Город вамиров (Вампирская серия) - Феваль Поль (полная версия книги TXT) 📗
Второй ордер был ионическим, если это определение из области чистого искусства можно применить к подобным формам, преувеличенным до степени варварства, с окнами в виде трилистника. Стрельчатые окна третьего соседствовали с коринфскими колоннами; четвертый, композитный, был изукрашен тысячами чуждых стилю орнаментов и имел звездообразные окна. И наконец, пятый, поддерживавший купол крыши — плоско срезанный сверху и увенчанный еще одним, меньшим куполом, откуда исходил сноп пламени, — бросал вызов всем техническим терминам и заповедям архитектуры, олицетворяя собой сказочную невозможность: то было цветение маленьких колонн и нервюр [31], фонтан перламутровых лиан…
В этой колоссальной часовне, одновременно грандиозной и фривольной, великолепной и надрывно грустной, заметна была одна характерная черта — чрезмерная выпуклость капителей и антаблементов. Дорический ордер выпячивал свои фризы и карнизы, ионический раздувал свои волюты, коринфский и композитный истекали каскадами аканфов [32], тогда как последний, безымянный, вздымал свою растительность, так что все строение начинало казаться ступенчатым водопадом больших и темных шатров с полукруглыми крышами и напоминало в профиль пагоду.
Под перистилем, между каждой парой колонн, сидел на задних лапах мраморный тигр, вырывая когтями сердце из груди поверженной девушки.
Снаружи, вокруг террасы, стояли двадцать четыре пьедестала, на которых также были установлены статуи девушек — восхитительно красивых, но сломленных и порабощенных надругательствами невидимого врага.
Перед статуями открывалась широкая круглая площадь — сердцевина розетки, которую образовывали шесть разделенных улицами квадратов Города Вампиров.
Каждый из этих кварталов выглядел гигантским и был полон, сколько хватал глаз, бесчисленными дворцами, уходившими в опаловый туман. Все они были разные, но искусное использование архитектурных аналогий создавало впечатление гармонического целого.
И все это бледное великолепие принадлежало смерти. Ни звука, ни движения, ни вздоха. В безветренном воздухе парил один лишь вечный сон.
Величие некрополя вампиров подавляло всякое воображение, и никакие слова не могли бы выразить его ужасающее одиночество.
И хотя в гигантском скоплении архитектурных чудес ощущалось могущество человеческих рук, здесь не было людей. Никого и ничего, ни единой тени в этих белых перспективах, под убегавшими повсюду в даль колоннадами. Бледные цветы на клумбах спали на недвижных стеблях. Струи фонтанов замерли в воздухе, повинуясь чарам таинственного сна.
Вы ведь знаете, как монотонность, стирая мысль, расширяет все до необъятных пределов. Сумеречный свет, мертвенный и холодный, как свет луны, освещал эти монументы — все выстроенные из одного и того же камня, полупрозрачные и бесцветные — одновременно со всех сторон, и они не отбрасывали тени.
В величии тишины и смерти мелькала мысль о пробуждении. В разврате этих стилей, в дикой распущенности этого искусства чувствовался привкус оргии. Оргия спала. Но каким будет сей Вавилон усыпальниц, когда она пробудится?
Звуки хрустального колокола долго дрожали в тишине.
Путешественники застыли в удивлении, пораженные до глубины души. В то время, как наша Анна тщетно пыталась оценить размеры этих пугающих чудес, Мерри Боунс сыпал кельтскими восклицаниями, а Грей-Джек исследовал перспективы улиц в смутной надежде обнаружить где-нибудь вывеску таверны. Художник схватился за карандаш. Доктор Магнус, несчастный отец, полными слез глазами смотрел на статуи девушек.
— Скорее! Нужно идти! — сказала из гроба Полли Берд. — Нет времени отвлекаться на мелочи. Мы должны торопиться! Усыпальница месье Гоэци в квартале Змеи. Вперед!
У входа в каждый квартал высилось на пьедестале скульптурное изображение животного, именем которого был назван квартал. Мерри Боунс зашагал во главе отряда и, найдя изваяние змеи, двинулся между двумя рядами мавзолеев. За входом аллея расширялась. Именно здесь мыслями нашей Анны завладела идея необъятности. Во все стороны разбегались боковые улицы, главная аллея погружалась в головокружительные глубины. Каждая усыпальница виделась вблизи значительным памятником; некоторые из них, принадлежавшие, несомненно, представителям вампирской знати, не уступали размерами царским дворцам. И там были сотни, тысячи гробниц!
Черные буквы над входом в каждый мавзолей провозглашали имя владельца. Многие из этих имен были неизвестны, однако имелись среди них и такие, чье присутствие в этом месте могло бы объяснить немало исторических загадок как прошлых веков, так и современности: имена проклятых скупцов, чье возмутительное стяжательство ввергало в нищету целые народов, имена куртизанок, непристойных разрушительниц морали и семейных уз; имена тех, кого идиотическая поэзия и рабское искусство возвеличивают под титулом завоевателей — только потому, что они силой раздавили слабых и скрепили свою жестокую славу слезами, позором и кровью!
Не раз, проходя мимо одного из сияющих храмов, где спал тот или иной знаменитый бич человечества, наша Анна порывалась подойти ближе, но нетерпеливый голос Полли Берд, дрожащий от ужаса в глубине гроба, кричал:
— Торопитесь! Речь идет о жизни и смерти, и наше время на исходе!
Путники торопились, но путь казался бесконечным. Улицы сменялись улицами, гробницы — гробницами, а они все шли. За время этого бесконечного путешествия им не встретилось ни единое живое существо. Внезапно Полли, следившая за дорогой в отверстия гроба, произнесла:
— Мы почти пришли. Держите меня крепче — хоть я и ненавижу своего хозяина, его сердце притягивает меня, как магнит железо, и я прилагаю все усилия, чтобы не кинуться к нему.
И впрямь, было слышно, как несчастная корчилась в гробу, царапая ребра о железные стенки.
— Остановитесь! — сказала она наконец. — Мы на месте!
Г-н Гоэци не был ни королем, ни диктатором, ни трибуном, ни философом-гуманистом, ни владельцем движимого кредитного капитала, ни бароном Искариотом, ни баронессой Фриной [33] и потому не мог претендовать на принадлежность к вампирской аристократии. Он был простым доктором, к тому же не занимался медициной. По этой причине гробница его была скромна и почти вызывала сострадание, особенно в сравнении с патрицианскими усыпальницами. Это была бедная часовня в варварском греческом стиле, едва ли превышавшая по величине собор Святого Павла в Лондоне, скупо украшенная не более чем четырьмя или пятью сотнями колонн. Она была унизительно сдавлена соседями: с одной стороны высился мавзолей прусского премьер-министра, с другой нависал собор старой французской кокетки, которая пила, пьет и будет пить в Париже кровь молодых кретинов, не делая различия между сыновьями благороднейших мужей и злодеев, лишь бы в жилах этих простофиль текло золото.
В центре фасада, на табличке из черной яшмы, зеленоватыми и чуть светящимися буквами было высечено имя г-на Гоэци, а также греческое слово:
ΓΕΩΘΕΕ
Наша Анна очень пожалела, что у нее под рукой не было Уильяма Радклифа, столь же сильного в греческом, как и в турецком. Ей пришлось обратиться к хирургу Магнусу, который, превозмогая душевную боль, объяснил ей, что это слово, похоже, было произведено из двух различных корней, причем один восходил к существительному «земля», а другой к глаголу «кипеть».
— Вулкан! — воскликнула наша Анна. — Подходящее имя для этого дьявола!
Она была не совсем права. Уильям Радклиф позднее нашел имя корявым и дурно составленным.
— Открывайте, — приказала Полли, ворочаясь в гробу, — и входите! Даже минутная задержка грозит нам самыми ужасными несчастьями.
Путники пересекли террасу и перистиль. Главная дверь не была заперта. Они вошли. Внутри гробницы располагался огромный неф, окруженный царственным клуатром, над которым шли два этажа галерей; здание венчал византийский купол. Стены, пилястры, своды — все было выстроено из полупрозрачного янтарного камня, который наша Анна называла «лунным». Перед колоннами был тесный ряд статуй; все без исключения изображали молодых женщин и окружали мраморную раковину, помещенную точно в центре нефа.
