Хозяйка Серых земель. Люди и нелюди - Демина Карина (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Конечно, ему-то невдомек было, что сии выражения лица были изображены в чудесной книге пана Зусека, где имелись и рекомендации, когда и какое выражение бывает уместно.
Однако, к превеликому огорчению Гавриила, давалась ему лишь физия за номером три, «задумчивость», тогда как надобны были первая — «глубокая отрешенность» и пятая — «искреннее удивление». С удивлением было особенно тяжко, ибо Гаврииловы брови не желали взметываться, как сие было описано, а рот — аккуратно округляться. Нет, он округлялся, но как-то так, что сразу за губами тянулись щеки и подбородок и само лицо делалось донельзя уродливым.
Конечно, пан Зусек указывал, что для овладения мастерством прикладной физиогномики требуется время и немалые усилия, но времени у Гавриила не было, а вот усилия он прикладывал.
Не помогало.
Вздохнув, он поправил розан, тросточку, поставленную к зеркалу, купленную единственно для полноты образу, поднял.
Панна Эржбета имела дурное для женщины обыкновение прогуливаться по вечерам. И для прогулок словно нарочно выбирала места уединенные. И ныне своим привычкам не изменила.
Она покинула квартиру в четверть девятого, и пусть бы на улице было еще светло — червеньское солнце долго висело над горизонтом, но фонари уже зажигали. А улицы — опустели.
Панночка Эржбета шла неспешным шагом, пребывая в той самой глубокой задумчивости, которая Гавриилу никак не удавалась. Она свернула на боковую улочку… и еще на одну, которая выводила к парку.
Что за беспечность!
Но гнев, прежде Гавриилу несвойственный, он сдержал… и держал до того момента, когда путь панночки заступили.
Заступил.
Она сама-то сперва не поняла, откуда возник этот мужчина, огромный, косматый, виду предикого. Сразу вспомнилась гиштория о благородном варваре и прекрасной княжне, что обрела истинную любовь в его объятиях. Но в книге не говорилось, пахло ли от варвара конским потом, немытым телом и одеколоном, призванным, верно, перебить иные ароматы.
И Эржбета, зажав нос, отступила.
— Извините, — сказала она, сделав попытку обойти человека, однако он, хохотнув, вновь дорогу заступил.
— Здравствуй, невестушка! — Он протянул к Эржбете руки, наверняка намереваясь заключить ее в объятия, быть может, даже страсти.
Но Эржбета вдруг ясно осознала, сколь разительно сия страсть будет отличаться и от книжной, и от воображаемой.
— Вы кто?
— Как — кто? — Он икнул. — Жених твой! Че, мамашка не написала? Говорила, что от… отпиш… ну ты поняла…
Эржбета кивнула. Поняла.
— Правда, она сказала, что ты кобениться станешь. Но ничего, я норовливых баб страсть до чего люблю…
Жених… баронет… тот самый баронет, который… а предыдущий, пострадавший от Эржбетиной ярости, тогда кто?
— Отпустите, — жалобно пискнула Эржбета, как никогда прежде ощущая свою неготовность к счастливой семейной жизни.
Баронет отпускать и не подумал.
Зазря он, что ли, в Познаньск перся? Нет, он был преисполнен намерений, которые сам полагал весьма благородными. В конце концов, не на сеновал же девку тянет, что в его жизни случалось, но замуж.
Жениться ему не особо хотелось, будь его воля, он бы и вправду ограничился сеновалом или вот кустами, которые выглядели вполне густенько, но батька баронетов страсть до чего этой женитьбы искал. И резоны свои изложил доходчиво, старым ремнем из турьей шкуры, которым еще самый первый из баронетов вразумлял своего наследника… Нет, батька говорил что-то этакое про долг, про выгоду, про титул, который отойдет к Эржбетиным детям, позволив им подняться еще выше, но сии резоны в голове баронетовой не укладывались. В этой голове, говоря по правде, мало что укладывалось.
Но баба пришлась по вкусу.
А что носом крутит, так то от непонимания, какое ей счастие привалило, ничего, стерпится — слюбится. Ежели вдруг нет, то сеновал, он завсегда будет.
— Я… я не пойду за вас замуж! — Эржбета, в последние дни пребывавшая в состоянии задумчивости, вызванной что творческим кризисом, что визитом, как ей казалось, жениха, дернула руку.
Бесполезно.
Настоящий жених держал крепко.
И тянул куда-то… в парк тянул.
— Я кричать буду!
— От баба… — возмутился баронет. — Чего кричать? Сейчас быстренько в храму, там все договорено, а после к тебе…
— 3-зачем?
— Жениться! — хохотнул он.
Сему плану, пусть не самому гениальному, но имевшему все шансы на успех, не суждено было сбыться. Баронет так и не понял, откуда вдруг взялся этот задохлик в костюмчике. Баронет таких на дух не выносил, что задохликов, что костюмчиков. Притом первых он бил, а вторые игнорировал.
— Будьте д-добры, — слегка заикаясь, произнес Гавриил. Он все еще не был уверен, что имеет право вмешиваться в личную жизнь панночки Эржбеты, как-никак она дала ясно понять, что в этаком прямом вмешательстве не нуждается.
Но ныне панночка гляделась расстроенной.
А типус, завладевший хрупкой ее рученькой, раздражал Гавриила самим фактом своего существования. И, конечно, недозволительной близостью к панночке… отсутствием почтения… в общем, хотелось вырвать типусу глотку.
Или хотя бы руку сломать.
— Чего? — спросил типус и ручку выпустил.
А панночку Эржбету с тропинки спихнул, по собственному его мнению, сделавши это мягко, почти с любовью. Правда, баронет не знал, была ли то любовь к будущей супруге или же к драке, в которой бабы, как известно, первейшая помеха. Но незнание жизнь ему не отравляло.
Пускай себе.
— Будьте добры оставить панночку в покое. Она явно тяготится вашим обществом. — Гавриил отложил тросточку и шляпу снял.
Тросточкой человека покалечить можно, а то и вовсе до смертоубийства опуститься, а шляпа ему просто нравилась. Нехорошо будет, если попортят.
Эржбета замерла.
Надо было бежать… собирать вещи и менять адрес… город… может, податься в Подкозельск… или же Богуславе отписаться, она примет… и в полицию заявить… ее ведь мало не похитили. Но вместо этих вполне, казалось бы, разумных действий Эржбета просто стояла.
Глядела.
Никогда-то из-за нее мужчины не дрались… это, конечно, не славная дуэль графа Брежинского с подлым совратителем в «Благословении небес», но все же… все же…
— Я тебе в рожу дам, — благородно предупредил баронет и пальцами пошевелил, разминаясь.
— Попробуй…
Прежде Гавриил не испытывал ничего подобного. Напротив, он всегда-то старался помнить о том, что надлежит сохранять спокойствие, но… спокойствие не сохранялось. Напротив, всю его сущность переполняло незнакомое доселе чувство азарта. И когда баронет замахнулся — а замахивался он широко, от души, полагая, что раз соперник предупрежден, то остальное и не важно, — Гавриил легко ушел от удара.
Люди были медлительны.
Пожалуй, именно в такие моменты он чувствовал ту, другую, проклятую свою природу.
— Т-ты… — Возмущению баронета не было предела.
Приличные люди так не поступают!
Приличные люди уж если в драку лезут, то честно предоставляют сопернику собственную физию для бития. А после и сами бьют. Так, в честном поединке, и выясняется, кто из мужиков крепче. А этот…
Он вдруг возник где-то сбоку. И ткнул пальцами в подмышку. Твердыми пальцами! Больно!
— С-скотина!
Второй тычок, уже в живот, заставил баронета согнуться пополам от боли и внезапной слабости. Он с трудом на ногах удержался. Изо рта вдруг слюна потекла, и дышать получалось с трудом, через раз. Горло же сдавила железная рука.
— Не надо! — взвизгнула Эржбета самым позорным образом.
Ей вдруг показалось, что случится непоправимое…
И давешний ее гость, за которого она, признаться, переживала, потому как рядом с баронетом он казался совсем уж худеньким, беззащитным, вздрогнул. Но руки не разжал.
— Этот человек… — Собственный голос показался Гавриилу чужим, надтреснутым. Да и тело было неудобно… и все, что произошло, и то, что не произошло, но могло бы случиться, пугало.
Он чувствовал чужое горло в своей руке.
