Божественные «кошмары», или живая легенда (СИ) - Фирсанова Юлия Алексеевна (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Божественные «кошмары», или живая легенда (СИ) - Фирсанова Юлия Алексеевна (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗 краткое содержание
Мир Лоуленда, где рождаются, взрослеют и правят боги, чуждый и непривычный для человека. Но в этом и притягательность и страх — хоть одним глазком, а заглянуть за грань обыденного. Расслабьтесь, сумасшедшая семейка короля Лимбера до вас не дотянется, просто следите за царящим там бедламом.
Божественные «кошмары», или живая легенда (СИ) читать онлайн бесплатно
Юлия Фирсанова
Божественные кошмары, или живая легенда
Книга 10 цикла 'Джокеры — Карты Творца'.
Традиционно напоминаю:
1. В ЭТОМ РОМАНЕ НЕТ НИ ОДНОГО ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО ГЕРОЯ.
2. БЛЮСТИТЕЛЯМ НРАВСТВЕННОСТИ ЧИТАТЬ НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ
Пролог. Богиня и Жнец. Разговор по душам
(Философский и скучный пролог, к прочтению не обязательный. Действие начинается с первой главы).
Огонь. Есть в языках пламени какая-то первобытная власть, подчиняющая, манящая, завораживающая не только смертных, но и богов. Вечный танец, длящийся с начала времен, влекущий и пугающий одновременно, такой постоянный в своей изменчивости. Согревающий, обжигающий, живительный и губительный, как каждое истинное чувство, глубоко трогающее душу.
Богиня Любви, принцесса Элия сидела в одиночестве, наблюдая из-под полусомкнутых длинных ресниц за танцующим в плену каминной решетки огнем, своим тезкой. Альдена, искаженное староджарское Альда, то есть 'пламя' на языке темных вампиров, слово, означающее и всепоглощающую страсть, и грозный огонь, имя, доставшееся богине в наследство от матери.
Мягкое, глубокое кресло, запросто способное вместить и какого-нибудь здоровяка-великана, вроде брата Кэлера, нежило богиню в бархатных объятиях. Скинув туфельки на высоченном, остром, как спица, так волнующем кузена Лейма, каблуке и безразлично смяв длинный подол роскошного платья, чей цвет балансировал между черным и сталью, женщина поджала ноги и машинально перебирала кончиками пальцев звенья черненого серебряного браслета на узком запястье. Дорогая заколка с россыпью бриллиантов, сверкающих как звезды в темном серебре, была отброшена на низкий стол рядом, медовые волосы небрежно рассыпались по спинке кресла волной, тонко благоухающей персиком, свежестью и розами альтависте.
Семейный Совет на Олонезе завершился. Буйные родственники снова умчались в миры или остались гулять на очередном из бесконечных городских праздников. Зиф — сильф-мажордом, ворча что-то деловито-укоризненное под нос, принялся наводить порядок в ставшем подозрительно пустым доме, а Элия смогла передохнуть. Из массы изящных, приятных глазу комнат, богиня выбрала именно эту с камином и старинной, почти безыскусной и тяжелой, потемневшей от времени мебелью, внушающей покой одним своим основательным видом, создающим иллюзию защиты и постоянства.
Легчайший шорох у закрытых дверей отвлек ее от тщетной попытки расслабиться. Принцесса повернула голову к закутанной в теневой плащ, словно сотканной из тумана фигуре и, почти не удивившись, кивнула с толикой намека на иронию:
— Дядюшка-жнец.
— Не помешал, девочка? — принц Моувэлль, официально признанный покойным всеми инстанциями Лоуленда, а на деле оставивший семью ради высшего долга служения Силам Равновесия и Творцу прошел вперед к камину и встал у массивной фигурной решетки, обратив лицо к огню.
— О, ничем противозаконным, а тем более нарушающим Равновесие Вселенной, я не занималась, даже не жгла переписки, компрометирующей мое доброе имя, — тень улыбки скользнула по губам богини, привычно ушедшей от настоящего ответа.
— Я ненадолго, — извинился все превосходно понявший мужчина. Он не позабыл правил старой и любимой игры. — Хотел лишь сказать тебе спасибо, племянница. Впервые за многие годы я чувствовал себя на своем месте среди семьи. Не думал, что мне настолько этого не хватало. Пусть даже мы рядом лишь ради миссии сбора великой Колоды Джокеров, назначенной Творцом, но и это неслыханная роскошь, о которой я не смел и мечтать.
— Ну, если эта миссия назначена ИМ, значит и спасибо не по адресу, дядюшка, — задумчиво заметила богиня.
— Если б ты не притащила меня сюда, точно упрямого мула, никто другой не смог бы убедить меня в истинности внушаемого чутьем. Я никогда не узнал бы о своем предназначении Всадника-Жнеца, решил бы, что схожу с ума, прикрывая собственную слабость и желания ощущением правильности пути, — Моувэлль покачал головой и неожиданно сочувственно спросил: — Устала, девочка?
— Да, — на сей раз честно призналась богиня, не став юлить.
— Тебе нужен отдых, — наставительно, с родственной заботой посоветовал жнец.
— Я знаю. Хотела бы удалиться на год-другой на Лельтис или даже Эйт, просто скрыться в мирах под какой-нибудь маской, забыть обо всех обязанностях, но не могу себе этого позволить, — губы богини изогнулись в ироничной полуулыбке, словно женщина смеялась над собой. — Хорошо еще, что я не твоя дочь, дядя Вэлль, а то, не имея возможности уединиться лет на десять кряду и отдохнуть от общества, стала бы и вовсе невыносимой.
— Да, ты многое значишь для семьи, милая. Но неужто полагаешь, что в твое столько краткое отсутствие все пойдет прахом? А я-то считалсебя фанатиком долга, — укоризненно посетовал Моувэлль и пошутил:
— Может, я искал своего наследника-жнеца не там, где следует?
— А если в мое краткое отсутствие приключится что-то подобное болезни Рика или недугу Лейма? Если нужно будет не выискивать и звать меня по мирам, а действовать здесь и сейчас? Если я опоздаю? — ответила пулеметной очередью терзавших ее вопросов богиня.
— Не знаю, — признал жнец, передернув плечами. Повернувшись к племяннице, он откинул капюшон неизменного плаща, и Элия разглядела искреннее сочувствие и тревогу за нее на исхудавшем, мужественном лице, удивительно похожем даже сейчас на лицо Лимбера. — Ты права в своих тревогах. Возможно, ОН избрал нашу семью для сбора Колоды не только потому, что она — часть ее, но и потому, что ты часть семьи, не только Советница, но и истинная Хранительница.
— Вот и Злат говорил о том, что я та нить, на которую собирают бусины, только оберегать и защищать не по моей части и не в моем божественном призвании, дядя Вэлль, я устала, — вздохнула принцесса, поглаживая подлокотник. — Жить было бы куда проще, если бы не проклятое чувство долга и бесконечное беспокойство за моих шальных родичей, никогда не думающих о собственной безопасности.
— Не могу с тобой не согласиться, девочка, — скорбно качнул головой Моувэлль. — Только, боюсь, в твоем случае, как и в моем собственном, выбирать не приходится. Все уже давно решено за нас.
— Пожалуй, ты прав, дядюшка, но от сознания этого мне подчас хочется визжать или даже орать в голос, — фыркнула Элия, сложив изящную ладонь в кулак и пристукнув им по подлокотнику.
— Хорошо, что не хочется петь, милая, — уже во второй раз за краткий срок разговора пошутил дядя Вэлль и заметил, выгибая бровь: — Ты всегда казалась мне самой уравновешенной в семье, по-настоящему невозмутимой, а не прикрывающейся хладнокровием, как маской. И если тебе хочется только визжать и орать от непомерного гнета обязанностей, то я, пожалуй, не ошибся в своих выводах.
— Вот только надолго ли хватит моего спокойствия, — богиня запустила пальцы в волосы и с силой сжала виски. Тонкий профиль, освещенный пламенем, казался четким, строгим и одновременно невыносимо хрупким. У Моувэлля защемило сердце от желания обнять и утешить принцессу, он даже шагнул к креслу и положил руку на плечо племянницы, бережно погладил его и сказал очень серьезно и почти торжественно:
— У тебя все получится, Элия. Если ты веришь в промысел Творца настолько, что смогла восстановить веру в него у отчаявшегося жнеца, значит, должна знать и сама, он никогда не дал бы тебе задания не по силам и противного желаниям твоей души.
— Я люблю Лоуленд и семью. Моя жизнь, душа, сила всегда принадлежали в первую очередь им, а потом уже мне самой. Только признаваться в этом перед кем-то, кроме собственного подсознания, не слишком привычно, — вздохнула Элия и вновь решительно вскинула голову.
— Нам всегда бывает больно или, по меньшей мере, неловко говорить о высоких чувствах, гораздо удобнее прятать их за циничными шутками и безразличием, — скорбно подтвердил Моувэлль, вспоминая собственный метод притворства 'я мечтательный, погруженный в себя философ, которому нет дела ни до чего реального, существующего вне сферы грез'.