Внук старого Грома - Бондаренко Владимир Никифорович (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗

Владимир Никифорович Бондаренко, Вениамин Никифорович Бондаренко

Внук старого Грома

Дорогие ребята!

В книжке братьев Владимира и Вениамина Бондаренко семь сказок, и вы, наверное, хотите узнать, о чём они. Но об этом рассказывать не стоит: если заранее знать, о чём говорит книга, то читать будет неинтересно. Скажем только, что сказки весёлые и герои в них действуют самые разные — и ребята, и лошади, и звери, — а одна сказка даже про старого Грома и его внука Громёнка. Вот и книжка названа по этой сказке — «Внук старого Грома».

Когда прочтёте книжку, напишите нам, понравились ли вам эти сказки. Наш адрес: Москва, Д-47, ул. Горького, 43. Дом детской книги.

Отчего смеялись лошади

Всю ночь на конюшне лошади ржали. Тоненько так, заливисто:

«И-го-го-го…»

И ногами: топ-топ-топ…

И конюх к ним приходил, и ветеринара вызывали — не помогло. Успокоятся будто немножко, забудутся, но задрожит вдруг у какого-нибудь мерина нижняя губа, глянут на него другие и:

«И-го-го-го…» — на всю деревню.

И ногами: топ-топ-топ…

«Не к добру это!» — решила бабушка Василиса.

А Колька Грек сидел у себя на печке, грелся. Он-то знал, отчего лошади ржут…

Позвонил ему утром отец из городской больницы.

— Приезжай, — говорит, — вылечился.

Пришёл Грек к председателю колхоза. Дали ему лошадь — серого Кролика. Запряг он его. Сена в сани положил. Тулуп взял, кнут. Поехал.

Выехал за деревню — оглянулся: не видит ли кто? — и давай нахлёстывать. Километров десять отмахал Кролик без отдыха, а Грек знай хлещет его вдоль спины да приговаривает:

— Торопись, Кролик, поторапливайся!

А Кролику уже и поторапливаться некуда: тяжело дышит. Пар над ним клубом ходит. А Грек всё недоволен.

— Погоди, — говорит, — доедем до леса, вырежу шелыжину — запрыгаешь тогда! — И кнутом его под брюхо, под брюхо.

Скачет Кролик, высоко ноги забрасывает. Старается. Вот и лес показался. Коренастый, ветвистый, снегом запорошённый.

Соскочил Грек с саней, пошёл хворостину отыскивать. А Кролик на дороге остался. Стоит, что-то думает, а на губах улыбка — нежная такая, лошадиная. Слышит: возвращается Грек из лесу, взял да и пошёл вперёд потихоньку. Догонит, дескать.

Хорошую Грек хворостину выбрал, гибкую. Жикнешь по воздуху — сама поёт.

— Ну, — говорит, — держись теперь. Я тебе покажу, как бегать нужно.

«Покажешь, покажешь», — машет головой Кролик и шире, шире шаг делает…

Кончился лес, поле началось. Надоело Греку идти. Жикнул он хворостиной по воздуху и побежал Кролика догонять. А Кролик всхрапнул и тоже побежал. Ровненько так, мягко: туп-топ, туп-топ.

— Стой, стой! — закричал Грек.

А Кролик вроде и не слышит. Бежит себе по дороге, снежком похрупывает: хрип-храп-хроп-хруп, хрип-храп-хроп-хруп.

Устал Грек, остановился. Смотрит — ха! — и Кролик остановился. Повернул голову, оскалил зубы, смеётся.

— Ну, — говорит Грек, — изловлю — задам жару!..

И начал к саням подкрадываться. Осторожно так. Только Кролик не стал его ждать. Взмахнул хвостом и — туп-топ, туп-топ — зашагал дальше.

Так и шли они потихоньку — Кролик с санями впереди, а Грек с хворостиной сзади. А солнце уже к вечеру клонилось, на закат поглядывало. А тут ещё дорога разделилась. Одна вправо пошла, другая — влево.

Греку, значит, в город нужно — вправо, а Кролик повернул и пошагал влево. Совсем в другую сторону. Остановился Грек.

— Куда же ты меня ведёшь? — говорит. — Мне не туда надо.

Машет ему Кролик головой издали — понимаю, дескать, понимаю — и улыбается.

Горько стало Греку. Сорвался он с места и бросился вперёд. Бежит. Глаза навыкате. Шапка на затылок сползла. Бледный. Игогокнул Кролик — и бежать. Догонял его Грек, догонял — споткнулся, упал в снег. Заплакал.

— Пускай, — говорит, — тебя такого волки съедят!

Поднялся и пошёл домой.

Прошёл с километр, оглянулся и опять заплакал. Идёт Кролик следом и головой машет: шагай, дескать, шагай, поторапливайся.

Торопится Грек, слёзы варежкой размазывает. А Кролик идёт, идёт, остановится. Поднимет голову и: «И-го-го!» — на всю степь.

И снова идёт.

И так до самой деревни.

А пришёл — лошадям рассказал. Всей конюшней смеяться начали. Успокоятся немножко, успокоятся и снова:

«И-го-го!»

И ногами: топ-топ-топ!

Хрум-хрум

Полз как-то Уж в лунную ночь мимо капустника бабушки Агафьи и слышит: где-то совсем рядом воровством пахнет. Остановился. Принюхался. И впрямь за плетнём жуликовато похрупывает:

«Хрум-хрум…»

Пауза.

И опять:

«Хрум-хрум…»

Протиснул Уж в щель плетня голову, заглянул на капустник — и высунутый раздвоенный язычок его затрепетал от возмущения. Сидит на капустной грядке заяц Рваный Бок и безобразием занимается.

Сорвёт маленький — с кулачок — капустный кочан, поднесёт к уху, пожмёт лапками, прислушается, как хрустит: сочно или не сочно? Подмигнёт луне, улыбнётся, надкусит немножко — хрум-хрум, — положит рядом.

И снова: сорвёт молоденький кочан, поднесёт к носу, понюхает, как пахнет: вкусно или не вкусно? Подмигнёт луне, надкусит — хрум-хрум, — положит рядом.

А когда нарвал кочанов этак пять или шесть, положил в мешок, взвалил на плечо, перемахнул через забор и зашагал по тропинке в лес.

Посмотрел ему вслед Уж и вспомнил, как по этой самой тропинке бабушка Агафья, опираясь на костыль, воду из речки на коромысле носила кочаны поливать. Жалко ему её стало.

«Жулик! Узнал, что бабушкин костыль не стреляет, и безобразничает!» — подумал Уж, а вслух побоялся сказать: больно любил Рваный Бок «барыню» на ужах отплясывать.

Внук старого Грома

За селом на холме стояла старая ветряная мельница. Давно она уже не работала, и никто на ней не жил. Но вот с некоторых пор стала эта мельница как-то странно поскрипывать. Вроде и ветра нет, жара, а мельничные крылья этак тихо: крип-скрип, крип-скрип…

А на днях случилось такое, от чего у бабушки Василисы ещё три волоска на висках поседели.

Взяла она утром лукошко, посошок и пошла в лес за клубникой. Идёт, лукошком помахивает, посошком постукивает — туп-топ, туп-топ…

А идти нужно было мимо мельницы. Поравнялась бабушка с ней и слышит: мельничное крыло этак загадочно — скрип-крип… И тут что-то тяжёлое — джик! — мимо бабушкиного носа — и шмяк об дорогу.

Смотрит бабушка Василиса — вроде пыль перед ней поднялась, и слышит она будто голос какой-то:

— Хе-хе! Испугалась, бабушка?

И тут высунулась из пыли мордочка, синяя-синяя, и улыбнулась.