Аптекарь - Орлов Владимир Викторович (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
–?Справедливо, – сказал Голушкин. – Это уладим.
–?И еще, – пришло в голову Шубникова. – Надо подумать о новой услуге. У нас должны появиться антропомаксимологи.
–?Это кто такие? – спросил Голушкин.
–?Свежий ручей науки, – объяснил Шубников. – Резервы возможностей организма. Мать поднимает грузовик, под которым ее ребенок.
–?Ну, это понятно, – успокоился Голушкин. – Это перспективно.
Об антропомаксимологии Шубников узнал случайно, взглянув нынче мельком на спортивную газету, приклеенную к фанере на Кондратюка. Строчки ее сейчас же подсказали Шубникову решения, чрезвычайно далекие от мыслей отцов антропомаксимологии, названных в газете Икарами двадцатого века. В их мысли он и не думал вчитываться.
–?Но ведь в управлении могут и удивиться, – снова стал важным директор Голушкин. – Вдруг ручей не наш. Не останкинский.
Голушкин давал понять, сколь трудными могут оказаться его хлопоты в учреждении и какой он государственный человек в сравнении с новыми порханиями наук.
–?Это для ваших плеч, Ольгерд Денисович, – поощрил его Шубников. – Для ваших-то плеч – быть директором картины, и не на каком-нибудь «Мосфильме»! А то прокат!
Вся государственность спадала с Голушкина, когда Шубников производил его в директоры картины. Или продюсеры.
–?Осуществим, – пообещал Голушкин.
–?И что значит – удивятся? – сказал Шубников. – Хорошо, что удивятся. Будущее начинается с удивления. Чем сильнее удивятся, тем скорее привыкнут.
И Голушкин отбыл осуществлять. Шубников знал, что осуществит Любовь Николаевна, но на поверхности жизни должно было происходить чиновное движение бумаг. В минуты счастливых спокойствий и самому Шубникову могло показаться, что никакой Любови Николаевны вовсе нет.
Дело с антропомаксимологией как с видом услуг было административно решено к обеду, и Игорю Борисовичу Каштанову спустился заказ сочинить оду для электрического табло. Отвлекало и нервировало Шубникова ожидание Михаила Никифоровича. Однако Михаил Никифорович не приходил… Не пришел он и на второй день. И на третий. Нетерпение Шубникова, вызывавшее в бессонные часы сомнения и досаду, обернулось чуть ли не ненавистью. «Ах вот ты какой! Да тебя стоит стереть в порошок!» Но выражение вышло скорее аптекарское, и Шубников отчитал себя. Зачем же злиться на человека, если ему недоступно понимание высшего? Ему следует сострадать…
На четвертый день Михаил Никифорович явился, и Шубников сразу понял, какова будет рецензия.
–?Это неправда, – сказал Михаил Никифорович, положив рукопись на стол Шубникова.
–?Ни капли правды? – язвительно спросил Шубников.
–?Капли есть, – сказал Михаил Никифорович. – Случаи, которые ты описал и перечислил, были.
–?Ну так что же! – вскричал Шубников.
–?Неправда то, к чему ты желаешь меня подвигнуть, – сказал Михаил Никифорович.
–?Значит, бросить все, что мы делаем?
–?Какое отношение имеет ваше дело к тому, что ты написал? Останкино оно не улучшит. Да вы и навязываете себя Останкину.
–?Мы никому ничего не навязываем, – с достоинством произнес Шубников. – К нам идут, едут, плывут и прилетают.
–?Возле вас сытые проголодаются.
–?Помарки неизбежны. Особенно в поиске. И вначале. Но мы не для аппетитов потребителей, ты ошибаешься.
–?Хорошо, коли так. Но пока до свидания.
–?Ты пожалеешь! – зло сказал Шубников. Или зловеще.
–?Понимать как угрозу? Предупреждение уже было сделано…
–?Рассуди сам.
–?И что же, вы полагаете меня взорвать?
–?Необязательно, – жестко сказал Шубников. – Но вдруг ты станешь свидетелем такого, от чего тебе будет стыдно и горько, и ты ощутишь себя виноватым?
–?Присутствует ли честь в вашем предприятии?
–?Ты напрасно оскорбляешь нас, подозревая в отсутствии чести. И дорого обойдется Останкину и тебе твое упрямство или неприязнь к нам, – произнес Шубников с грустью и с жалостью к Останкину и Михаилу Никифоровичу.
–?Приму к сведению, – сказал Михаил Никифорович и покинул Ищущий центр проката.
Шубников рассвирепел, обиженным зверем метался по кабинету. Он был готов уничтожить саботажника и предателя. «Предатель! Предатель!» – шептал Шубников. Отчего Михаил Никифорович выходил предателем, Шубников не задумывался. Предатель, и все. Был рядом, обнадеживал участием, а взял и изменил делу. Да и более ярые мысли могли прийти в голову самолюбивому автору, чье сочинение, или исследование, было не принято и оскорблено. Оплевано было. Но вскоре Шубников решил, что уничтожать предателя, клеветника и саботажника – лишь унижать самого себя, а Михаил Никифорович достоин одного – презрения, презрения, презрения! Хотя, конечно, и ничто иное не исключалось. Остывая, Шубников стал думать, что гордость гордостью, а пай остается при Михаиле Никифоровиче и, возможно, он, Шубников, увлекшись и переоценив силу своей «Записки», в простодушии ошибся, а Михаила Никифоровича вовлекать в сподвижники следовало совсем иным способом. Каким – предстояло открыть. Или изобрести. Способ мог оказаться и самым неожиданным…
Часом позже Шубников рассказал Бурлакину о разговоре с Михаилом Никифоровичем. Рассказ вел в лицах, разволновался, Михаил Никифорович опять вышел у него предателем, клеветником и интриганом, останкинским макиавелли.
–?Слушай, – сказал Бурлакин, – ты-то не прикидывайся несведущим или отуманенным человеком, который не понимает, что занят вовсе не улучшением нравов.
–?Если ты такой здравомыслящий и справедливый, почему же приходишь сюда? – с обидой спросил Шубников.
–?Мне свойственны увлечения. И пока интересно.
–?Но ведь вы с аптекарем не правы, пусть и в разной степени. Да, за этот прокат я ухватился случайно, но форму, хоть и случайную, мы можем подчинить сути. И подчиним! А сорняки прополем и отбросим! Все войдет в соответствие с тем высоким, что есть сейчас во мне. И, надеюсь, в тебе.
–?Не бредем ли мы в лес дремучий? – засомневался Бурлакин.
–?Прежде ты любил рисковать.
–?Ради чего?
–?Если разобраться – ради ничего.
–?Вот именно. И риск тот был собственный, огорчал немногих. Забавы хороши поначалу, но когда происходит их трансформация…
–?Для меня теперь нет забав! – оборвал его Шубников. – Но если все так плохо, сейчас же все и прекратим!
Долго Шубников сидел сникший, будто раздавленный судьбой. Бурлакину стало жалко его.
–?Попробуем еще немного… – сказал он неуверенно. – Но я тебя прошу. Ты особо не гни дядю Валю. Он ведь и сломаться может.
–?Я все знаю. И вижу.
–?Эх, Шубников, – покачал головой Бурлакин, – тебе бы какой-нибудь женщиной увлечься. Вон ты на вид какой стал плейбой. Или денди.
–?Что? – удивился Шубников. – К чему ты заговорил о женщине?
–?Сам не знаю к чему, – сказал Бурлакин. И удалился.
43
А через день вечером улицу Цандера посетили две гостьи, озадачив Ольгерда Денисовича Голушкина просьбой. О просьбе их Голушкин в записке уведомил художественного руководителя. Одна из женщин, прилично, как, впрочем, и ее приятельница, одетая, вежливая и миловидная, оглядев зал Центра проката, обронила слова: «Давно я здесь не была». В записке Голушкина Шубников прочитал: «Заказ. Уроки Высшего Света с погружением». Был приглашен Добкин, иногда дававший консультации по вопросам протокола и дипломатического церемониала: он сталкивался в Архангельске и Ялте с иностранными моряками. «Что ж тут неясного? – удивился Добкин. – С погружением – это как при изучении языка, с чаепитиями и балами в костюмах, и все на английском языке. А тут свои погружения». «Ольгерд Денисович, займитесь, – обрадовался Шубников. – И обеспечьте». «Попробуй обеспечь! Как же! – запыхтел Голушкин. – И какой брать Высший Свет? Ведь для каждого Высший Свет свой». И стало ясно, что Высший Свет Ольгерда Денисовича Голушкина может не совпасть с Высшим Светом Шубникова, иные в нем обнаружатся личности, напитки, запахи, туалеты, выражения и привычки. «Надо приготовить несколько вариантов Высшего Света, – указал Голушкину Шубников. – А как появятся вчерашние заказчицы, направьте их ко мне». Указание это вырвалось неожиданно для самого Шубникова. «Да что это я? – удивился Шубников. – Зачем мне смотреть на этих баб?» Однако Шубникову хотелось взглянуть на женщину, помнившую Центр проката аптекой. Или, может быть, слова Бурлакина о женщине раззадорили, раздразнили его? Случается ведь так – одно слово, произнесенное с намерением или, напротив, ненароком, производит поворот в мыслях и желаниях. В особенности когда натура к этому повороту оказывается подготовленной.
