Химмельстранд - Линдквист Йон Айвиде (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
И опять тот же эффект — выспались замечательно, хотя из соображений нравственности спали одетые. Целая ночь превосходного сна, а потом весь день работали — и никакой усталости.
Вечером решили поговорить серьезно.
— Так не пойдет, — сказал Леннарт.
— Не пойдет, — кивнул Улоф. — В смысле — не может продолжаться.
— Что дети подумают?
— Что ты имеешь в виду?
— Будто не понимаешь... два мужика спят вместе. С какого перепугу? Нет, не пойдет.
— Не пойдет, — как эхо повторил Улоф и подумал, как чудесно, засыпая, слышать дыхание другого человека и понимать, что ты не одинок на этой земле.
— А почему, собственно, не пойдет?
— Не хуже меня знаешь.
— Не знаю... я вообще не так много знаю, — честно признался Улоф.
Леннарт прищурился и долго разглядывал друга. Тот положил тяжелые руки на стол и ждал пояснений.
— Хочу спросить...
— Спрашивай, — кивнул Улоф.
— Не то чтобы я... ты не думай, я не из тех, кто судит, каждый имеет право... но... у тебя есть такие... такие склонности?
— Не понимаю, что ты имеешь... — начал было Улоф, но Леннарт прервал его, хлопнув ладонью по столешнице.
— Тысяча чертей, Улоф! Не валяй дурака, и без того...
— Ладно, ладно... сбавь обороты. Не-а... у меня нет таких склонностей. И никогда не было. Насколько я знаю.
— Вот и хорошо. Хорошо. Главное — знать, кто есть кто. Потому что и у меня нет. Тоже. Нет и не было. Не то чтобы я осуждаю кого-то, но...
— Но что?
Леннарт уставился на Улофа чуть ли не с гневом.
— По правде говоря, с тобой каши не сваришь. Ну, что касается...
— Тогда спи один. Лежи и дергайся, пока не рассветет. Как я, к примеру. Только склонности-то здесь при чем?
Они замолчали. Тишину нарушало разве что тиканье старинных часов в гостиной да скрип стульев, когда тот или другой меняли позу.
— А дети? — спросил Леннарт после долгой паузы.
— Дети поймут, — с неожиданной уверенностью сказал Улоф. — Что — дети? Поймут дети.
Когда вернулись Анте и Гунилла и отцы объяснили им, как и что, посыпались вопросы, но вопросы чисто практические — как они теперь будут размещаться. Дом Леннарта был побольше, в нем была гостевая комната, в которой почти никогда никто не жил, — ее отдали Анте. Тот не возражал — комната была и больше, и лучше старой.
Если у детей и были сомнения насчет характера отцовских отношений, они держали их при себе. А самое главное — новый ночной порядок пришелся всем по вкусу. Анте и Гунилла и так хорошо ладили, а теперь их было просто водой не разлить — лучшие друзья.
Леннарт и Улоф не могли нарадоваться. Оба помолодели. Постепенно решились спать не в верхней одежде, а в трусах и ночных рубашках. И только спустя почти год их руки случайно встретились, и они пришли к выводу, что засыпать, держа друг друга за руки, еще лучше, хотя лучше, казалось бы, некуда.
Дальше этого дело не заходило. Так бы оно и продолжалось, и только кислотный дождь, только угроза быстрой и неизбежной смерти подтолкнула их к такому неожиданному и пугающему шагу в неизвестное.
Вместе, но не совсем близко, не бок о бок, фермеры пошли проверять свои плантации — результат оказался именно таким, какого они и ожидали: все уничтожил дождь. Ни листочка, ни стебля, ни побега — ничего. Все, что осталось, — пятно черной, точно выжженной земли.
— А трава... — сказал Улоф и вытер ноги о по-прежнему зеленый травяной ковер.
— Да... лучше не говорить.
— Думаешь, про то, чего не понимаешь, и говорить не стоит?
Леннарт вздохнул.
— Если есть что сказать. Насчет травы. Это я насчет травы.
— Эта трава... думаю, эта трава приспособилась здесь расти. То есть к местным условиям.
— Как это? Что ты имеешь в виду?
— Ничего я не имею в виду. Только то, что сказал. Что сказал — то и имею в виду! — Улоф даже слегка повысил голос. — Приспособилась к местным условиям. Все, что не приспособилось, — пиши пропало.
Они подошли к месту, где стоял кемпер Дональда. От складного стула остался лишь ржавый скелет, а импрегнированные доски пола превратились в темную зеленоватую кашицу.
Леннарт осторожно потрогал ее кончиком сапога.
— Из этого башню не построишь.
— Нет. Не построишь. Но я не особенно верю в эту затею с телефоном.
— Да и я тоже. Но неплохо бы. Домой позвонить, к примеру.
— Кто говорит — еще как неплохо.
Неловкость почти прошла. Они оба это почувствовали, одновременно глянули друг на друга и неуверенно улыбнулись.
— Слушай, Леннарт...
— Не сейчас. Потом. Выберем время. Надо бы...
— Привыкнуть к мысли, что ли?
— Ну да. Точно. Приблизительно так.
Они огляделись. Магический круг на перекрестке исчез, и все вернулись к обычным занятиям — если какие-то занятия в этом месте можно назвать обычными. Карина обследует бак для воды, Петер вытаскивает из вагончика испорченные вещи. Дональд и Майвор уже в машине — сейчас поедут.
Вполне мирные занятия, как будто временная опасность миновала, кризис преодолен и психически переработан. Но только внешне. Лица людей, жесты, даже голоса изменились после того, как им пришлось заглянуть в глаза неизбежной смерти. Делают вид, что чем-то заняты, потому что сознание их отравлено мыслью: они обречены. Еще один такой дождь — и от человека, как от неведомого Эрика, останется только пара предметов из кислотоустойчивых драгоценных металлов. День, два, может быть, даже неделя — но смерть неотвратима. Раньше или позже.
***
Зуд в руках невыносим. Настолько невыносим, что даже внезапно возникшее мучительное, но хорошо знакомое чувство голода Изабелла приняла как облегчение. Она выбралась из ямки с золой и пошла к киоску. С каждым шагом от ног вздымалось облачко пепла. Невесть откуда взявшиеся комары норовили сесть на потный лоб.
О, проклятье...
Она должна была раствориться, сгореть, очиститься и умереть. А тут... Вонь от туалетов такая, что к горлу подступил комок и она задержала дыхание, чтобы не вырвало. Едва преодолевая отвращение, подошла к киоску. Парень за прилавком — лет восемнадцати, физиономия воспаленная от бесчисленных угрей.
Изабелла выпрямила спину, слегка выпятила грудь.
— Шоколад есть?
Парень покосился на нее, покачал головой и отвел глаза. Изабелла незаметно глянула вниз — соски напряглись, зазывно проступают сквозь тонкую ткань блузки. Этот прыщавый юнец должен бы онеметь от восторга, а он даже не хочет на нее смотреть. Мало того — повернулся и начал что-то там переставлять на полках.
Еще на подходе она заметила на прилавке коробку с шоколадными вафлями. Огляделась, прихватила пару и пошла прочь от киоска, на ходу разворачивая яркую обертку. Откусила кусочек и стала жевать. Знакомый вафельный хруст, но у шоколада вкус пепла. Откусила кусок побольше, провела языком во рту — отвратительный вкус только усилился.
Она вспотела, начали дрожать руки.
Двое пожилых людей за раскладным столом возились с рыболовными снастями. На столе разложены поплавки, грузила, лески. Отдельно на стуле — перемет. К дереву прислонены три бамбуковых удилища. Изабелла, преодолевая зуд в руках, подошла поближе.
— Привет, ребята.
Рыбаки нестройно кивнули, но даже не подняли глаз. Один вязал замысловатые узлы на крючках перемета, другой пассатижами крепил на леске грузило.
Ты самая красивая женщина из всех, что я видел. Сколько мужчин говорили ей эту фразу? Пять? Семь? Десять? А тут сидят три половозрелых мужика, они должны были бы пасть к ее ногам, а они даже не посмотрели. Изабелла стащила с себя блузку, сняла трусы, бросила белье к ним на стол.
— Вы что, не видите? Посмотрите на меня, сволочи!
Один из дядек аккуратно отложил в сторону трусы, приземлившиеся на банку с червями, и продолжил возиться с переметом.
Ее терзал голод. В голове шумело.
От стола шли две тропинки. Изабелла выбрала правую, ту, что ведет в лес, и пошла, яростно скобля остатками ногтей предплечья — зуд стал таким невыносимым, что она побежала.
