Бессонница (др.перевод) - Кинг Стивен (библиотека электронных книг .TXT) 📗
И после этого все и началось, иногда думал Ральф. Он больше не помнил, что именно началось, хотя это, может быть, было и к лучшему. Однако провалы в памяти (если это были именно провалы в памяти) не поколебали его уверенности в том, что Элен гнусно обманули… что злая, на редкость злая, судьба привязала ей к хвосту консервную банку, а Элен даже не догадывается об этом.
6
Через месяц после того, как Элен купила себе «вольво», у Фэя Чапина случился сердечный удар – как раз в тот момент, когда он уселся составить предварительный список участников своего шахматного турнира. Его отвезли в городскую больницу, где он и умер несколько часов спустя. Ральф навестил его незадолго до смерти, и, когда он увидел номер на двери – 315, – его охватило ощущение полнейшего дежа-вю. Сначала он подумал, что это из-за того, что Каролина скончалась здесь же, на этом же этаже, только чуть дальше по коридору, а потом он вспомнил, что именно в этой палате умер Джимми Ви. Они с Луизой были у него перед тем, как он умер, и Ральфу казалось, что Джимми узнал их тогда, хотя он не мог быть уверен на сто процентов, его воспоминания о тех днях начинались с момента, когда он стал по-настоящему замечать Луизу, но и эти воспоминания были какими-то слишком расплывчатыми. Ему казалось, что тому сразу несколько причин: отчасти – любовь, отчасти – возраст, но основная причина – бессонница. После смерти Каролины он насладился ею в полном объеме, хотя потом она как-то сама по себе прошла, как всегда и бывает с такими вещами. И все же он был уверен, что
[здравствуйте, мужчина и женщина, мы вас ждали]
в этой комнате происходило что-то очень необычное, и когда он взял сухую ослабшую руку Фэя и улыбнулся, глядя в его испуганные, изумленные глаза, ему в голову вдруг пришла странная мысль.
Они стоят там, в углу, и смотрят на нас.
Он огляделся по сторонам. Разумеется, в углу никого не было, но на мгновение… лишь на мгновение…
7
Жизнь в период между 1993 и 1998 годами была самой что ни на есть обычной для небольших городов типа Дерри. Свежие апрельские побеги приходили на смену октябрьским опадающим, в середине декабря в домах ставили новогодние елки и выбрасывали их на Пустоши через заднюю дверь в первую неделю января (на подсохших зеленых ветках висели остатки мишуры и серебристого дождика); новорожденные приходили в мир, старики уходили. Иногда уходили не только старики.
В Дерри прошло пять лет. Пять лет стрижек и завивок, бурь и студенческих балов, кофе и сигарет, обедов с бифштексами в Паркерс-Гроув и хот-догов на поле Маленькой Лиги. Мальчишки-девчонки влюблялись, пьяные вываливались из машин, короткие юбки вышли из моды. Люди перестилали крыши и обновляли дорожки в садах. Старые бездельники уходили на пенсию, новые устраивались на работу. Это была обыкновенная жизнь маленького городка – как правило, без особенных удовольствий, зачастую жестокая, скучная, иногда прекрасная и совсем редко веселая. Ничего, в сущности, не менялось, а время шло.
В начале осени 1996-го Ральф начал подозревать, что у него рак толстой кишки. Он все чаще и чаще замечал кровь в своем стуле, и когда все же решился пойти к доктору Пикарду (веселому и рассеянному человеку, заменившему Литчфилда), то пошел, заранее настроившись на самое худшее. Но оказалось, что у него никакой не рак, а обычный геморрой, который, как сказал доктор Пикард, «вывалился наружу». Он выписал Ральфу рецепт на свечи, которые Ральф купил в аптеке «Первая помощь». Джо Вайзер прочел рецепт, а потом весело ухмыльнулся.
– Не самая приятственная болезнь, – сказал он, – но куда лучше, чем рак толстой кишки, тебе не кажется?
– А я и не думал, что это рак, – сухо ответил Ральф.
Однажды, зимой 1997-го, Луиза решила прокатиться с горки на пластмассовой «летающей тарелке» Натали Дипно. Она спустилась «быстрее, чем свинья по смазанному скату» (это были слова Дона Визи, который случайно проходил мимо и видел все своими глазами), и врезалась в стену женского туалета. Она потянула колено и вывихнула что-то в спине, и хотя Ральф понимал, что этого делать нельзя – это было как минимум бестактно и выставляло его жестким бесчувственным чурбаном, – но он все равно истерически хохотал всю дорогу до больницы. Кстати, Луиза сама смеялась, несмотря на боль, но от этого Ральфу было не легче. Он смеялся, пока у него из глаз не брызнули слезы и ему не начало казаться, что сейчас его хватит удар. Она выглядела так по-наша-Луизовски, черт возьми, когда катилась вниз по склону холма на этой пластмассовой штуке, вертясь волчком и сложив ноги наподобие этих восточных йогов, и она едва не повалила этот злосчастный туалет, когда в него врезалась. Она полностью выздоровела к началу весны, хотя колено с тех пор всегда ныло в дождливые ночи, а сама Луиза уже готова была задушить Дона Визи, который при каждой встрече всякий раз спрашивал, сколько еще сортиров она снесла.
8
Жизнь шла своим чередом. Самая обыкновенная жизнь, которая часто проходит где-нибудь между строк и за полями. Именно так и бывает, когда мы начинаем строить обширные планы в соответствии с чужой мудростью, и жизнь Ральфа Робертса на протяжении всех этих лет казалась ему самому чудесной – наверное, потому, что он не строил никаких планов. Он дружил с Джо Вайзером и Джоном Лейдекером, но его лучшим другом все эти годы была жена. Они почти всегда были вместе и так редко ссорились, что можно даже сказать, никогда. А еще у него были гончая Розали, кресло-качалка, которое раньше служило покойному мистеру Чессу, и почти ежедневные визиты Натали (которая теперь называла их Ральфом и Луизой, а не Яльфом и Юиссой, от чего им вообще-то было чуточку грустно). И он был здоров, что было, наверное, самой главной причиной его хорошего настроения. Это была просто жизнь, с ее краткосрочными взлетами и падениями, и Ральф жил этой жизнью, и был спокоен и почти что счастлив, до середины марта 1998 года, когда он проснулся однажды утром, посмотрел на часы у кровати и увидел на них цифры: 5.49 утра.
Он тихо лежал рядом с Луизой, не решаясь встать, чтобы не побеспокоить ее, и думал о том, что его разбудило.
Ты знаешь что, Ральф.
Нет, не знаю.
Знаешь, знаешь. Слушай.
И он прислушался. Он слушал очень внимательно. И очень скоро услышал, как будто где-то в стене: тихое, мягкое тиканье часов смерти.
9
Назавтра Ральф проснулся в 5.47, а еще через день – в 5.44. Сон вновь уходил от него, минута за минутой, пока зима в Дерри уступала место весне. К началу мая Ральф уже слышал тиканье часов смерти буквально везде, но разобрался, что исходит оно из одного места и просто проецируется ему в сознание, как чревовещатель может спроецировать свой голос вовне. Раньше это тиканье исходило от Каролины, теперь – от него самого.
Он не чувствовал страха, который сопровождал мысли о раке, не чувствовал и отчаяния, которое переживал во время предыдущего приступа бессонницы. Он стал быстрее уставать, и ему было сложно сосредоточиваться и запоминать даже самые простые вещи, но он принял все, что с ним происходило, достаточно спокойно.
– Ты нормально спишь, Ральф? – однажды спросила его Луиза. – У тебя под глазами темные круги.
– Это все из-за той наркоты, которую я принимаю, – ответил Ральф.
– Очень смешно, старый ты весельчак.
Он обнял ее и сказал:
– Не беспокойся обо мне, милая… я сплю вполне достаточно.
Неделю спустя он проснулся в 4.02, от того, что шрам у него на руке пульсировал жаром – в унисон с тиканьем часов смерти. Только, само собой, это были не часы, а его собственное сердце. Но это новое ощущение было не связано с сердцем. Ощущение было такое, как будто ему в руку вживили нить накаливания и подвели к ней ток.
Это шрам, подумал он, а потом: Нет, это напоминание о том, что они сдержат слово. Время почти пришло.
