Пожиратели мертвых (13-й воин) - Крайтон Майкл (книга регистрации .TXT) 📗
– Почему ты так говоришь? – спросил я его. – Ты считаешь его тщеславным из-за того, что у нее такой большой и роскошный дом?
По мере того как мы приближались к берегу, я все более отчетливо видел богатые резные орнаменты, украшавшие стены дворца, и даже отдельные детали серебряного декора, сверкавшие, несмотря на пасмурный день.
– Дело не в этом, – отвечал Хергер. – Я называю Ротгара тщеславным, потому что он поставил свой дом именно в этом месте. Он просто бросает вызов богам, чтобы они скинули его вниз с этой скалы, он претендует на то, чтобы стать чем-то большим, чем просто человек, и за это он наказан.
Лично мне этот дворец показался практически неприступным, и я сказал Хергеру:
– По-моему, его бесполезно брать в осаду или штурмовать; как же, по-твоему, Ротгара могут свергнуть?
Хергер рассмеялся, а потом сказал:
– Вы, арабы, просто глупый народ и ничего не понимаете в том, что происходит в мире. Ротгар заслужил те несчастья, которые обрушились на него, и теперь только мы можем спасти его. Впрочем, вполне возможно, что и у нас ничего не получится.
Последние слова Хергера, сказанные мрачным, я бы даже сказал, испуганным тоном, просто поразили меня. Я оглянулся и наткнулся взглядом на Эхттова, помощника Беовульфа, который стоял у борта и храбро смотрел на приближающийся берег. При этом от моих глаз не ускользнуло, что колени у него дрожат, и дрожь эта имела своей причиной вовсе не холод и пронизывающий вечер. Ему было страшно; им всем было страшно; мне же причина их страха была неизвестна.
КОРОЛЕВСТВО РОТГАРА В СТРАНЕ ВЕНДЕН
Корабль подошел к берегу как раз в час послеобеденной молитвы, и мне пришлось вновь молить Аллаха о милости и прощении за то, что я вовремя не вознес свои мольбы к нему. У меня действительно не было возможности молиться в присутствии норманнов, которые почему-то решили, что мои молитвы – это некое заклинание, насылаемое на них проклятие. Мне пригрозили, что убьют меня, если я буду молиться у них на виду.
Все воины перед тем, как сойти на берег, оделись словно на битву и приготовили амуницию. Она включала вот что: во-первых, сапоги и заправленные в них брюки из грубой шерсти, на плечах – тяжелое меховое одеяние, доходящее почти до колен. Поверх него все надели кольчуги – все, кроме меня, поскольку у меня никакой кольчуги никогда не было. Каждый из воинов пристегнул к поясу свой меч; каждый взял белый щит, обитый толстой кожей, и копье; каждый надел на голову металлический или кожаный шлем [18]; отличался от своих подчиненных только Беовульф, которому пришлось нести меч в руках – настолько он был большим.
Рассмотрев дом короля Ротгара, воины согласились со мной в том, что на его строительство потрачено много сил и что изготовление всех этих украшений также стоило огромных трудов. Они здраво рассудили, что ничего подобного больше нет в мире и что резьба на стенах наверняка является уникальной в своем роде. Тем не менее уважения в их голосах я не услышал.
Наконец мы сошли на берег и направились к дворцу по вымощенной каменными плитами дороге. Звяканье мечей и звон кольчужных звеньев не способствовали скрытности нашего перехода, но Беовульф и его воины явно к этому и не стремились. Отойдя от берега совсем немного, мы увидели рядом с дорогой вкопанный в землю столб, на верхний конец которого была насажена отрубленная голова быка. Животное было убито совсем недавно.
Увидев это, норманны тяжело вздохнули и разом помрачнели. Мне же такое зрелище ни о чем не говорило. За время пребывания среди норманнов я уже привык к обычаю убивать какое-либо животное или птицу при возникновении любой нервозной ситуации, а то и без видимого повода. Тем не менее эта бычья голова имела для них какое-то особое значение.
Беовульф оглядел с высоты своего роста земли короля Ротгара и увидел в стороне одинокий крестьянский дом, типичный, как я потом понял, для этой страны. Стены подобных домов сложены из бревен, щели между которыми заделаны замазкой из соломы, смешанной с грязью. Разумеется, этот материал не отличается прочностью, и щели между бревнами приходится постоянно заделывать заново после здешних частых дождей. Тростниковую крышу поддерживают деревянные жерди, выполняющие роль стропил. Внутри таких домов бывает только земляной пол, очаг и куча слегка подсушенного навоза: крестьяне спят в одном помещении со своей скотиной, экономя таким образом тепло. Кроме того, навоз, полученный от домашнего скота, используется в качестве топлива для очага.
Беовульф сказал, что мы должны осмотреть этот дом, и, выполняя приказ, весь отряд направился к строению через поле, поросшее зеленой травой, но при этом вязкое и хлюпающее под ногами. Несколько раз мы останавливались, и мои спутники внимательно разглядывали землю, явно пытаясь высмотреть на ней какие-то следы. Не обнаружив ничего подозрительного, мы продолжали двигаться вперед. Я сам, разумеется, не видел ничего.
Вдруг Беовульф в очерёдной раз остановил наш отряд и показал на темный участок земли, свободный от травы. Там и я своими глазами увидел четко отпечатавшиеся следы босых ног – точнее, множества пар ног. Эти следы были плоскими, а по форме настолько уродливыми, что я даже не представлял, что за существо могло оставить такие отпечатки. По крайней мере, это явно был хищник, о чем свидетельствовали глубокие отметины не то заостренных ногтей, не то когтей. Чем-то эти следы напоминали человеческие, но, даже призвав на помощь все свое воображение, я не смог представить человека, ступни которого имели бы такую форму. Тем не менее я видел следы своими глазами и сам едва мог поверить в то, что увидел.
Беовульф и его воины покачали головами, и я услышал, как они несколько раз повторили какое-то слово: не то «вендолы», не то «вендлоны» или что-то в этом роде. Смысл этого названия был мне неизвестен, но я почел за благо не приставать в этот момент с расспросами к Хергеру. Он был напряжен и всматривался в следы не менее пристально, чем все остальные. По мере того как мы приближались к крестьянскому дому, все большее количество когтистых следов попадалось нам на глаза. Сам Беовульф и все его воины шли медленно, но это не было похоже на осторожное приближение к возможному противнику; никто из отряда не обнажил оружия. У меня возникло впечатление, что им страшно не хотелось приближаться к дому, но это нежелание было вызвано каким-то безотчетным ужасом. Поскольку я еще меньше моих спутников знал, что здесь могло произойти, мне оставалось только следовать за ними, пытаясь сохранить присутствие духа.
Наконец мы подошли к самым стенам крестьянского жилища и перешагнули порог. Внутри я своими глазами увидел вот что: на полу лежало тело молодого, хорошо сложенного мужчины, разорванное на куски. Туловище лежало отдельно, руки и ноги были разбросаны по углам. Кровь покрывала стены и даже потолок комнаты, а на полу собралась в несколько больших луж в углублениях. Было такое ощущение, что какой-то безумный живописец пытался раскрасить дом изнутри свежепролитой кровью. Здесь было также тело женщины – тоже с оторванными руками и ногами. Еще в доме был труп ребенка, мальчика не старше двух лет; голова малыша была оторвана, на месте шеи из маленького тельца торчал лишь кровавый обрубок.
Все это, повторяю, я видел своими глазами, и не было в моей жизни зрелища более страшного и омерзительного. Меня вывернуло наизнанку, и еще целый час после этого меня тошнило, и кружилась голова.
Наверное, мне все-таки никогда не понять норманнского образа мыслей, потому что в те самые минуты, когда мне становилось плохо, они оставались бесстрастными и невозмутимыми; увидев эту кошмарную картину, они осмотрели все помещение, стараясь не упустить никакой детали в следах когтей на оторванных конечностях тех, кто еще недавно жил в этом доме. Куда больше, чем судьба погибших людей, моих спутников интересовало, каким именно образом когтистые лапы неведомых чудовищ раздирали тела обреченных на мучительную смерть жертв. Внимание всех воинов привлек тот факт, что ни в доме, ни по соседству им не удалось найти ни одной головы, принадлежавшей кому-либо из погибших. Когда же я высказался по поводу чудовищности происшедшего, они лишь беглыми кивками выразили свое согласие и продолжили разбираться в каких-то незначительных, на мой взгляд, деталях.
