Работа для рыжих - Фирсанова Юлия Алексеевна (бесплатные версии книг txt) 📗
— Недоучка, — мрачно проронил Киз, совершенно не оценивший прелестей оттенка.
— Без квитанции никакие претензии к химчистке не принимаются. И вообще, я не волшебник, я только учусь, и кое-кого лечить не набивалась, сам просил и теперь вместо «спасибо» разбор полетов устраивает. В следующий раз, прежде чем вмешиваться, я с тебя расписку брать буду об отсутствии претензий! — спокойно ответила я критику и, не удержавшись, прыснула: так ярко нарисовалась мне картинка возможного «следующего раза».
Именно ее я и не преминула расписать возмущенному Фалю, собравшемуся высказать и выказать Кизу все, что думает о его привередливой светлости. Лучше пусть малыш смеется, чем чего-нибудь эдакого колданет, вон как пыльца на крылышках заблестела.
А представился мне киллер, висящий над пропастью и пытающийся высвободить одну судорожно сжатую на жалком кустике травы руку, чтобы поставить автограф под соглашением об оказании помощи. Я же все не торопилась втягивать бедолагу в свои дела, то один пункт переделывала, то другой. Гиз, неодобрительно косившийся на брата, но не желавший затевать прилюдных разборок, усмехнулся. Я ответила ему улыбкой и зевнула. Долго злиться — только свои нервы трепать, к тому же злиться на правду — вообще себя не уважать. Да, я еще не слишком хорошо с рунами обращаться умела. Но так ведь опыт, он сын ошибок трудных, а я рисковать, чтобы не страдали те, на ком новое пробую, никогда не хотела без крайней нужды.
Зевок у меня вышел заразительно-сладким, никакой смех не переплюнет. Фаль тоже раззевался как лягушонок, широко распахивая ротик. Наверное, в сильфовых списках хороших манер обязательного закрывания рта ладошкой не значилось. Пусть зевает, в самом деле, пора на боковую. Ничем другим все равно не займешься.
ГЛАВА 15
Проверки на вшивость, или О пользе откровенности
— Мне погулять? — безразлично уточнил Киз.
— Нет, — отозвался Гиз, может быть, слишком резко (только из-за этой резкости до меня дошло, что именно предложил брат моего киллера) и огрызнулся: — Не хочу, чтобы ты в лесу ночевал.
В лесу? Это Гиз, пожалуй, преувеличил, Но лучше уж в самом деле спать, чем знать, что вредный Киз «гуляет» по лесу, ожидая условного сигнала к возвращению и точно понимает, по какой причине он там гуляет. Вот будет у нас в следующий раз отдельная комната, тогда и…
— Уи-и-и, хр-хр-хр! — донесся из-за дома возмущенный хрюковизг. Где-то там располагались хозяйственные постройки типа курятника и конюшни.
Мы, позабыв про пререкания, завернули за угол и уставились на картинку, достойную циркового представления: Каллий отмахивался хворостинкой от наседающей на него свинки-оборотня. Та была в жуткой ярости, скалила клычки, вздымала дыбом щетинку и рыла копытцами утрамбованную землю подворья. Мальчишка забрался с ногами на завалинку и совершенно очевидно перепугался.
— Что за шум, а драки нет? — вопросила я, на всякий случай оглядываясь, нет ли поблизости каких-нибудь змей, пауков и прочих небезопасных звериков, которых не зазорно пугаться. Габариты — это еще не все, что включается в понятие «ударная мощь». Взять хотя бы тех же пчел и мою аллергию.
— Ваша свинья! Я ее, кори, в хлев загнать хотел, только хворостинкой тронул, а она вот… Взбесилась она, кори! Точно взбесилась, папка рассказывал, видал такое!
— Бедняжка всего лишь обиделась, клинически бешеных, таких, чтобы с белой пеной вокруг рта и водобоязнью, у нас нет, — поспешила успокоить я паникующего паренька и, переключившись на хавронью, легонько шлепнула ее по розовой попке:
— Не терроризируй мальчика, он не знает, с кем имеет дело.
Свинка презрительно хрюкнула и демонстративно повернулась к Каллию спиной. Только что как бегемот хвостовым пропеллером не поработала, размечая территорию. Пацан, не будь дурак, тут же слинял с горизонта. Поворот на сто восемьдесят градусов о четырех копытах закончился в замедленном темпе. Наша капризная дамочка резко урезала марш, когда в прицел запрокинутого к небу пятачка попал товарищ, который не совсем, или совсем, или далеко не всем (нужное подчеркнуть) товарищ, Киз.
Артаксарская мода, вероятно, еще не знала мелирования и тонирования волос, и свинка была сражена наповал розоватым отливом темной шевелюры киллера.
Между прочим, не раз замечала, насколько неравнодушны к розовому цвету многие особы женского полу, правда, сама всегда предпочитала зеленый и коричневый. А розовый… Даже в детстве больше любила голубой. Когда идет в садик с мамой за руку эдакое розово-кружавчатое чудо в бантиках — это мило, но, когда в костюм поросячьего цвета затянуты необъятные телеса дамы давно уже небальзаковского возраста, — могу только крепко зажмуриться и подождать, пока несчастная отойдет подальше. Ну да ладно, на вкус и цвет друзей нет. Если человек счастлив, нося розовое, и ему в нем комфортно (может, детство безоблачное вспоминается), только порадуюсь за такого, а сама немного потерплю, в крайнем случае, с закрытыми глазами. Но вернемся к нашей парнокопытной любительнице рассветных тонов.
— Вот видишь, у тебя теперь не прическа, а сплошная красота, дама оценила, ты же все критикуешь! — укорила я Киза тоном никем не понятого дизайнера.
— Хочешь сказать, я тебя благодарить должен, коль свиньи проходу не дают? — скривился киллер и, не дожидаясь ответа, ушел в дом.
Свинка обиженно хрюкнула и опустила ушки, явственно приуныв. Весь боевой задор, с каким она изводила Каллия, испарился без следа. А какой девушке приятно, если ее свиньей обзывают? Даже если ты свинья, все равно неприятно, ведь в душе ты очаровательное юное создание, которым должны восхищаться кавалеры.
— Не переживай, будет и на твоей улице праздник, — подбодрила я самозаколдованную бедняжку. — Мы тебя так причешем и приоденем, что он глаз не оторвет. Вот тогда ты станешь кривиться да отворачиваться от всяких двуногих ослов! Потерпи чуток и подумай получше, где прилечь хочешь.
Соглашаясь с моим предложением, чуток приободрившаяся девчушка-оборотень затрусила в сторону дома. В комнате для постояльцев имелось четыре относительно комфортные кровати, но свинка выбрала цветастый половичок у свободной. Вздохнула еще разок и прикрыла глаза. Мы все тоже мешкать не стали, пожелали доброй ночи хозяевам и легли.
Какие бы приключения ни готовил день грядущий, встречать их лучше на свежую голову. Лучше встать завтра пораньше, пока всех червяков не разобрали.
Фигурально, разумеется, выражаясь: в отличие от экстремалов из каких-нибудь передач «на выживание», я никогда не ела червяков любой стадии кулинарной готовности. И глотать их не собиралась ни в гурманских целях, ни ради расширения пищевого кругозора, ни на спор, который, как водится, может служить мощнейшим стимулом любой авантюры. Единственные червяки, которых я признавала, водились в огромной коробке мармелада, подаренной Галке на день рождения каким-то шутником-воздыхателем. Подруга моя боялась не только бабочек, но и гусениц, червяки проходили по тому же разделу, потому коробка с цветными мармеладками некондиционной формы едва не отправилась в мусорное ведро. Я спасла бедняжку в последний момент и лопала огромную червячную бадейку около месяца. Очень хорошие червяки попались, даже засохнуть не успели!
Сон на этот раз не накинулся на меня диким зверем, а аккуратно покачивал на волнах дремы. Я спала и совершенно точно понимала, что сплю, только помимо основного занятия — сна — еще какой-то частью себя осознавала все происходящее в комнате. Или я спала и мне снилось, что я все чувствую, слышу и понимаю. Слышала, как громко сказал что-то за стенкой Каллий и как шикнули на него родители, потом надолго воцарилась относительная тишина без храпа, только иногда тонко-тонко посвистывал Фаль, устроившийся у самого моего уха, и чуть взвизгивала во сне устроившаяся на полу свинка. А потом заговорил Гиз, и обращался к брату так, будто совсем не спал и знал, что тот тоже не спит. А может, они проснулись одновременно?