Окрась это в черное - Коллинз Нэнси (книги бесплатно .txt) 📗
– Ты встревожена, дитя. Что-нибудь случилось?
Морган вернулся на площадку и смотрел на Соню. Здоровый глаз казался озабоченным, но внимание Сони привлек его увечный близнец. Уже давно Соня перестала определять мысли и эмоции других лишь по простейшим внешним признакам, но в разум Моргана ей проникнуть было трудно – его умение ставить псионическую защиту было не хуже, чем у нее самой.
– Почему ты хотел встретиться со мной здесь?
– Хотел продолжить наш вчерашний разговор, дорогая. И чтобы на этот раз нас не стали так грубо прерывать.
– Между нами ничего не изменилось, Морган. Я тебя убью, что бы там ни было.
– Если так, почему ты меня не убиваешь прямо сейчас?
– Я... я просто сейчас не в настроении.
Морган прищелкнул языком:
– Ну, брось, дитя. Не оскорбляй меня такой неумелой ложью. Пусть ты злая девочка, но ты не глупая. У тебя рациональный ум, я в этом не сомневаюсь. Наверняка ты остановила руку, потому что поняла: твоя вендетта лишилась смысла?
Соня полыхнула на него сердитым взглядом, но отвернулась от вида его мертвого глаза.
– И почему ты решил, что можешь читать мои мысли?
– Отец знает свое дитя – даже такое талантливое, как ты. Между нами есть течение – разве ты его не чувствуешь? У нас с тобой симпатическая связь, такая, какой не было у меня ни с одним моим порождением. Мы – правая и левая рука, волна и берег, иньи янь.Мы одно – ты и я.
– Я совсем не такая, как ты!
– Ты пьешь кровь живых существ?
– Да.
– Тебе случалось получать удовольствие от чужой боли и страданий?
– Я...
– Будь правдива!
– Да, но они этого заслуживали...
– Считаешь ли ты людей слепыми невежественными овцами, увлекающими с собой в пропасть все творение в безумном стремлении к самоуничтожению?
– Не всех...
– Ты в точности такая, как я! Единственная разница – ты все еще цепляешься за свою призрачную человечность! Ты зачем-то вбила себе в голову, что людей надо жалеть и им завидовать, а не использовать их. Зачем тебе держаться идеалов, которые давно отбросила большая часть людей? Наш род не создает Зло – человечество делает это само. Мы, энкиду,и другие расы Притворщиков лишь манипулируем злодеяниями людей ради собственной пользы. Не мы придумали концентрационные лагеря нацистов или русский ГУЛАГ, поля смерти красных кхмеров или сербские лагеря изнасилований – но дураками мы были бы, если бы пренебрегли таким богатым источником... питания.
– Я никогда ни к чему такому не имела отношения...
– Правда? Тогда почему ты предпочитаешь проводить время в городских трущобах? Это ведь не только для маскировки. Разве ты не чувствуешь прихода каждый раз, когда рыщешь по гетто – и чем более криминальному, тем сильнее приход? Не чувствуешь ли ты себя живее, бодрее,когда охотишься в самых мрачных районах города? Конечно, ты себе говоришь, что охотишься там, где легче всего найти дичь. Но ведь это же еще не все? Далеко не все.
Он был прав. Она сама себе не хотела в этом признаваться, но сейчас отрицать не могла. Он будто бы знал ее – знал так, как никто другой. Эта близость и тревожила, и... возбуждала.
– Ты знаешь, каково быть одинокой, Соня? – Голос Моргана был тихим, но донельзя личным, будто они стояли у лесного озера на вершине небоскреба. – Ты знаешь, каково это – быть окруженной другими, но испытывать болезненное, страшное одиночество? Не боишься ли ты однажды исчезнуть в той пустоте, что держит твое сердце?
– Да.
Голос ее был так тих, что она даже не знала, произнесла ли она это слово вслух. Наверное, нет.
– Ничего ты не знаешь об одиночестве, – прошипел Морган голосом вдруг жестким и ржавым. – Даже представления не имеешь, что значит быть одиноким столетие или два! Стоять вне потока времени и видеть, как те, кого ты называл друзьями, конфидентами, любимыми, вянут и погибают, как осенние листья, знать, что сколько бы ни было у тебя слуг и наложниц, в конце концов ты останешься один. А самое страшное – когда наконец поймешь, что у тебя нет равных. Никто никогда не удовлетворит по-настоящему твою нужду, не бросит вызов твоим ожиданиям, не поймет, что тобой движет.
Люди, которых манит к нашему роду, – куда как мало стоящие спутники. Их тянет наша нечеловечность – чудовищность, если хочешь. Они любят нас за то, чем мы не являемся, а не за нашу истинную сущность. Даже самый талантливый и преданный ренфилд лишь немногим лучше комнатной собачки. Ты его переживешь и в свое время забудешь. Как может быть иначе?
Года сливаются в столетия, и тебе надоедает все и вся. Ничего не бывает нового, нет невиданного зрелища, нет неизведанного действия. И если не отвлекаться и не стимулировать себя, тобой овладеет Ennui. Вмешательство в дела людей – это сильный стимул, но и он в конце концов приедается. Вот почему я столько времени и сил затратил, пытаясь создать свою породу вампиров. Желание сделать своих потомков правителями Земли двигало мною, и это я не отрицаю. Но самое главное было чем-то занять себя, поставить себе новые задачи.
Конечно, это был страшный провал – в основном из-за твоего вмешательства. За прошедшие годы я понял, что планы у меня были глупые, наверное, даже опасные. На создание Аниз и Фелл ушел более слабый материал, чем на тебя, но они показали себя сильнее, чем я даже мог себе представить. И вот что заставило меня задуматься: почему я окружаю себя низшими? Так поступают все вампиры – от естественного страха перед теми, кто сильнее. В сообществе вампиров есть только две ступени: хозяин и раб. Не быть одним – значит быть другим, и мы стараемся гарантировать, что наши порождения будут слугами. Мы редко заражаем тех, кто проявляет признаки внутренней силы, разума и честолюбия, которые в свое время могут привести владельца в Нобли. Чтобы вампир проявил волю и заявил претензии на место в иерархии, он должен разорвать путы своего Создателя. Мало кто из нас согласен заплатить за прекращение одиночества прекращением существования.
– Ты же не убил Панглосса.
Морган на миг замолчал. На его лице ничего нельзя было прочесть.
– Панглосса не надо было убивать. Когда пришло время, он признал мое превосходство. Он отказался от власти надо мной за право продолжать существование. Я повторю снова: наше общество – общество хозяев и рабов. Вот почему за все пятьсот лет с тех пор, как я вырвал у него вожжи, Панглосс так и не смог мне реально повредить.
– Может быть, потому, что он тебя любил.
Морган рассмеялся лающим невеселым смехом.
– Его последние слова были о тебе.
Морган не удивился, но принял это как должное.
– Значит, он умер?
– Тот Панглосс, которого ты знал, больше не существует.
Морган пожал плечами.
– Он меня больше не интересует. Меня интересуешь ты. В тебе я нашел силу, которой нет ни у кого из моего рода. В тебе есть свежесть, витальность, которая меня невероятно воодушевляет. Может быть, меня вдохновляет твоя невозможная молодость – по меркам энкиду.Но когда я смотрю на тебя, когда я с тобой, у меня такое чувство, что мир пересоздан заново, а я – его завоеватель.
– К чему ты клонишь?
– Только к тому, что у меня было много невест – но мне еще предстоит избрать себе королеву. – Морган протянул руку к мигающим огням, уходящим во все стороны за горизонт. – Мы можем править миром и людей, и вампиров – ты и я. С твоим иммунитетом к серебру и дневному свету мы будем непобедимы. Каждый Нобль будет вынужден присягнуть нам на верность и склониться перед нашей волей. Нам не будет преград. Мы будем править вечно.
–Почему это ты решил, что я соглашусь?
– Я не решал. Но что тебе еще делать?
– Я могу тебя убить.
– А потом что? Выйдешь замуж? Заведешь детей? Станешь готовиться к счастливой старости? Если ты меня убьешь, разве ты станешь прежней Дениз Тори? Когда меня не станет, что будет смыслом твоего существования? Будешь бессмысленно убивать вампиров только ради привычки? Или сдашься Ennui, как Панглосс?
