Дитя в небе - Кэрролл Джонатан (книги онлайн полные версии TXT) 📗

— А почему Майкл разрешил тебе остаться у них?

Он вытащил сигарету из моей пачки. Курить он начал где-то за неделю до этого и ему очень нравился вкус табачного дыма. По его словам, почти так же, как вкус спиртного. Одним словом, идеальный ирландец.

— Не забывай, все-таки это он ушел от Ленны, а не наоборот. Вернувшись с повинной, он только что в ногах у нее не валялся. Пришлось. Поэтому он и предпочел помалкивать насчет меня. Особенно после того, как узнал, кто я такой и почему появился. Слушай, а у тебя случайно нет сливовых косточек?

— Вопрос номер два: почему, во имя всего святого, ты ешь эти штуки?

— Ну, это-то просто! Потому что больше всего на свете Лейна любит сливы. В детстве она время от времени устраивала нам чаепития: музыка Скотта Джоплина, чай понарошку и настоящие сливы. Она съедала сливу, а косточку отправляла в мою тарелку. Все очень логично.

Я провела рукой по его рыжей шевелюре. Пальцы то и дело застревали в густых локонах, и это доставляло мне удовольствие.

— Но это же отвратительно. Похоже на рабство! Моя лучшая подруга почему-то нравится мне все меньше и меньше!

— Джульетта, если тебе нравлюсь я, то должна нравиться и она. Ведь именно она создала меня. Я взяла его за руку.

— Вот этот ее поступок мне нравится гораздо больше. Кстати, как ты насчет того, чтобы переехать ко мне?

Он коснулся губами моих пальцев.

— Я бы и рад, но, видишь ли, я вряд ли пробуду здесь очень долго. Но, конечно, если хочешь, можем пожить вместе до тех пор, пока я… э-ээ… не уйду.

— О чем это ты? — Я резко села на кровати. Он поднес ладонь к моему лицу.

— Вглядись и поймешь.

Это потребовало нескольких секунд, но, поняв в чем дело, я ахнула: под определенным углом я могла видеть сквозь его руку. Она постепенно становилась прозрачной.

— Лейна снова счастлива. Старая история. Когда ей плохо, я становлюсь нужен, и она призывает меня. — Он пожал плечами. — А когда дела налаживаются, я опять ни к чему, и она отправляет меняпрочь. Не сознательно, конечно, но… послушай, ведь мы же с тобой все прекрасно понимаем, и я нечто вроде ее собственного маленького Франкенштейна, с которым она может делать все, что хочет. Даже вообразить, будто я обожаю эти идиотские сливовые косточки.

— Но ведь это несправедливо! Он тяжело вздохнул, тоже сел и принялся натягивать рубашку.

— Несправедливо, но такова уж жизнь, малышка. Сама понимаешь, от нас мало что зависит.

— Нет, зависит. Мы могли бы что-нибудь придумать.

Передо мной маячила его спина. Я вспомнила, что когда увидела его в первый раз, он тоже сидел ко мне спиной, и тогда еще длинные волосы свешивались на воротник куртки.

Я продолжала молчать, и через несколько мгновений он улыбнулся мне через плечо.

— Думаешь, могли бы? И что же именно? В его нежные и любящие глаза я счастлива бы была смотреть до конца жизни.

— Мы могли бы заставить ее чувствовать себя несчастной. Тогда ты снова станешь ей необходим.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказала, Гриф. Ты нужен ей в горе. И мы должны придумать, как сделать ее несчастной на возможно более долгий срок. Например, что-то связанное с Майклом. Или с детьми.

Его пальцы, застегивавшие пуговицы на рубашке, вдруг замерли. Тонкие, артистичные пальцы. Веснушки.

3

В аэропорт мы ехали на машине Вертуна-Болтуна, и всю дорогу я ужасно нервничал, так как он вполне мог в любой момент умереть прямо за рулем. Вертун-Болтун, он же Уайетт Леонард, в свое время бывший звездой самой веселой и необычной детской передачи на телевидении.

Помните? Помните Колечки Вертуна-Болтуна? Или его волшебный Ковер-Смердолет, на котором, несмотря на все его волшебные достоинства, никто не хотел летать из-за издаваемой им ужасной вони?

Уайетт стал звездой так быстро, потому что был исключительно умен, достаточно безумен и готов на все, только бы как следует рассмешить ребятишек. В жизни не встречал человека, который бы любил детей, как Уайетт Леонард.

Познакомились мы с ним за несколько лет до его прихода в нашу Раковую Труппу. Он был знакомым знакомых Каллен Джеймс и узнал, что у него лейкемия в самом зените славы. Этот удар судьбы Уайетт воспринял удивительно спокойно. Скорее всего, в глубине души он просто никогда не верил, что недуг способен одолеть его. Как-то раз он даже обмолвился, что любовь миллионов ребятишек непременно удержит его над свирепыми волнами, бушующими в море смерти.

Через шесть месяцев после того, как я начал работать с труппой в Нью-Йорке, он появился на репетиции и попросил разрешения посмотреть. Начать готовиться к реальной постановке мы решились только через год, поскольку поначалу наши репетиции были скорее ни чем иным, как своего рода групповой терапией. Одна до предела ожесточенная болезнью молодая женщина, в результате облучения потерявшая волосы, увидев его в зале, указала на свою лысую голову и спросила, не найдется ли у него в передаче роли и для нее. Нашлась. Помните Женщину в Парике с этим ее розовым платьем и совершенно несусветными прическами? Первая звезда, ведущая происхождение из нью-йоркской Раковой Труппы. Люди, занятые в передаче, считали ее просто какой-то полоумной, которая наголо бреет голову. Ни Уайетт, ни она сама так никогда никому и не рассказали правды, а потом она умерла, и Вертун-Болтун сделал такое шоу о смерти, что получил за него «Эмми» [42].

Когда же необходимость постоянно подвергаться разного рода процедурам и подолгу валяться по больницам наконец полностью лишили его энергии и воли к сопротивлению, он забросил телевидение и стал одним из самых активных членов нашей труппы.

Фил был страстным поклонником передачи и просто ушам своим не поверил, услышав, что я лично знаком с Уайеттом. Пришлось их познакомить. Через месяц компания «Ускоренная Перемотка» отправила Вертуна-Болтуна самолетом в Лос-Анджелес, и там он сыграл ту очень известную и очень странную сцену в «Снова полночь», от которой потом зрители буквально катались со смеху… и блевали.

Прочитав утром «Мистера Грифа», я позвонил Уайетту и попросил его временно заменить меня на репетициях пьесы. Узнав о причине моего отъезда, он заявил, что я должен найти себе на замену кого-нибудь другого, поскольку он летит со мной.

— С чего бы это?

— Расскажу в самолете. Во сколько вылет? Поедем на моей машине.

Мне и раньше доводилось оказываться в компании знаменитостей, и всегда было интересно наблюдать, как на них реагируют обычные люди. В случае с кинозвездами, на лицах окружающих обычно преобладали восхищение и вожделение, но, зачастую, они выражали и темные чувства — зависть и голод, неподдельный гнев.

С Уайеттом все обстояло по-другому. Когда он оставил машину на стоянке в аэропорту Кеннеди, служитель не только получил от него автограф на кепке-бейсболке, но еще и быстренько слетал к ближайшему киоску с хот-догами за приятелями. Вскоре нас уже окружала небольшая толпа, из которой то и дело слышались возгласы: «Вертун!» Передача исчезла с экранов уже более года назад, но он до сих пор оставался их веселым героем и другом. Сначала ему пришлось обменяться с пятью присутствующими тайным приветствием — прикоснуться сначала к сердцу, потом к носу, послать воздушный поцелуй, и, наконец, обменяться рукопожатиями. Затем последовала раздача автографов. Какой-то оборванец стал выпрашивать сувенир. Уайетт протянул ему взятую с собой в дорогу книжку в мягкой обложке, и оборванец попросил ее надписать.

— Но ведь я же не автор!

— Да, но зато она ваша!