Чувствуй себя как дома (СИ) - Британ Мария (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Плохо быть персонажем. От тебя не отцепятся, пока ты не сдохнешь.
Тик-так — звенит в ушах.
Передо мной вспыхивает сцена из прошлого. Мой маленький потерявшийся пазл.
На краю стола лежат конфеты — шоколадная и карамелька. Я смотрю на них и не могу решить, какую съесть. Карамелька экономная, я буду ее рассасывать почти полчаса, но шоколадная вкуснее. А еще шоколадную любит мой самый-самый родной человек.
— Зажмурься, — советует мама. — Так ты поймешь, какую хочешь больше.
Но я медлю.
Медлю, медлю, медлю…
— АРТЕМ!
Картинка тает.
Возле пропасти маячит маленькая знакомая фигурка… Ползает, копошится в траве. Темыч!
Я несусь на предельной скорости, лишь бы оттолкнуть мальчишку от обрыва. Спасти этого странного человека, которому не посчастливилось расщепиться на буквы.
Павел едет все быстрее. В метрах десяти от нас он пытается зацепиться руками за трос, кричит от боли. Я вижу, как он боится. Вижу достоверность, но сейчас мне на нее плевать.
Темыч по-прежнему ищет несчастного кролика. Я прыгаю и, стиснув плечи мальчишки, отталкиваю его от троллея. Он визжит и растягивается на земле. Я падаю за ним.
Мимо нас пролетает Павел. Сегодня он подогнул ноги. Впервые.
Я выбрала карамельку, мам. Зажмурилась и выбрала. Верно?..
Несколько секунд мы лежим и даже не шевелимся. Скрип троллея, далекий и ненастоящий, задает ритм моему дыханию. К нам мчится Илона.
— Там нет кролика, — сообщает Темыч и поднимается.
— Значит, мне показалось. Прости…
Спустя, наверное, вечность Илона заключает сына в объятия. Сутулится, точно надломилась от испуга и навсегда потеряла форму. Губы — искусаны, измазаны в крови.
— Мальчик мой, о господи… — всхлипывает она. — Зачем, зачем ты туда побежал?
Я леденею. Интересно, что сделает персонаж, догадавшись, кто посоветовал его сыну рискнуть жизнью? Как поступит Илона?
Если она расцарапает мне лицо или переломает кости — я не против. Я — за достоверность.
Главное — чувствовать.
К нам спешит Павел.
Темыч отвечает:
— Я искал кролика. — И косится на меня, скалится, как испуганный зверек. — А Аня помешала, бросилась ко мне…
Я говорю ему одними губами спасибо и пячусь. Мысли о книге расползаются по темным углам. Меня трясет.
Я едва не убила ребенка. Шизофреничка!
Во всем виноват дом, определенно. Он исполняет желания. Илона была права — ему без разницы, какими методами. Он держит слово.
— Я… прогуляюсь, — буркаю я и бреду по каменистой дороге в сторону поселка.
— Спасибо тебе, Аня! — кричит Илона мне вслед.
Ее благодарность врезается в меня сырыми яйцами и гнилыми помидорами.
Ветер дует в лицо, бьет, вопит, чтобы я очнулась. Но я не могу — я загадала желание. И когда оно исполнится, я стану другой.
Взять под контроль мысли — до смешного легко. Дисциплинировать себя — раз плюнуть. Расцарапать запястья, снять кожу, но не поддаваться этому механизму с нержавеющими шестеренками — э-ле-мен-тар-но.
Поселок приближается чересчур быстро. Лес редеет, группки туристов фотографируют скалы. За тонкой полоской хижин маячит наш пляж. И лишь одно не вписывается в умиротворенную обстановку: северная женщина, возникшая из ниоткуда. Снова. Ветер треплет ее черные волосы, а они настойчиво липнут к накрашенным губам.
— Что ты здесь забыла?
— Бедня-я-я-жка, — качает головой Ди и кладет ладони мне на плечи.
— Отвали.
Оттолкнув ее, я шагаю дальше.
— Я все видела.
Ее «видела» связывает мои ноги не хуже веревки. Колючая проволока, не иначе.
Я оглядываюсь. Ди улыбается, ее шифоновое платье будто светится — призрачное, как и хозяйка.
— Что?
— Ты спровоцировала его. Потому что любишь экспериментировать.
— Ложь.
— Нет. — Она протягивает ко мне руку, словно хочет от чего-то спасти. — Ты же была в заброшке. Облако туда отнесла. Думаешь, я дура?
— Ваши легенды — полная чушь.
— Но ты шлялась там. Зачем?
Я вздрагиваю, щеки обжигает предательское тепло.
— Я не специально…
— За-чем?
— Я не знаю! Не знаю! Наверное, надеялась, что допишу книгу, когда проведу этот… ритуал.
— Допишешь, не сомневайся. Дома всем помогают. — Ди обгоняет меня и идет в сторону поселка. — Но не теряй бдительности, чтобы твое желание не прикончило тебя.
— Как его отменить? — кричу ей вдогонку я.
— Никак. Теперь ты — клиент дома. А эти твари клиентов не обманывают.
Я пинаю камень и хватаюсь за голову. Что за сказки? Нет, вранье. Главное — не верить.
Главное — контролировать себя.
И выбирать карамельку, чтобы радовать маму.
Я врываюсь к Лидии без стука и даже забываю разуться.
Ржавая клетка по-прежнему на столе, сладкий запах так и не выветрился. А впрочем, он — неотъемлемая часть дома. Что-то вроде штукатурки.
Из полумрака выныривает Лидия. Сегодня ее волосы распущены и вьются. Думаю, в молодости у нее были толстые длинные косы. Вертя в руках тюбик с красным лаком, она падает в кресло и закидывает ногу на ногу.
— Как отменить желание? — начинаю я, но тут же закусываю губу. Идиотский вопрос. — Я… Нет, я не верю во все это, но… На всякий случай.
Лидия не обращает на меня внимания. Красит ногти, щурится из-за плохого освещения и попадает мимо. Смотрится не очень: будто пальцы в кетчупе. Или в крови. Запах лака перебивает приторную сладость.
— Я тебя предупреждала, герой. Твердила — будь осторожнее. Разве нет? — Лидия подается ко мне. Между нами всего полметра, и я слышу запах гнили из ее рта. — Самое страшное — быть одержимым. Ты одержима дурацкой идеей написать книгу. Не бойся. В поселке много таких. Но — не я.
Стена, стена, мне нужна стена. Нужно прижать лопатки к чему-то ощутимому, реальному. Но я тщетно стараюсь — комната безгранична.
— И что дальше?
— Попробуй убить дом. Разбить часы. Результат, конечно, не гарантирую. — Лидия закручивает тюбик с лаком. Ногти накрашены. Пыльцы в алых капельках, словно минуту назад Лидия кого-то зарезала. Удивительно, но сама она этого не замечает.
А я… Я мечтаю нажать на кнопку «Delete» на ноутбуке с такой силой, чтобы она деформировала материнскую плату. Но — вот беда — она сотрет меня, а не книгу. Я перестану быть. Окаменею перед экраном. Темыч превратится в обычного мальчика.
Я не тороплюсь прощаться с Лидией: человек, которого я нарисовала на клочке бумаги, мой выдуманный персонаж, не дает мне покоя.
— Один мужчина говорил, что живет там.
Лидия застывает, будто вместе с лаком высыхает и ее кожа. Глаза, красные, обведенные карандашом, точно выжженные сигаретами, округляются.
— Как он выглядел?
Я жалею, что проболталась о Вячеславе, но деваться некуда:
— Да бродяга он. Потом признался, что дал не тот адрес.
— Как он выглядел? — повторяет Лидия.
Комната начинает сужаться. Стены надвигаются на меня, а лицо Лидии искажается, как если бы было нарисовано на скомканной ткани. Мои лопатки, наконец, прислоняются к твердой поверхности, но я уже не рада этому. Еще чуть-чуть — и я нырну в клетку, лишь бы меня не раздавило.
— Мутные глаза, щетина, широкие плечи… — сглатываю я. Воспоминания о нем летают под потолком мотыльками, такими же нереальными и призрачными.
— Как его зовут?
— Вячеслав.
— Геннадьевич?
— Я не в курсе.
Лидия встает. Стены вот-вот раздавят комнату, сделают из нас фотоснимки. А голос полоумной старухи ускоряет нашу гибель, тянет за собой по кирпичику. Не пройдет и минуты, как я превращусь в мотылька. И тогда Вячеслав все расскажет. Насекомым можно доверять.
— Он солгал, — улыбается Лидия. — Как интересно!
— Пожалуйста, объясните…
— Ты же герой? Пойми, девочка, здесь тебе никто ничего не объяснит, кроме тебя самой.
Я пячусь к двери. Эти люди знают обо мне все. Они изучили мое прошлое, вызубрили его, выгравировали в мозгах, набили себе тату под кожей. Но они не желают обнажаться до костей, чтобы я вспомнила.
