Чувствуй себя как дома (СИ) - Британ Мария (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗

Матушку выписали быстро. Я загорелся идеей поскорее восстановить Воробья, пусть и мертвого, отреставрировать его, и уже через несколько месяцев мы переехали в наш дом.

Сначала было трудно. Жить в том поселке, где когда-то пахло яблоками и танцевала самая маленькая девочка на свете, — все равно, что играть в рулетку. Сегодня ничего, держишься. Не выстрелило. А завтра ты труп, потому что внезапно из шкафа выпадает плюшевый кот. Или проигрыватель. Она не забыла их, но забыла все остальные вещи, включая тебя.

Матушка обрадовалась, когда я притащился к ней с двумя чемоданами. В первом — моя одежда. Во втором — одежда Торы.

Когда Хлопушка найдется, я поглажу ее любимое платье. А она найдется. Нужно только зачеркивать дни в календаре. Угольком. Этот урок я усвоил с детства.

Теперь мы с матушкой часто пьем чай по вечерам и говорим — о мелочах. С трудом. Перебарывая страх. Замалчивая главное. А днем я пропадаю на работе в компании Ди. Этой девчонке все нипочем. Она, как и раньше, живет в корпусе, титановая, хмурая.

По выходным у нас тренировки с Лидой. До изнеможения. Пока тело не превратится в бесполезную груду мышц.

А еще я продолжаю писать книгу-дневник — медленно, по странице в день.

Иногда Бруно вызывает меня к себе. «Тора не объявилась?» — вот что его тревожит. А я лишь мотаю головой.

Ее больше нет, знаете ли. Знаете ли, и меня тоже.

Бруно это злит. О, как же злит. Он дергается от звонков, часами пялится в окно сквозь щелку штор, пьет виски на завтрак, обед и ужин. Он — кот, но не умеет приземляться. Чувствует, что растечется по асфальту черным фритюром.

А Лида… Эта женщина в ярко-розовых лосинах без устали бегает за ним.

В свободное время я ищу Тору, брожу по городу в надежде встретиться с ней, пытаюсь поговорить с ее родителями, но — бесполезно. Город неприветлив, как и тетя Марина и дядя Антон. «У Торы все отлично, но она не хочет тебя видеть, — говорят они. — Нам очень жаль, ты хороший парень».

После очередной неудачи я возвращаюсь домой — пить чай и молчать о главном.

А потом снова утро. Снова будильник, который заедает и выключается через раз. Снова в зеркале заспанное непонятно что — мое лицо?.. Снова матушкины сырники. Снова Кайли Миноуг по радио. Снова восемь пятнадцать и корпус. Снова «Хорошего дня!» от Бруно, а между букв — «Где она?». Снова тренировки и сбитые костяшки на руках. Снова матушкины шрамы по всему телу, как тающий воск. Снова сон на правом боку. Снова запах гари, а не яблок.

Снова, снова, снова…

Я схожу с рельс, как поломанный паровоз. Иногда я вытаскиваю матушкин подарок из-под кровати и радуюсь, что она не выкинула его.

Время летит.

Мы с матушкой празднуем Новый год. Рождество. Двадцать третье февраля. Восьмое марта. Мы празднуем все что угодно, но не ее возвращение.

Торы нет семь месяцев.

А Бруно по-прежнему задергивает шторы. По-прежнему пьет виски. По-прежнему дергается, когда ему кто-то звонит.

Мы ждем ее вместе и глотаем наше общее «снова».

Глава 27

Захар

ДО

Сегодня мне исполнится двадцать три. В свой день рождения я просыпаюсь из-за тиканья. Что-то крутится внутри меня, оживает, и это «что-то» очистилось от ржавчины.

Раз — и я подскакиваю. Все изменилось: мой дряхлый шкаф блестит на солнце, как старушка-невеста, а трещина на зеркале улыбается.

Тик-так.

Я сползаю на пол и прислоняюсь ухом к пыльному ковру.

Тик-так.

Это сердце. Я узнал бы его из тысяч других. Ворон. Ворон ожил.

И существует лишь один человек, способный сделать мне такой подарок на день рождения.

Где же ты была, моя Хлопушка?

Я нащупываю в кармане шестеренку. С того вечера я не расстаюсь с ней. Это доказательство того, что Тора реальна. Что я не тронулся умом.

Запах выпечки повсюду — матушка готовит торт. Я спускаюсь на первый этаж и обнимаю ее.

— С днем рожденья тебя-я-я, — поет она.

Я благодарю матушку, а вместе с ней и весь мир: скоро нам исполнится двадцать три.

— Пожалуй, пройдусь немного. До завтрака успею, обещаю, — бросаю я, а сам выбегаю на улицу.

С каждым шагом Ворон тикает все громче. Он скучал и рад, что вернулся из отпуска. Да и я рад.

Я тоже вернулся.

До дома еще далеко, а я уже слышу запах яблок. На клочке облака висит утренняя луна, точно игрушка над детской кроваткой. Я спотыкаюсь, перелезаю через обломки сгоревших монстров, где совсем недавно побывала Стая.

И вот я у цели. Преодолею две ступеньки — дотянусь до звезд.

Покореженные ворота за моей спиной рыдают. Яблони шелестят, срастаются ветками. А Ворон… Ворон до сих пор улыбается. И пусть его тело теперь — одна сплошная гематома, он счастлив, что снова чувствует.

Здравствуй, друг.

— Тора? — зову я.

«Нет, это я. Я-я-я…» — едва слышно лязгают поломанные замки. Ворону трудно разговаривать после комы.

— Тора!

Ее здесь нет. Наверное, она оживила Ворона ночью. Или и того раньше, но я так увлекся поисками, что не заметил.

Подарок не удался.

Я падаю на колени. Шестеренка выкатывается из кармана и исчезает за горой бутылок. Холодно. В гостях у Ворона никогда не было так холодно.

Отпечатки наших ладоней стерлись. На обломках крыши свила гнездо ворона. Под ногами хрустят листья. Чей-то маленький мирок превращается в идеально мертвую плоскость.

Ты меня помнишь, Ворон?

Как отдохнул?

Поработав в Стае, я привык говорить с домами мысленно. Возможно, потому что боюсь общаться с теми, кто умирает. Возможно, потому что стыжусь. Возможно, потому что в голове все понарошку.

Ворон молчит. Я — тоже. Интересно, он в курсе, сколько его братьев я сжег?

«Пятьдесят шесть», — хрустят осколки окон.

Где-то там, на улице, в другой реальности, на чужой планете моросит дождь. Небо пытается умыть Ворона, оттереть его клиническую смерть, как пятно от шелковицы.

— Прости…

Но это «прости» тонет корабликом в луже. Я не успел натереть его воском. Я вообще ничего не успел.

— Я принес тебе подарок. Ты поможешь мне?

Ты же горел. Ты же должен уметь помогать.

Я подползаю к шестеренке и прячу ее там, где когда-то тикало сердце.

— Верни ее, приятель. Верни.

Ворон не отвечает, но я ощущаю согласие в каждом кирпиче, в каждом разбитом окне. И, клянусь, если бы у дома были мышцы, он бы напряг их до предела. Он бы сцепил зубы и похлопал бы меня по плечу.

Я помогу тебе, друг.

Я помогу тебе, убийца домов.

Где-то рядом, прямо подо мной, стучит новое сердце Ворона. На этот раз оно в подвале. На этот раз оно ушло в пятки.

— Здравствуй, — раздается за моей спиной.

Я оборачиваюсь. Пашка. Помятый, как рубашка после стирки. С сигаретой в зубах. Обгоревший на солнце.

— Ее ищешь?

— Кого?

Он шагает ко мне, спугивает ворону с покосившейся рамы, тушит сигарету о подоконник.

— Тора недавно приезжала. На пару часов.

— Неужели? — раздраженно фыркаю я.

В любой момент сюда может вломиться Ди. Как я ей объясню, почему праздную день рождения в гостях у скелета? Как объясню его воскрешение?

Но больше всего я боюсь, что Пашка что-то об этом знает. Как бы тихо он ни шептал, для спасателей его слова прозвучат слишком громко. Слишком четко. Они разберут их по слогам и сожрут на завтрак. А затем убьют Ворона.

— Тора спрашивала о тебе. Я сказал, что ты окончательно свихнулся. Ждешь ее, как ненормальный. — Пашка извлекает из кармана зажигалку и щелкает колесиком. — Она попросила передать, что ты не чайник с накипью. Во бред, да? И предложила вам встретиться. Через два месяца. Здесь же.

— Что? — бледнею я. — Почему через два?

— У нее есть уважительная причина, — мрачнеет Пашка.

— С… Спасибо.

— Тебе спасибо. Мы ваши должники.

Пашка перепрыгивает через подоконник и исчезает в перекрестках улиц.

«С днем рождения», — кряхтят ставни.

Спасибо, Тора. Спасибо, Ворон.