На сердце без тебя метель... (СИ) - Струк Марина (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Перенесите меня в мои покои и помогите с туалетом!
— Я бы попросил вас… — начал доктор, но тут же осекся под властным взглядом графа.
Лакеи проворно подхватили Дмитриевского под руки, ведь из-за слабости самостоятельно идти он не мог, и помогли перейти в графскую половину. Там его быстро вымыли, начисто выбрили и помогли облачиться в домашнее платье. Доктор все это время так обеспокоенно наблюдал за этими процедурами, что Александра так и подмывало отправить его восвояси. Не было нужды столь пристально смотреть за ним, ведь с каждой минутой он действительно чувствовал себя все лучше, хотя голова отчего-то по-прежнему была как шальная. Как в прежние дни, после бурных пирушек с полковыми друзьями.
Наконец, когда Александр нашел сносным свой внешний вид и был готов к визиту, он распорядился пригласить в покои свою невесту.
— Передайте мадам Вдовиной, что я прошу… — тут он запнулся, словно ему было тяжело произнести следующие слова: — Что я умоляю ее позволить Елизавете Петровне навестить меня в моих покоях. Тревожиться за честь моей невесты нет нужды. Господин Журовский будет тому порукой, как и мое бессилье после продолжительной болезни.
— Я не думаю… — снова попытался возразить Дмитриевскому доктор, но Александр одним взглядом остановил его и только повторил свою просьбу побледневшему дворецкому.
Камердинер Платон, поправлявший в это время плед, которым укрыли сидевшего в кресле барина, вздрогнул и засуетился пуще прежнего. Странное поведение слуги не укрылось от Александра, в голове которого почему-то тут же замелькали обрывочные видения.
Темно-красная глубина вина в бокале. Тихий голос Лизы, начисто лишенный каких-либо эмоций и чувств. Прикосновения и поцелуи, при воспоминании о которых потеплело в груди. И странное ощущение чего-то необратимого, по-прежнему скрытого за непроницаемой стеной, которой была частично окружена его память…
— Она больна, как был болен я? — Осознание того, что они оба пили вино, в которое, как он догадывался, была подмешана отрава, ударило наотмашь. Даже руки затряслись (впоследствии, Александр уверял себя, что все это лишь от слабости после болезни). — Она… как она?..
— Когда я видел ее в последний раз, mademoiselle находилась в полном здравии, — поспешил заверить его Журовский. — Поверьте мне…
— Вы сказали, что это яд! — резко перебил его Дмитриевский. — Мы пили одно и то же вино. И ежели в моем бокале была отрава, то… Я хочу ее видеть. Немедля. Немедля!
— Это невозможно, — возразил ему Журовский, до смерти желавший в эту минуту оказаться, где угодно, лишь бы не в этой комнате.
Его отказ будто подбросил Дмитриевского из кресла — так стремительно он вдруг вскочил на ноги. И конечно, тотчас же пошатнулся. Пришлось опереться на своего старого слугу, который тут же подставил плечо.
— Что вы делаете, ваше сиятельство? Я поступил неразумно, позволив вам покинуть постель! При вашем нынешнем состоянии!.. — пытался усмирить своего непокорного пациента доктор. И только прочитав в глазах Александра, что тот сейчас не намерен никого слушать, пока не получит желаемое, Журовский все-таки решился открыть ему все — отрывистыми, короткими фразами. Будто каждое слово причиняло ему боль.
— Mademoiselle не может прийти сюда. Потому что ее нет в имении. Она уехала в ночь пятницы. Мне жаль…
И память тотчас не преминула ударить шепотом из прошлого, полным сдавленных рыданий: «Мне жаль… мне так жаль… Когда-нибудь ты поймешь меня». И ее глаза, полные страха и раскаяния, когда дурман стал захватывать в плен его разум и тело. Ее удивительные глаза…
— Оставьте свою жалость при себе! — аккуратно опускаясь в кресло, бросил Александр. Платон поспешил поднять соскользнувший на пол плед и снова закутал от сквозняка своего барина, пытаясь не встречаться с ним глазами. — Подите все вон! Все! Даже вы, господин Журовский, прошу вас. Я позвоню, ежели мне что-нибудь понадобится.
Никто не ослушался его приказа. Даже доктор подавил в себе протест, решив, что все равно будет поблизости и в случае необходимости сможет оказать помощь. Уже за дверью Журовский вдруг почувствовал невероятную усталость. Но несмотря на желание последовать совету дворецкого и пойти отдохнуть в отведенную ему комнату, он поспешил в малую гостиную, где его ожидали с большим с нетерпением.
Старая тетка графа все это время держалась на удивление молодцом. Верно, причиной тому было присутствие подле нее младшего племянника, который пожаловал в Заозерное к свадьбе. Когда Журовский зашел в гостиную, Пульхерия Александровна сидела одна, задумчиво наблюдая за игрой огня в камине.
— Василь сызнова отъехал из имения. Ни минуты покоя. Все в розысках. Никак не может поверить в случившееся, — объяснила она доктору после того, как он подробно рассказал ей о состоянии графа. Ему показалось, что у старушки даже морщинки на лице немного разгладились при известии, что племянник идет на поправку и жизни его более ничто не угрожает.
— Вы сказали Александру Николаевичу о том, что?.. — Пульхерия Александровна не договорила, но доктор понял ее и признался, что вынужден был сделать это под давлением графа.
Журовский попросил старушку обнажить запястье, чтобы проверить ее сердечный ритм, а после при необходимости дать лекарство. Та с готовностью протянула руку и чуть склонилась к нему. Смесь запаха розового масла и спиртного тут же ударила доктору в нос.
— Mon pauvre garçon! — запричитала тем временем Пульхерия Александровна. — Я до сей минуты никак не могу понять, почему так вышло? Как? Отчего? Он был так счастлив! О, quel scandale! И сызнова наше имя у всех на устах! И сызнова ему боль сердечная! Когда же будет покой в доме? И Василь словно сошел с ума… Все ищет и ищет этих Вдовиных. И с Борисом Григорьевичем ругается. Страшно ругается! Тот все в уезд порывался послать за властями, говорит, что дело нечистое — и Вдовины сбежали, и Alexandre захворал… А вы что думаете, доктор?
— Я думаю, вам сейчас не мешало бы вздремнуть, моя дорогая Пульхерия Александровна, — задумчиво проговорил Журовский, стараясь не выдать своего волнения при известии, что графский управитель полон подозрений. А еще ему не нравилось, что старушка злоупотребляет вишневой настойкой. При случае непременно нужно обсудить это с графом или с его кузеном.
Но шанс переговорить о здоровье старой тетушки Дмитриевских представился Журовскому только спустя несколько месяцев. А тогда, в мае 1829 года, ему удалось еще раз увидеть графа лишь мельком, когда тем же вечером его вызвали в библиотеку. К удивлению доктора, Александр выглядел совершенно оправившимся, будто и не лежал в забытьи еще этим утром. Только бледность лица на фоне темной ткани сюртука и тени под глазами выдавали его недомогание.
— Я благодарен вам, господин Журовский, за ваши хлопоты о моей персоне и уже распорядился об оплате по вашему счету и даже сверх того. Борис Григорьевич позаботится о том, как обычно.
Сидя в кресле с высокой спинкой, граф держался подчеркнуто холодно, даже воздух вокруг него показался Журовскому ледяным. И от этого доктору стало так неуютно в этой богато обставленной комнате, что он был даже благодарен Головнину, когда тот, стоя у окна и задумчиво вглядываясь в темноту, нарушил повисшую паузу:
— Счет присылайте ко мне. И ежели у вас будут какие-либо просьбы, то смело обращайтесь к его сиятельству.
Дмитриевский при этих словах согласно кивнул и слегка нетерпеливо проговорил:
— Я вас более не задерживаю, господин Журовский. Желаете ехать сейчас, вам приготовят коляску. А ежели решите обождать до утра, комната по-прежнему в вашем распоряжении.
Получив заверения, что в случае нужды за ним пошлют тотчас же и, убедившись с позволения графа, что тот определенно идет на поправку, доктор поспешил откланяться. Но у самой двери остановился. Ему вдруг вспомнились полные тревоги, умоляющие глаза, тонкие пальцы, судорожно сжимающие рукав его сюртука, и он неожиданно для самого себя произнес:
