых тел меня раздражали. Внезапно мне привиделось лицо Юджина, который, усмехаясь, говорил мне:
– Только очень самовлюбленные люди могут утверждать, что Иисус пришел на землю, чтобы спасти их лично. Христос это всего лишь эмансипация добра, идущая от всего человечества.
Я положила голову на спинку передней скамьи. Мне вспомнилось то время, когда я жила в монастыре и мечтала стать монахиней, а потом еще целую неделю я старалась приготовиться для стези страстотерпицы. И избрала своим подвигом для начала ношение мелких камушков в своих туфлях.
Проповедь была на тему милосердия и всепрощения, и, покидая церковь, я задумалась, а не слишком ли часто я злоупотребляю этим самым всепрощением. На минуту я даже забыла о Юджине и только когда услышала: «Понравилась тебе месса?» – с удивлением вспомнила, что он ждал меня.
Солнце светило мне в глаза, и я сказала:
– Ой, представляешь, я даже забыла, что ты ждешь меня, смешно, правда?
– Не думаю, чтобы это было особенно смешно, – ответил он, и я, чувствуя, что меня охватывает паника, подумала, что ведь я же обидела его и теперь он будет холоден со мной.
– Когда ты входишь туда, ты снова становишься девушкой из монастыря, – подчеркнул он.
Я вдруг подумала о том, что была похожа на ворону в моих черных туфлях без каблука и в черных чулках.
– Я никогда не была настоящей девушкой из монастыря, – ответила я, вспоминая, как Бэйба написала неприличное слово на пасхальной открытке, за что, собственно говоря, нас с ней и исключили.
– Не понимаю, как это у тебя получается, – начал он, намекая на лицемерие, – как тебе удается вести двойную жизнь?
Он кивнул головой в направлении церкви и продолжил:
– Там ты погружаешься во все это – распятия, ад, окровавленный терновый венец, а тут вот я сижу и жду тебя, читая об атомных бомбах, а ты спрашиваешь, кто я такой?
Он потрепал мой подбородок двумя пальцами:
– Кто ты и что ты делаешь в моей жизни?
Он смеялся, когда говорил все это, но мне все равно не нравилось то, что он говорил. Я повесила голову, и он понял, что я чувствую. Перепрыгнув через стенку, он оторвал ветку от каштана и протянул мне, сгибаясь в глубоком поклоне.
– Разве Бог или «Новый государственный деятель» могут объединить мужчину и женщину? – спросил он и поднес ветку так близко к моему лицу, что я почувствовала запах набухшей почки. Потом он поцеловал меня в щеку, мы сели в машину и отправились домой.
– Ты ведь не станешь теперь дуться на меня всю оставшуюся жизнь, правда, милая? – сказал он, когда мы проезжали через тянувшиеся вдоль дороги ряды зимних изгородей. Солнце сияло ярко, и старухи и дети, все те, кто был либо слишком стар, либо слишком молод для того, чтобы слушать исповедь, грелись в теплых лучах и махали нам вслед. Дети были в лучшей своей одежде, и мне запомнилось розовое личико девочки-альбиноски, которая устроилась на низеньком, выбеленном дождями столбике, болтая своими ножками, обутыми в маленькие лаковые ботиночки с серебряными пряжками. И я вдруг подумала, что это почему-то очень важно для меня и что я запомню эту девочку на всю жизнь, и помахала ей, а потом ответила Юджину:
