Химмельстранд - Линдквист Йон Айвиде (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
Раны начали кровить. Тропинка узкая, сучья и ветки то и дело вонзались в ее голое тело, и наконец-то начало понемногу отпускать ощущение нереальности происходящего. Сучья колючи и реальны. Она раскинула руки в стороны — пусть в тело вонзается все острое и колючее... и боль стала такой сильной, что смыла все остальные чувства. Под напором этой боли исчезло все — отчаяние, растерянность, тоска. Осталась только боль.
Оказывается, она не одна. Вместе с ней бегут, жалобно крича, еще пятеро. Она замедлила бег, повинуясь импульсу бежать вместе с ними, попасть в такт. И тоже начала кричать. Это был мучительный рев плоти, сожженных мышц и нервов, все тело превратилось в тугой узел боли, не дающей никакой надежды на избавление.
И голос той, что когда-то была Изабеллой, слился с голосами других в неумолчной, никогда не прекращающейся жалобе, в душераздирающей песне о жизни, о боли, о голоде, о вечном движении в никуда.
***
У Дональда за последние часы то и дело менялось настроение. Не то чтобы от плохого к хорошему — нет, главным образом различные оттенки недовольства, злобы и даже ярости. Он смотрел на свою машину и выглядел совершенно убитым.
Мыть свой джип Дональд не доверял никому. Сам мыл, полировал, натирал воском. Никогда он не бывал таким счастливым, как когда возвращался из гаража, проведя пару часов с куском саамской замши в одной руке и флаконом с воском Turtle в другой. Машина сверкала, как горное озеро в лучах закатного солнца. Он часто небрежничал с бритьем, не замечал крошек в углу рта, но машину содержал в такой чистоте, что впору накрывать шведский стол на капоте.
Никакая саамская и никакая другая, самая волшебная замша в мире не поможет. От лака остались липкие грязные потеки. Акриловые рассеиватели фар и мигалок расплавились и превратились в бесформенные комки.
Но это даже не самое худшее. Если металл обшивки кое-как устоял, то плексигласовый панорамный люк совершенно расползся, и кислота проникла в салон. Оплетка руля висела клочьями, кнопки и регуляторы выглядели как оплывшие, до основания догоревшие свечки, а дорогая кожаная обивка вся в отвратительных черных дырах. Майвор даже показалось, что на глазах у Дональда появились слезы.
Но он перенес удар. Открыл дверцу, не без труда нашел место на сиденье, где бы он не проваливался в поролоновые кратеры, и потянулся к замку зажигания.
Майвор скрестила за спиной средний и указательный пальцы.
Только бы не завелась, только бы не завелась... Но куда там... жизненно важные органы джипа, очевидно, остались неповрежденными. Стартер коротко хрюкнул, и мотор взревел с первого поворота ключа.
Майвор покорно, но тоже не без возни, устроилась на пассажирском сиденье и нехотя захлопнула за собой дверцу.
От кнопки рычага передач почти ничего не осталось. Дональд с усилием воткнул первую передачу. В коробке что-то хрустнуло, но машина двинулась с места. На траве виден черный тормозной след. Дональд притормозил, прикинул и двинулся в направлении этого следа.
— Дональд... все в порядке? Как ты себя чувствуешь?
— Со мной все в порядке. Жить-то где-то надо...
Говорит куда спокойней, чем когда вернулся в лагерь, сомнений нет. Может, этот дождь все-таки привел его в чувство?
— И что ты обо все этом думаешь? Что мы можем сделать?
По зеленому полю, чуть впереди, шел Уилл Локхарт, человек из Ларами. Ему, похоже, еще хуже, чем в фильме, когда его протащили через костер и изрезали руку. Дональд тоже его увидел. Глаза его сузились, и он прибавил газ.
— Не стоит его давить, — сказала Майвор на всякий случай. Дональду может взбрести в голову все что угодно. — Никто не знает, чем это кончится.
Дональд пробурчал что-то, но повернул руль и проехал мимо. Майвор оглянулась.
Уилл Локхарт выглядел так, будто уже несколько недель бродил по пустыне в поисках воды, но так и не нашел. Глаза провалились, кожа сморщилась и пожелтела. Похудел настолько, что револьверный пояс вот-вот соскользнет. Вид такой, что цель у него осталась только одна — не опоздать на собственные похороны.
У Майвор навернулись слезы. Ее мечта, герой ее ночных грез, выглядел жалко и непривлекательно.
Что с нами делает это место... и что мы можем с ним сделать?
— Мы осуждены... — сказал Дональд. — Остается только примириться.
— Осуждены? Как это осуждены? С чего бы это вдруг мы осуждены?
— Это, кажется, по твоей части, — криво усмехнулся Дональд. — Грехи и возмездие. Может, ты расскажешь, почему мы здесь оказались? Что там на этот счет в Библии? Валяй рассказывай.
— Дональд... кончай.
— С чего бы это? Мне интересно. Ты же чуть что хватаешься за Библию. Что-то же там должно быть насчет таких историй.
Дональд угадал — Майвор и в самом дел пыталась найти в Писании что-то подобное. Моисей в пустыне, страдания Иова. Геенна огненная. Иоанн Богослов. Аналогий слишком много, и истолковать их невозможно.
Но дело даже не в этом.
— Библия к этому не имеет отношения, — сказала она твердо.
Дональд прыснул.
— Вот как? Не имеет отношения? Мы вляпались черт знает в какое дерьмо, и уж где-где, а тут-то твои сказки наверняка имеют какое-то значение. Дома ты поминаешь Иисуса по любому поводу. Схимичил я маленько со счетами — Иисус. Иисус со счетами не химичил. А здесь, когда и вправду... с тобой со смеху помрешь, Майвор.
— Еще раз. Библия к этому отношения не имеет. Здесь Библия не действует.
Даже если бы она захотела, все равно не смогла бы объяснить Дональду. Ей открылась истина: для этого места нет определения ни на земле, ни на небе — нигде. Здесь не действуют никакие правила и не помогают никакие молитвы.
Это внезапное понимание сначала привело ее в шок, а потом пришло равнодушное спокойствие. Она начала привыкать, и на удивление быстро. Не такая уж большая разница, обратная сторона той же монеты. Она прожила всю жизнь в компании эфирных созданий из Библии, невидимых ангелов, а за ними неусыпно следило недремлющее око Господа.
А полное отсутствие всего этого... что ж, в этом тоже есть своего рода совершенство, так же как полный мрак в каком-то смысле то же самое, что ослепительный свет. Негатив бытия. Понять это почти невозможно, а объяснить еще трудней.
Дональд продолжал свои издевки, но Майвор молчала. Через несколько минут они увидели на горизонте свой кемпер. Дональд хлопнул себя по ляжке.
— Вот так, Майвор! Скоро опять возьмешься за свои булочки.
Но в тоне его не было ни единой ноты дружелюбия.
***
Один матрас совершенно испорчен. Петер попытался его поднять, и он развалился на куски. Собрал и отнес за вагончик. Второй тоже поврежден, но, если перевернуть, можно спать.
Для меня и для Молли. Когда придет время спать.
Он прервался и посмотрел на Молли. Она забралась на разделочный стол. Сидит и смотрит. Петер вдруг понял, что не в силах размышлять и тем более предвидеть будущее. Только в коротких сегментах:
Переверни матрас. Посмотри с другой стороны.
На этом будущее кончилось. Он сел на матрас.
Для меня и для Молли. Когда придет время поспать.
Даже такая простенькая мысль представляется не по чину фундаментальной и даже дерзкой. Необозримо далекое будущее, когда можно будет лечь в постель и продолжать существовать. Спать. С Молли.
— Молли? Почему на тебя не действует дождь?
Молли провела ладошкой по липу. Розовые полоски все еще видны.
— Почему не действует? Мне было больно.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
Молли прикусила нижнюю губу и обвела блуждающим взглядом кемпер. Взгляд ее на секунду задержался на продырявленной крыше. Потом посмотрела на дверь. Петер не мог припомнить случай, когда Молли выглядела настолько растерянной.
— Я не знаю, кто я...
— Что? Ты не знаешь, где ты или кто ты?
