Истории, рассказанные у камина (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан (прочитать книгу .TXT) 📗
– Двуколка готова?
– Вам двуколка не понадобится – пойдете пешком, – ответил он.
– Как же я найду дорогу?
– С вами пойдет Вильям.
Вильямом оказался тот самый парень, который встретил меня на станции. Он дожидался меня за дверью с моими ружьем и сумкой на плече. Я хотел поблагодарить фермера за гостеприимство, но тот сразу пресек сию попытку.
– Я не нуждаюсь в благодарности ни от мистера Стивена Мейпла, ни от его друзей, – с каменным лицом произнес он. – За то, что я делаю, мне платят. Я бы не стал этим заниматься, если бы не получал за это деньги. Идите своей дорогой, молодой человек, и не нужно слов.
Он резко развернулся и вернулся в дом, громко хлопнув дверью.
На улице уже потемнело, небо заволокло тучами. Оказавшись за пределами фермы посреди торфянистых болот, я бы наверняка заблудился, если бы не мой проводник, который шагал впереди по узким овечьим тропам, совершенно для меня неразличимым. То и дело откуда-то со стороны слышалась неуклюжая возня животных, хотя увидеть их в темноте было невозможно. Поначалу мой поводырь шел скоро и уверенно, но постепенно шаги его стали замедляться, пока он не начал передвигаться очень медленно, даже украдкой, словно был готов в любую секунду столкнуться с чем-то страшным. Смутное, необъяснимое ощущение опасности, которое нависло над этими бесконечными мрачными торфяниками, угнетало куда сильнее, чем любая очевидная угроза. Не выдержав, я спросил юношу, чего он так боится, но тот вдруг остановился, метнулся в сторону, потянув меня за собой, и залег между невысокими кустами утесника, через которые проходила тропинка. Он дернул меня за рукав куртки так сильно и властно, что сразу стало понятно, что приближается какая-то опасность, поэтому в следующую секунду я уже лежал рядом с ним, недвижимый, как скрывающие нас кусты. Было до того темно, что я даже не мог рассмотреть лицо лежащего рядом со мной Вильяма.
Ночь была теплая, в лица нам дул горячий ветер. И неожиданно ветер этот принес с собой ощущение чего-то привычного, домашнего… Запах табачного дыма. А потом показалось лицо, озаренное огоньком из чаши курительной трубки. Сам человек был неразличим, лишь неяркое пятнышко света, в которое попадало лицо, освещенное внизу и затемненное наверху, маячило перед нами на фоне вселенской темноты. Худое, изможденное лицо, густо покрытое желтыми пятнами на скулах, голубые водянистые глаза, запущенные светловатые усы, морская фуражка с козырьком – вот и все, что мне удалось рассмотреть. Мужчина, рассеянно глядя перед собой, прошел по тропинке мимо нас и вскоре его шаги стихли.
– Кто это был? – спросил я, когда мы поднялись.
– Не знаю.
Постоянное нежелание Вильяма отвечать на мои вопросы начало меня злить.
– Так что ж вы прятались? – раздраженно спросил я.
– Потому что мастер Мейпл так велел. Он сказал, чтобы я ни с кем не встречался. Ежели меня кто-нибудь заметит, он мне не заплатит.
– Но тот моряк на дороге видел нас.
– Да, и, похоже, это один из них.
– Из кого из них?
– Один из тех ребят, что появились на холмах. Они наблюдают за Грета-хаус, и мастер Мейпл их жутко боится. Поэтому он и хотел, чтобы мы с ними не встречались, поэтому я и прячусь.
Наконец хоть что-то начинало проясняться. Моему дяде угрожала группа каких-то людей. Моряк был одним из них, как и человек в фуражке (возможно, тоже моряк). Все это заставило меня вспомнить Степни-хайвей и то нападение на дядю, после которого он остался калекой. Я постепенно начал понимать смысл происходящего, но тут между холмами блеснул огонек, и мой проводник объявил, что это Грета-хаус. Поместье было расположено в низине, окруженной со всех сторон торфяниками, и увидеть его можно было, лишь подойдя к нему очень близко. Еще несколько минут ходьбы – и мы оказались у двери.
Темнота почти полностью скрывала здание, лишь свет лампы, горящей в зарешеченном окне, позволил мне рассмотреть, что дом этот массивный и длинный. Низкая дверь под тяжелой выступающей притолокой не закрывала всего проема, поэтому из щелей вокруг нее пробивался свет. Обитатели этого одинокого дома, похоже, были начеку, поскольку шаги наши были услышаны еще до того, как мы подошли к двери.
– Кто идет? – выкрикнул густой низкий голос, и тут же настойчиво: – Кто идет, я спрашиваю.
– Это я, мастер Мейпл. Я привел джентльмена, про которого вы говорили.
Раздался глухой щелчок, и в двери открылось маленькое окошко. На нас посветили фонарем, после чего окошко снова захлопнулось. С громким скрежетом замков и лязгом задвижек дверь распахнулась, и на фоне бесконечной темноты в желтом прямоугольнике льющегося из дверного проема света я увидел своего дядю.
Он был невысоким и полным, с большой шарообразной лысой головой, увенчанной лишь узким кустиком курчавых рыжеватых волос по бокам. Голова такой прекрасной формы могла бы принадлежать мыслителю, но впечатление портило крупное бледное лицо, обрюзгшее и ничем не примечательное, с широким ртом, мясистыми губами и тяжелыми брылами по бокам. Глаза у него были маленькие, бегающие, светлые ресницы тоже постоянно беспокойно подрагивали. Мать как-то сказала, что его ресницы напоминали ей лапки мокриц, и сейчас я с первого взгляда понял, что она имела в виду. Кроме того, я слышал, что, живя в Степни, он перенял у своих клиентов манеру разговаривать, и действительно, как только он раскрыл рот, мне захотелось провалиться от стыда за то, что я состою в родстве с этим человеком.
– А, племяш, – произнес он, протягивая руку. – Ну, заходи, заходи и дверку-то прикрой. Мать твоя рассказывала, что ты уж здоровый парень вымахал, и, ей-богу, так оно и есть! Вот тебе полкроны, Вильям, и можешь ступать домой. Вещи только оставь. Эй, Енох, забери вещи мистера Джона да накрой ему поужинать.
Когда дядя запер дверь и повернулся ко мне, чтобы провести меня в гостиную, я заметил его самую необычную особенность. Как я уже говорил, из-за травм, полученных несколько лет назад, одна нога у него стала на пару дюймов короче другой. Чтобы исправить этот недостаток, он по предписанию врача стал прикреплять к башмаку огромную деревянную подошву. Ходил он ровно, не хромал, но шаги его издавали странные звуки «клик-клак, клик-клак» от чередования кожи и дерева на каменном полу. Любое его передвижение сопровождалось стуком этих чудных кастаньет.
Просторная кухня с огромным камином и расставленными по углам резными скамьями с подлокотниками, спинками и ящиками под сиденьями указывала на то, что ферме этой уже много лет. Одна сторона комнаты была заставлена упакованными ящиками и перевязанными коробками. Мебели было не много, да и та самая простая, но на столе со сбитыми крест-накрест опорами, который стоял посередине комнаты, для меня уже был накрыт ужин: холодное мясо, хлеб и кружка пива. За столом прислуживал старый слуга, такой же кокни {362}, как и его хозяин. Дядя, усевшись в углу, стал расспрашивать меня о моей матери и обо мне самом, а когда с ужином было покончено, он попросил Еноха расчехлить мое ружье. Я заметил, что у окна стояли прислоненные к стене два других ружья, старых и ржавых.
– Окно меня беспокоит, – произнес дядя глубоким, зычным басом, неожиданным для такого маленького упитанного человека. – Дверь-то выдержит все, кроме динамита, но окно – это просто ужас. Эй, эй! – вдруг завопил он. – Не выходи на свет! И пригибайся, когда мимо окна проходишь.
– Чтобы меня не увидели? – спросил я.
– Чтобы тебя не подстрелили, мальчик мой. Об этом я и говорю. Ну, иди сюда, садись рядом, я тебе все расскажу. Я же вижу, ты – парень что надо, таким доверять можно.
Это была явная лесть, неуклюжая и неумелая, видно было, что ему очень хотелось расположить меня к себе. Когда я сел рядом с ним, он достал из кармана сложенный лист бумаги и развернул его. Это оказалась страница «Вестерн морнинг ньюс» {363} десятидневной давности. В заметке, на которую он указал длинным черным ногтем, говорилось об освобождении из Дартмурской тюрьмы каторжника по имени Элиас, которому сократили срок, после того как он спас одного из охранников, на которого в каменоломнях напали заключенные. Весь рассказ занимал всего несколько строк.
