Химмельстранд - Линдквист Йон Айвиде (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
Дональд посмотрел на свои руки — вид такой, будто он подержал их над пламенем. Кожа покраснела и сморщилась, несколько ногтей разъедены до ложа. Ничего удивительного — он прикрывал голову от зловещих капель.
— О, черт, тысяча чертей, воз и маленькая тележка чертей в преисподней.
— Дональд! — у Майвор несколько вспухших малиновых борозд на висках и на щеке. Пара локонов выпали и лежат на столе в лужице жидкости.
Дональд посмотрел на голову Майвор, потом на лужицу. Кислота, которая за несколько минут проела крышу кемпера, должна была бы растворить волосы за несколько секунд.
Он осторожно дотронулся до лужицы кончиком указательного пальца и не почувствовал ничего, кроме слабого ощущения тепла. Кислота потеряла силу. Выдохлась.
— Не нравятся черти? Ну что ж, тогда... Боженька твой в преисподней. — Он взял Майвор за плечи, слегка потряс и прошипел на ухо, подчеркивая каждое слово: — Бог. Иисус. Мария. Все в преисподней.
Долго висевшая на потолке капля упала с потолка на его лысую голову. Дональд скривился, встал из-за стола и поднял голову. Потолок кемпера выглядел, как дуршлаг, и через дыры проглядывало бледно-голубое небо.
Дональд отвернулся, чтобы не смотреть на Леннарта, Улофа и Майвор, — те сидели, сгорбившись, как старые вороны.
Всю жизнь он старался быть хорошим мужем. Работал как вол, чтобы семья ни в чем не нуждалась, и при этом был любящим отцом. И по хозяйству помогал, когда было время. Ей повезло с мужем.
А теперь, когда он понял, что не спит, ее предательство жгло сердце. Это и есть истинная Майвор. Женщина, о которой он заботился почти пятьдесят лет, — а вот и награда! Она чуть не убила его пивной банкой и в довершение всего связала! Скрутила руки как какому-нибудь преступнику, мало того — залепила рот! Он посмотрел на нее презрительно — жалкое зрелище. Она ему больше не нужна. Она для него — ничто.
— Дональд... не богохульствуй, потому что... — Она прервалась на полуслове и внимательно посмотрела ему в глаза. — Как ты?
— Я в порядке, — Дональд потер обожженную руку. — Собираюсь найти кемпер. Поедешь со мной?
Майвор бросила вопросительный взгляд на Леннарта и Улофа, что окончательно разъярило Дональда. Она что, собирается советоваться с этими, слушаться ей мужа или нет? Как вы думаете, педрилы, ехать мне с ним или не ехать?
Дональд подавил гнев.
— Я понял, что не сплю, — спокойно сказал он. — Поехали за кемпером, Майвор.
Отдуваясь и кряхтя, Майвор поднялась из-за стола. Дональд даже скрипнул зубами — подлая старуха. Только заманить ее в машину, тогда узнает, что он задумал. А пока, как говорится, не показывать вида.
Дональд повернулся, чтобы открыть дверь, но замер. Кто-то скреб по обшивке кемпера. Потом постучали в дверь. Черно-коричневая рука появилась в окне кухни, еще одна в окне над диваном. Дверная ручка дрогнула.
***
Дождь прекратился. На землю вернулся свет.
Петер так и сидел, положив подбородок на колени. Пенопластовые матрасы сделали свое дело — Петер фактически не пострадал от смертоносного дождя. Молли достала карманное зеркальце и внимательно вглядывалась в свое отражение.
Изабелла мертва. Ничего иного быть не может. А если даже и не мертва — Петеру никак не хотелось увидеть, что с ней произошло. Ему вообще ничего не хотелось — только сидеть и ждать. Ждать, пока кончится этот кошмар. Всесильная рука, которая бросила их в эту грозную пустыню, — почему бы ей не вернуть их обратно? Он не собирался ни молиться, ни просить — здесь молитвы обращать не к кому. Ждать. Смотреть на Молли.
Ты здесь своя?
Не знаю. Пока не знаю.
На щеках, где стекала кислота, остались розовые воспаленные полоски. Молли внимательно их разглядывала в зеркальце, трогала рукой, качала головкой.
— Я не понимаю, — пробормотала девочка.
Весь день Петер стремился к какой-нибудь цели, следовал жизненному девизу: всегда стремиться к цели. А теперь сдался. Никакой цели не было, и вдруг нашлось время для простых мыслей. Молли.
— Что ты не понимаешь?
— Так не должно быть. — Молли бросила зеркальце в ящик.
И что тут сказать? Что спрашивать? Что комментировать, что обсуждать?
— Изабелла умерла. Мама умерла.
— Может быть, — сказала Молли равнодушно. — А может, и нет. А может, и то и другое.
Тема смерти матери ее, очевидно, не заинтересовала. Возмутительно, если не сказать чудовищно, но у Петера не было сил возмущаться. Он смотрел на Молли во все глаза и не испытывал ничего, кроме удивления.
— Не знаю, что делать, — сказала Молли с отчаянием. Похоже, искренним.
— Ну что ж... так бывает.
В дверь постучали. Петер машинально встал и пошел к двери. В голове осталось место для самых элементарных соображений: стучат — надо открыть. И он уже готов был воплотить это знание в действие, как постучали в окно. И в дверь. Кто-то яростно стучал и скреб по обшивке.
Молли выглянула в окно, и ее глаза стали огромными. Она прижалась к Петеру и схватила его за руку.
— Папа, мне страшно. Теперь мне очень страшно.
***
Поддон с селедкой.
Когда обожженные начали колотиться в их кемпер, у Стефана просто не было сил, чтобы пугаться. Он уже исчерпал запас страха, думая о неизбежной смерти своих близких. Он пошел за винтовкой, думая о поддоне с сельдью, — так и не успел отменить заказ.
Поддон с селедкой. В каком-то смысле важная мысль.
Летом 2010 года случилась похожая история, в тот раз с картофелем. При оформлении заказа вкрался лишний нолик, и он вместо тонны картошки получил десять. Его ошибка, так что валить не на кого, надо было как-то избавляться от этого террикона.
Устроили кампанию — яркая, бросающаяся в глаза реклама, картошку давали бесплатно при покупке других товаров на определенную сумму, в конце концов пришлось снизить цену до пятидесяти эре за килограмм. И все равно — картошки осталось много, и в этом-то как раз и важность ассоциации.
Насыщение.
В любом процессе есть точка насыщения. Тогда болевые рецепторы отказываются воспринимать боль, страх становится привычным и никто не хочет картошки даже задаром.
Стоп.
То же произошло и со Стефаном. Скользящие за окном и колотящиеся в двери обожженные зомби — зрелище жуткое, но он просто отмечает их присутствие, как, скажем, пролетающих в небе чаек.
Достал винтовку. Приклад весь изъеден мелкими ходами, словно над ним поработали жуки-древоточцы. Но металлические части почти не пострадали, если не считать нескольких напоминающих ржавчину пятен на стволе. Несколько раз подвигал затвором — должен работать. По крайней мере есть надежда.
Залаяла собака. Стефан посмотрел на Карину. Она села на диван и уставилась на него, не говоря ни слова. Сначала ему показалось, что в ее глазах по-прежнему полощется страх, но быстро понял, что Карина пытается удержать прорывающийся, как икота, смех. По-видимому, она в том же состоянии, что и он.
— Чересчур, правда?
— Да уж...
— Как с селедкой.
— С какой селедкой?
— Ну, когда ее слишком много. Слишком много селедки.
Эмиль непонимающе переводил глаза с Карины на Стефана.
— Чему вы смеетесь? — он показал на окно. — Они же опасные!
— Прости, малыш... — Стефан провел рукой по глазам, у него даже слезы выступили. — Прости... но ведь мы живы.
— А если они придут? Думаешь, и тогда мы будем живы? Мам, ну не смейся, пожалуйста!
***
Дети зависят от родителей. Еда, жилье, родительская ласка — само собой. Но главное — они учатся толковать мир, подмечают чувственные и интеллектуальные реакции матери и отца. Эмиль сердито уставился на Карину со Стефаном, но те продолжали хохотать. И он тоже засмеялся.
Смеяться было нечему — зомби со всех сторон пытались залезть в их кемпер, но мама с папой смеялись, значит, все это не так страшно, а вроде бы понарошку. Как бы зомби как бы пытаются к ним забраться. И, похоже, так оно и есть — понарошку.