Рассказы (ЛП) - Литтл Бентли (читать книги TXT) 📗
За лобовыми стеклами он не увидел ничего кроме темноты.
Линия машин приближалась. Десять ярдов до Коулмэна.
Семь.
Пять.
Поравнявшись с ним, машины одновременно остановились. Он быстро поднял стекла и закрыл дверь.
— Убирайся оттуда! — закричал из приемника Рэд.
Дверь ближайшей машины открылась, и из нее вышел пожилой мужчина. Самый обычный пожилой мужчина. Он улыбнулся Коулмэну и помахал ему, чтобы тот опустил стекло. Коулмэн сидел неподвижно, слишком ошеломленный, чтобы реагировать. Он ожидал чего-то другого, скорее отвратительного монстра. Или зомби. Или… нечто. Но никак не этого слишком обычного мужчину. Его взгляд на мгновенье устремился в небо. Над ними шумел вертолет Рэда.
Пожилой мужчина снова жестом попросил опустить стекло, Коулмэн немного его приоткрыл.
— Вы в порядке? — спросил мужчина. — Мы увидели, что ваша машина остановилась и подумали, что вам, возможно, нужна помощь. — Шаркающей походкой он подошел ближе. — Я могу вас подвезти, если хотите.
— Кто вы?
— Меня зовут Карл Джонс. — Он подошел к навороченному капоту и решетке своего автомобиля, и улыбнулся, обнажив беззубый рот. — Классная тачка, да?
— Что вы здесь делаете?
Мужчина озадачено посмотрел на него:
— Наш автоклуб каждый день патрулирует этот участок дороги.
Автоклуб? Что? Все эти пробки появлялись из-за группки дряхлых, дружелюбных стариканов, которые просто слишком медленно ехали?
Сзади засигналили машины.
— Пойдемте. — сказал мужчина. — Я довезу вас до ближайшей заправки.
— Все в порядке, — ответил Коулмэн. — Кажется, двигатель барахлит. Через минуту все наладится.
— Похоже, вы просто не хотите со мной ехать. — Старик усмехнулся и направился к автомобилю, стоящему у автострады, и Коулмэн впервые почувствовал, что левая часть его машины ниже, чем правая. Он открыл дверь, вышел, и увидел, что две шины его автомобиля спущены.
— Все-таки вам придется поехать, не так ли?
— Все нормально. Я позвоню в ААА [62].
— Здесь не ловит сеть. И телефонных автоматов на этом участке дороги нет.
Не слишком ли настойчив этот мужчина? Не пытается ли он заставить Коулмэна поехать с ним?
Из радиоприемника что-то неразборчивое прокричал Рэд.
— Мы не можем ждать здесь вечно, — сказал старик. Машины за ними сигналили. Несколько водителей высунулись из автомобилей и орали, чтобы они убирались с дороги. Он открыл пассажирскую дверь и жестом пригласил Коулмэна сесть в машину.
Нервничая, Коулмэн посмотрел на спущенные шины, затем на доброе лицо мужчины. Все нормально, сказал он себе. Все будет хорошо. Он сел на переднее сиденье седана, пока старик обходил машину с другой стороны. Сиденье было мягким. Слишком мягким.
Старик сел на место водителя и обе двери одновременно захлопнулись. Коулмэн увидел, что внутренние панели были без дверных ручек, гладкими и бесформенными.
Пожилой мужчина завел машину и все четыре автомобиля поехали как один.
Коулмэн оглянулся на машины позади, из которых совсем недавно громко ругались водители, и заметил, что в них никого нет. За рулями никто не сидел.
Краем глаза он заметил, что охваченный пламенем вертолет Рэда рухнул на землю.
— Нет никакого начала, — сказал старик голосом отца Коулмэна.
— Какого хрена?? — Коулмэн в панике повернулся к старику, но тот уже начал перевоплощаться. Морщинистая кожа зашевелилась, растягиваясь и меняя цвет. Коулмэн успел разглядеть черную пустоту под бурлящей плотью.
И его отбросило назад на сиденье, когда все четыре машины стремительно помчались вперед.
Ⓒ Jammers by Bentley Little, 2010
Ⓒ Анастасия Алибандова, перевод
В комнате
«В комнате я исполняю танец».
Слова эти произнес шепотом мой отец, когда я спал.
А наутро он исчез.
Когда отец нас бросил, мне было десять лет. Он никому не говорил, что собирается уйти, и никогда потом не звонил, даже письмеца не прислал. Просто как-то утром мы встали, а его не было. Сначала мы не знали, убит он или похищен; вдруг его уволокли пришельцы или спрятали по программе защиты свидетелей? Но когда мама сказала нам, что он забрал свою одежду и любимые компакт-диски, когда через пару дней обнаружила, что он снял деньги с банковского счета (хотя и не все), когда узнала, что он уволился, уведомив работодателя за две недели, — то есть поняла, что он спланировал все заранее, — она усадила нас и сказала просто, серьезным тоном: «Ваш отец ушел из семьи».
Больше она никогда о нем не говорила, и если я или Клара о нем упоминали, она сразу меняла тему.
Несмотря на свою жгучую ненависть к нашему отцу, мама позволила моей сестре и мне держать по одной его фотографии в своих комнатах. Других его фотографий в доме не было — все совместные снимки моих родителей были убраны с глаз долой, зато у меня на комоде красовался отец со мной на плечах, перед муляжом швейцарской горы Маттерхорн в Диснейленде. На этом снимке мне было лет пять. В комнате Клары висела на стене фотография в рамке, на которой папа помогает ей строить на пляже песчаный замок. Не знаю, как Клара, мы с ней никогда этого не обсуждали, но я по прошествии лет стал забывать разные связанные с отцом мелочи: какую он носил обувь, как смеялся, какую еду предпочитал. Его образ в моем сознании осыпался, все больше утрачивая целостность.
Единственное, что четко врезалось мне в память, — это те его слова, произнесенные шепотом ночью и ставшие частью моего сна: «В комнате я исполняю танец».
Я был старшеклассником, когда Лиз Нгуен пригласила меня на танцы в «День Сэди Хокинс». Я был к ней неравнодушен и не сомневался, что тоже ей нравлюсь, подтверждением чему стало это приглашение. Единственная загвоздка состояла в моем неумении танцевать. Как ни стыдно мне было в этом сознаться, я сделал это, чтобы у Лиз была возможность сдать назад.
Но она рассмеялась.
— Думаешь, я сама великая танцовщица? Я тоже нечасто хожу на танцульки. Только взгляни на меня!
Я взглянул. Она, конечно, не была из тех любительниц узких джинсов и выпивки, предпочитающих танцы учебе, но, на мой взгляд, она была чудесной девушкой. Стройная, хорошенькая, педантичная, но не до занудства. По мне, она была гораздо привлекательнее всех остальных девчонок в моем классе.
Но танцевать она, конечно, умела, хотя бы чуть-чуть.
А я нет.
Я сказал ей об этом, и она опять прыснула. Казалось, моя неуклюжесть ее привлекает, а не отталкивает.
— Я тебе помогу, — говорит. — Мы можем практиковаться в моей комнате.
«В комнате я исполняю танец».
От этой мысли я поежился.
— Ты часто… разучиваешь танцы у себя в комнате? — спрашиваю.
— А как же, — ответила она. — Там я могу смотреться в зеркало. Сразу видишь, как выглядишь. — И поспешно добавила: — Чтобы исправлять недостатки, а не чтобы на себя любоваться.
Я улыбнулся.
— Я серьезно! — Она шлепнула меня по плечу.
— Хорошо, — согласился я, — давай попрактикуемся.
Напрасно Лиз скромничала: танцевала она совсем неплохо. Всю следующую неделю мы не меньше часа в день разучивали простейшие па. При всей моей неловкости она сумела научить меня одному медленному танцу, где я просто раскачивался из стороны в сторону, держа ее за руки, и одному быстрому, под песенки: в нем мне надо было стоять почти по стойке смирно.
На неделе, предшествовавшей танцам, мы только мельком виделись в школьных коридорах и несколько раз болтали по телефону: завершалась четверть, было много контрольных работ и домашних заданий, так что на танцевальную практику времени не хватало; правда, я тренировался самостоятельно, перед собственным зеркалом, и как будто добился прогресса. Во всяком случае, решил, что уже не ударю в грязь лицом.