На сердце без тебя метель... (СИ) - Струк Марина (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Вы понимать, что она выбросить все вон, да? Но если нет, это остановить рвота. Успокоить der Magen… м-м-м… живот, — приговаривал доктор. — Давать пить. Много. Нет вода — умереть.
На рассвете у Лизы снова начались судороги, но в этот раз Вогель только отдал распоряжения из соседней комнаты, не желая отходить от другой больной, которой стало намного хуже. Растерянному от собственной беспомощности Александру пришлось самому сдерживать Лизу во время приступа, который вырвал ее из сонного состояния. И, видимо, в этот раз боль чувствовалась еще сильнее, потому что сухие рыдания, рвавшие грудь Лизы, стали громче, дыхание более хриплым и тяжелым, а тело выгибалось все чаще и резче.
— Мне больно… больно… так больно, — повторяла Лиза, как заведенная.
Александру только и оставалось, что приподнять ее в кровати и прижать к себе, успокаивающе шепча что-то прямо в ухо, пока Платон удерживал ее ноги. Им казалось, что, обездвижив члены, они уймут ужасные судороги и хоть как-то облегчат ее страдания.
Александр не выпустил Лизу из своих рук, даже когда приступ прошел, а она безвольной куклой поникла у него груди. За прошедшие сутки кожа ее стала только бледнее, а под глазами залегли синие тени, выдавая тяжесть болезни. Пульс едва прощупывался в тонких ниточках вен на запястье. И именно тогда, на рассвете второго дня, Александр почувствовал, что его уверенность в счастливом исходе стремительно тает. Особенно, когда в спальню заглянул Платон, посланный за подогретым вином, чтобы хотя бы немного восстановить силы Лизы.
— Дохтур просит отца Феодора. Мне сходить? — спросил старый слуга у Александра и, будто прочитав его мысли, добавил: — Не для барышни. Для Мелаши. Кончается та…
Меланья умерла около полудня, когда за окном уже вовсю светило яркое летнее солнце. Отходила тяжело. В отличие от Лизы, она до последних минут пребывала в полном сознании и чувствовала не только приближающуюся смерть, но и всю боль, с которой холера вгрызалась в ее тело. Только после самого последнего приступа Мелаша впала в беспамятство, а спустя некоторое время ее хриплое дыхание затихло.
— Есть еще больной? — обеспокоенно спросил Вогель. Убедившись, что пульс Мелаши не прощупывается, а зеркало не запотевает от дыхания, он отошел от умершей к Александру и отцу Феодору, наблюдавшим за его действиями.
— Насколько мне известно, пока никто не выказывал жалоб, — ответил иерей. — Но вы же знаете крестьян, они до последнего не скажут правды…
— Надо сказать власть! — решительно заявил доктор. — Второй больной. Первая смерть. Das ist die Seuche[364]. Надо сказать власть!
— Нет, — решительно отмел его доводы Александр, старательно пряча в глубине сознания услышанное про «первую смерть». — Мы не будем сообщать в уезд. Две больные — это еще не признак эпидемии. Будет больше — всенепременно уведомим. Пока же будем хранить молчание.
— О смерти несчастной все едино узнают, — возразил отец Феодор. — Кто-то же должен подготовить ее к погребению, как полагается.
— Мы никого сюда не пустим. Никто не подойдет к покойнице. Неужто не понимаешь, что так заразу можно разнести по всей округе? И тебя это тоже касается, отче, — резко заметил Александр. Его нервы были натянуты до предела. Да, Лиза немного затихла, а ее желудок задержал воду и вино уже на несколько часов, но… Нынче ему хотелось думать только о том, как вырвать ее из рук смерти, что уже шагнула в этот дом, а не обсуждать то, что его не касалось.
Но, встретившись взглядом с отцом Феодором, он устыдился своих мыслей. Меланья была его крепостной. Ему полагалось позаботится о ее похоронах, раз уж не сумел сохранить ей жизнь. Однако пустить сюда кого-либо на возможную смерть он не желал.
— Я подготовлю Меланью к погребению, — отозвался от дверей Платон.
Александр не удивился его словам. Его верный слуга хоть и стоял выше остальных дворовых, знал всех девок, прислуживающих в имении, и по-отечески опекал их. Бывший солдат, он не имел своих детей — барин стал для него сыном, а сенные девушки заменили дочерей.
— Мыслимо ли?.. — вырвалось у Александра, в первые секунды невольно возмутившегося непристойности сего действа. Бабское ведь дело — обмывать покойницу… А потом умолк, понимая, что сейчас не тот случай, чтобы думать о приличиях.
Также он ответил и отцу Феодору, когда тот заговорил о положении Лизы.
— Ты обязан подумать об ее честном имени, — настаивал иерей, по старой памяти перейдя на «ты». — Она должна быть выше любых подозрений как при жизни, так и… случись… Я не желал бы, чтобы после ее смерти говорили… Перед Ним мы все равны, но пред…
— Перестань! Не желаю слышать об этом! — оборвал его Александр.
Он действительно не мог даже думать о том, как и прислушиваться к хриплому дыханию, доносившемуся из соседней спальни.
— Но ты должен! Должен, понимаешь? — воскликнул отец Феодор, но тут же опомнился и снова перешел на официоз, полагавшийся им по статусу. — Я прошу, ваше сиятельство, дозвольте мне соборовать Лизавету Петровну. Дозвольте помочь ей…
— Помоги, — согласился вдруг Александр. Он поспешно отвернулся от окна, когда увидел, что лакеи принесли на двор простой, грубо склоченный местным столяром гроб. В таких обычно хоронили крестьян на деревенском кладбище.
— Помолись, чтобы Бог помог ей. Попроси его.
Впервые за долгое время это было сказано без иронии. Сейчас, когда на крыльце стоял гроб… думалось об одном, лишь бы не стряслось ничего худого…
— Я построю большую церковь, — лихорадочно заговорил Александр, снова теряя самообладание. — Пригласим для росписи самых лучших учеников Академии из столицы. Куплю самую лучшую утварь, все что нужно. Только пусть она выправится! Попроси его!
— Храм Божий — не предмет торговли, — с укоризной заметил отец Феодор после короткой паузы. — Не надобно мне храма за молитвы. Я и без них молю за нее. Да и молитвы без воздаяния должны быть. От сердца, от души, а не на потребу. Его милость не купить, ее вымолить надо. Молитесь, просите — Он не оставит…
— Когда и кому молитва помогала? — вспылил Александр, осознавая при том, что священник прав. Бог — не доктор, Его не купить. Ему нечего посулить за милость. А молитвы напрасны, потому как Бог, судя по всему, глух к мольбам, или избирателен, что ближе к правде.
— Дозвольте мне соборовать Лизавету Петровну, ваше сиятельство, — повторил отец Феодор, понимая бесполезность спора. — Дозвольте призвать благодать Божию. Ради Лизаветы Петровны. В ней всегда вера была сильна. В вере искала утешения и искупления грехам своим. Дозвольте помочь ей покаяться в совершенном, душу очистить.
Александр был не дурак. Он тотчас же разгадал, о чем говорит иерей. Отец Феодор знал, знал обо всем, что творилось в Заозерном более года назад, потому и говорил о грехах так уверенно.
— Она по батюшке не Петровна, — зачем-то уточнил Александр и отошел от окна, сам не понимая, как ему поступить.
Отец Феодор прав. Сотни раз прав. Но позволить провести исповедь и соборование означало признать, что Лиза умирает. Неважно, когда это случится — через час или через день, но это случится. А Александр не мог потерять ее вот так. Навсегда. И жить дальше, зная, что ее больше нет на земле, что она не дышит с ним одним воздухом, не видит того же солнца и неба, зная, что она обратилась в прах… Это ощущалось намного тяжелее, чем когда она сбежала. Тогда, по крайней мере, она была жива.
— Хорошо, — произнес Александр после некоторых раздумий, когда отец Феодор, устав ждать ответа, решил было выйти из комнаты. — Я позволю тебе провести соборование. Ради нее. Но при одном условии — ты обвенчаешь меня с ней. Сегодня же.
— Это невозможно! — в изумлении воскликнул иерей. — Венчание нельзя провести вне стен храма Божьего.
— Тогда все свершится в храме.
— Она не в том состоянии, чтобы принять венцы! Даже подтвердить намерение не сможет!
— Исповедь ведь тоже при ясном уме должна быть. Поправь меня, коли не так. Ты обвенчаешь нас, или я не допущу тебя сюда.
