Прощение - Спенсер Лавирль (серия книг .TXT) 📗
— Мне было так одиноко в моем доме. Надеюсь, вы не против, что я пришел, не предупредив.
— Нет, нисколько.
— Можно войти?
— Сары нет дома. Они с Ноа пошли в свой будущий дом, чтобы немного прибраться.
— Может, пойдем погуляем?
«Погулять?!» Это будет поистине боевой день для миссис Раундтри, когда она узнает, что бывшая проститутка Ив провела часть воскресного дня, прогуливаясь с новым священником городской церкви.
— Прекрасный денек! — Он сощурился от солнца. — Настоящая весна. Мне кажется, я слышал крики квакш у ручья.
Он посмотрел на нее с обезоруживающей улыбкой.
— Нет, гулять не пойдем, — ответила она.
— Почему?
— Вам не следует этого делать.
— Разрешите мне судить о том, что следует и чего не следует мне делать.
— Пожалуйста, преподобный Матесон. Я не могу идти гулять с вами.
— Это потому, что вы работали у Розы?
Адди побледнела, застыв, чувствуя, что бледность сменяется ярким румянцем. Она не знала, как ответить. Бертл Матесон положил руки на бедра и поставил одну ногу на порог.
— Я кое-что выяснил вчера после ваших слов.
— Тогда вы понимаете, насколько неуместным будет наше появление вместе.
— Вовсе нет, «Не судите, да не судимы будете».
Она с изумлением посмотрела на него долгим взглядом.
— Вы сумасшедший, — прошептала она.
— Я считаю, что вы очень красивая женщина, Аделаида Меррит. Вы одиноки, и я одинок. Сегодня прекрасный весенний день, и мне очень хочется пригласить вас на прогулку. Разве это сумасшествие?
Она уставилась на него, онемев. Она давно уже не считала себя хорошенькой. Когда она смотрелась в зеркало, она видела бывшую проститутку, толстую, со стрижеными под мальчика волосами, еще не совсем светлыми и с сединой, одетую в простое платье с высоким воротником, которая не могла сделать так, чтобы любимый ею мужчина предложил ей выйти за него замуж.
Бертл Матесон же видел женщину, лицо которой обрамляли слегка вьющиеся белокурые волосы, как у девочки. Он видел женщину, которая четыре месяца ела приготовленные ею самой ужасные на вкус блюда, похудела от этого и стала изящной. Он видел гладкую, нежную кожу и ясные глаза, выражающие удивление по поводу того, что он находит ее привлекательной. И это последнее ему нравилось не меньше, чем ее красота.
— Просто погуляем, — настаивал он. Они пошли в сторону от города вдоль ручья к лесу, через холмы и вдоль потоков, взбухших от таявшего снега, по берегам которых гнездились зверьки и птицы и стояли ивы, чьи ветви, нависшие над водой, казались ярко-красными, готовясь одеться листьями. Они говорили о городе и его людях, о рождественском концерте, о Саре и Ноа и трудном начале их романа, о природе и о том, появится ли в этом году форель в горных потоках. Они посидели на глыбе песчаника, греясь на мягком послеполуденном солнце, и смотрели, как дрозд добывает себе пищу.
— Расскажите мне о мистере Бейсинджере, сопровождавшем вас в церковь сегодня утром, — попросил Бертл.
Она объяснила, что Роберт старый друг еще с тех времен, когда она жила дома, и что она любит его с детства.
Бертл долго молчал. Где-то в ветвях, позади них, зашуршал бурундук.
— Ну что же, — произнес священник. — Теперь я знаю, на что мне рассчитывать.
Тем временем Ноа и Сара занимались домом, где им предстояло жить после женитьбы. Во дворе Ноа чистил печную трубу, а на него, склонив голову, с любопытством глядела сорока, которая вдруг резко взлетела, мелькнув белым брюшком, и села там, откуда можно было лучше за ним наблюдать. Сара только что окончила мыть окно на втором этаже. Облокотившись на подоконник, она тоже глядела на Ноа. На ней была коричневая миткалевая юбка, белая блузка с закатанными рукавами и фартук с нагрудником.
Ноа присел на корточках и посмотрел вверх.
— Ты уже закончила?
— Окна вымыла. Но мне бы хотелось заняться матрацем.
— Подожди, пока я почищу трубу. Я к тебе сразу поднимусь.
Он продолжал возиться с трубой, а Сара осталась у открытого окна, греясь на солнце и глядя на сороку, к которой присоединилась еще одна. Казалось, птицы тоже чувствовали ароматы весны, поднимавшиеся от земли. Сара глядела вдаль, туда, где стояли ивы, на ветвях которых набухали почки. Она перевела взгляд на Ноа, на его темно-русую голову и мускулистые плечи, двигавшиеся в унисон с руками, когда он орудовал щеткой. Закончив, он поднял трубу, посмотрел внутрь и положил на землю. Потом поднялся, вымыл руки над эмалированным ведром, вытер их тряпкой, которую вынул из заднего кармана брюк, и вошел в дом.
Она услышала его шаги на лестнице и отошла от окна.
— Вот и я, — объявил он, входя в комнату. — Ну, давай перевернем этот матрац. — Он втиснулся между кроватью и стеной, и они вместе перевернули и сложили матрац.
— Тяжелый, прямо как большой мешок с овсом, — заметил он.
— Он на вате, — объяснила Сара, наклонившись, чтобы взбить матрац и расправить в тех местах, где виднелись следы от веревок на бело-голубом тиковом чехле.
Ноа стоял у спинки кровати, позади нее.
— Нам также потребуются простыни и одеяла.
— Я это возьму на себя. — Сара продолжала взбивать матрац.
— И подушки.
— Будут и подушки.
Он пристально смотрел на ее спину. Она так энергично взбивала матрац, что юбки ее ходили ходуном.
— И покрывало.
Она оглянулась через плечо и быстро выпрямилась.
— Ноа! — упрекнула она. Он ухмыльнулся.
— А с другой стороны, кому нужны простыни, одеяла и подушки сейчас?
В мгновение ока она оказалась под ним, лежащей на спине на матраце. Вокруг в солнечных лучах плясали пылинки. Снаружи тараторили сороки, в доме же стояла тишина. Глаза его потемнели, в них горел лукавый огонек, который погас и уступил место другому огню. Он привстал на локтях, вглядываясь в ее лицо.
— Но, Ноа, мы…
— Не надо, Сара, не говори ничего. Я знаю, что можно и чего нельзя…
Он склонился и поцеловал ее, сначала легко, как бы небрежно. Потом поднял голову и посмотрел ей в глаза. Склонившись снова, он целовал, играя ее губами, сначала целуя верхнюю, потом нижнюю, щекоча их усами и усиливая страстное нетерпение,
