Противостояние. Том I - Кинг Стивен (электронная книга TXT) 📗
Когда погас свет, он ощутил сильный толчок сердца в груди, и где-то в глубине его рассудка — оттуда, где притаились в ожидании кошмары, мучившие его теперь всякий раз, стоило ему только заснуть, — зашептал голосок: «Он идет за тобой… Он уже близко, на ночном шоссе… Там, в темноте, на шоссе… Темный человек…»
Он положил книжку на стол и вышел на улицу. В небе еще догорал последний дневной луч, но сумерки почти совсем сгустились. Ни один уличный фонарь не светился. Флюоресцентные лампы в аптеке, горевшие день и ночь, тоже погасли. Глухой рокот за дверцами распределительных щитов затих — Ник удостоверился в этом, положив ладонь на один из щитов и не ощутив ничего, кроме неподвижного дерева. Вибрация, бывшая для него своего рода слуховым ощущением, исчезла.
В подсобке возле кабинета шерифа хранились свечи, целая коробка, но мысль о них не принесла Нику успокоения. Исчезновение огней выбило его из колеи, и теперь он стоял, глядя на запад, и молча молился, чтобы свет не покидал его, не оставлял одного на этом темном кладбище.
Но свет исчез. В десять минут десятого Ник уже не мог больше надеяться, что в небе осталось хоть одно пятнышко света. Он вернулся в контору шерифа и пошел в подсобку за свечами. Он шарил на одной из полок в поисках нужной коробки, когда дверь за его спиной распахнулась, и в комнату с черным опухшим лицом и перстнем, по-прежнему блестевшем на пальце, ввалился Рей Буд. Он целую неделю отсиживался в лесу неподалеку от городка с той самой ночи на 22 июня. К утру 24-го он почувствовал себя больным, и наконец сегодня вечером голод и страх за свою жизнь привели его в город, где он не застал никого, кроме этого немого придурка, который втянул его во всю эту заваруху. Немой шел по городской площади с таким видом, словно весь город, где Рей прожил большую часть своей жизни, принадлежал лично ему, пистолет шерифа торчал из кобуры, пристегнутой к его правому бедру. Может, он и впрямь думал, что завладел этим городом. Рей подозревал, что ему придется умереть от того самого, что унесло всех остальных, но прежде он покажет этому придурку, кто тут хозяин.
Ник стоял к нему спиной и знать не знал, что он уже не один в конторе шерифа Бейкера, пока шею ему не сдавили чьи-то руки. Коробка, которую он только что достал, вывалилась у него из рук, и восковые свечи рассыпались по всему полу. Он уже был полузадушен, когда справился с первым приступом ужаса и неожиданно явственно почувствовал, что черное существо из его снов все-таки ожило: какой-то демон из самых глубин ада подобрался к нему сзади и сдавил шею своими острыми когтями, как только прекратилась подача электричества.
Потом он инстинктивно и судорожно схватился за душившие его ладони и попытался разнять их хватку. Кто-то горячо дышал ему в правое ухо, выдувая поток воздуха, который он ощущал, но не мог слышать. Он ухитрился сделать один короткий вдох, прежде чем руки снова крепко сомкнулись на его шее.
Вдвоем они раскачивались в темноте, словно чернокожие танцоры. Рей Буд чувствовал, как с сопротивлением мальчишки его самого покидают силы. Голова у него тряслась. Если он не прикончит немого быстро, он не прикончит его никогда. И, собрав весь остаток сил, он сдавил тощую шею парня.
Ник почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Боль в глотке, в первые секунды острая, теперь стала далекой и приглушенной, почти приятной. Он с силой опустил каблук своего башмака на ногу Буда и одновременна всем весом откинулся назад. Буду пришлось отступить на шаг. Одна его нога пришлась прямо на свечу, та крутанулась под ним, и он рухнул на пол, увлекая за собой Ника. Его хватка ослабла, ладони разомкнулись.
Судорожно ловя ртом воздух, Ник откатился в сторону. Все плыло у него перед глазами и казалось зыбким и далеким, кроме боли в горле, возвращавшейся медленными, пульсирующими толчками. На нёбе он ощущал привкус крови.
Огромная горбатая тень того, кто набросился на него сзади, поднималась на ноги. Ник вспомнил про пистолет и потянулся к нему. Тот был на месте, но не вытаскивался, Каким-то образом он застрял в кобуре. В приступе паники Ник сильно дернул его, и пистолет выстрелил. Пуля, оцарапав ему ногу, ушла в пол.
Тень ринулась на него как призрак смерти.
У Ника перехватило дыхание. Огромные белые руки, очутились у самого его лица, большие пальцы полезли, прямо в глаза. В слабом лунном свете ник увидал пурпурный блеск на одной из этих рук, и его искривившийся в изумлении рот сложился в темноте в беззвучное слово «Буд!». Его правая рука продолжала дергать и тащить пистолет. В страхе он едва чувствовал горячую волну боли вдоль всего бедра.
Один из больших пальцев Рея Буда вжался в правый глаз Ника. Жуткая боль ослепительной вспышкой взорвалась у него в голове. Наконец ему удалось выдернуть пистолет. Большой палец Буда вертелся то в одну сторону, то в другую, выдавливая глазное яблоко Ника.
Ник издал едва слышный вопль — не сильнее слабого шороха струи воздуха — и ткнул пистолетом в отвислый бок Буда. Он нажал на спусковой крючок, пистолет издал приглушенное «умп», которое Ник ощутил лишь как сильную отдачу в руке; выстрел продырявил рубаху Буда. Ник увидал вспышку, а через мгновение до него донесся запах пороха и тлеющей рубахи Буда. Рей Буд обмяк и рухнул на него.
Всхлипывая от боли и ужаса, Ник напрягся под тяжестью, придавившей его к полу, и тело Буда наполовину соскользнуло с него. Ник выполз из-под него, прижимая ладонь к раненому глазу. Он долго лежал на полу; горло его горело огнем, а в виски словно вонзались гигантские кронциркули.
Наконец он поднялся на ноги, пошарил рядом с собой, нашел свечу и зажег ее настольной зажигалкой. При ее слабом желтом пламени он сумел разглядеть Рея Буда, лежащего ничком на полу. Тот выглядел как дохлый кит, выброшенный на сушу. Пуля оставила черный круг размером с лепешку на его рубахе сбоку. Все было Залито кровью. Тень Буда от слабенького колышущегося пламени свечи простиралась к дальней стене — огромная и бесформенная.
Постанывая и все еще прикрывая глаз ладонью, Ник поплелся в маленькую ванную комнату и там взглянул на себя в зеркало. Он увидел кровь, сочившуюся у него между пальцами, и усилием воли отнял руку от лица. Он не был точно уверен, но ему показалось, что теперь он будет не только немым и глухим, но еще и одноглазым.
Он вернулся в кабинет и пнул ногой мягкое тело Буда.
«Ты изувечил меня, — сказал он мертвецу. — Сначала мои зубы, а теперь глаз. Ты доволен? Ты бы вышиб мне оба глаза, если бы смог, верно? Выбил бы мне глаза и оставил немым, глухим и слепым в этом мире мертвецов. Тебе бы это понравилось, а, тихоня?»
Он еще раз пнул Буда, и от того, как его ботинок вмялся в это дохлое мясо, ему стало дурно. Через некоторое время он вернулся к койке, уселся на нее и положил голову на руки. Снаружи царила полная мгла. Гасли все огни в мире.
Глава 34
Долгое время, несколько дней (сколько — кто знает, только не Мусорщик, это уж точно) Дональд Мервин Элберт, известный среди своих приятелей по тусклым и противным школьным годам под кличкой «Мусорщик», бродил туда-сюда по улочкам Поутэнвилла, штат Индиана, съеживаясь от голосов, звучавших в его голове, и заслоняясь ладонями от камней, которые швыряли в него призраки.
«Эй, Мусорщик!»
«Эй, Мусорный Бак… Слышь, Мусорщик! Поджигал чего-нибудь стоящее на этой недельке?»
«Что тебе сказала старуха Семпл, когда ты поджег ее пенсионный чек, а, Мусор?»
«Эй, Крошка-Мусор, не купишь немного керосину?»
«Как тебе понравилась шокотерапия там, в Терре-Хоте, а, Мусорок?»
«Мусор…»
«…Эй, Мусорщик…»
Иногда он понимал, что голоса эти ненастоящие, но порой он громко кричал, прося их перестать, лишь затем, чтобы убедиться, что единственный голос, отлетающий обратно к нему от домов и фасадов магазинов, отскакивающий рикошетом от шлакоблочной стены мойки машин «Скрубба-Дубба», где он когда-то работал и где сидел теперь утром 30 июня и ел большой, неумело приготовленный сандвич с арахисовым маслом, желе, томатами и горчицей «Гульденс Диабло», — это его собственный. Один лишь его голос бился в дома и магазины, откуда его словно бы прогоняли как незваного гостя, и тот возвращался к его собственным ушам. Каким-то образом Поутэнвилл оказался безлюдным. Все исчезли… Или нет? Ему всегда говорили, что он сумасшедший, а это как раз та мысль, которая овладевает безумцем, что в его родном городе никого нет, кроме него самого. Но взгляд его все время возвращался к нефтяным цистернам на горизонте, громадным и белым, как низкие облака. Они стояли между Поутэнвиллом и дорогой к Гэри и Чикаго, и он точно знал, что ему хотелось сделать, и это не было бредом. Это была очень плохая вещь, но отнюдь не бред, и он ничего не мог с собой поделать.