Противостояние. Том I - Кинг Стивен (электронная книга TXT) 📗
— Господи Иисусе, — пробормотал Ллойд. — Святой Боже… ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ, ТЫ, Ё…Я СВОЛОЧЬ!
— МАМААААААА…
Ллойд снова вернулся к ножке своей койки и с яростью набросился на нее, жалея, что в камере нет ничего, чем можно было бы ее поддеть, и стараясь не обращать внимание на боль в пальцах и панический страх в мозгу. Он постарался точно вспомнить, когда в последний раз видел своего адвоката, — такие вещи очень быстро затуманивались в голове Ллойда, которая была способна хранить хронологию прошедших событий не лучше, чем решето — воду. Три дня назад. Да. Через день после того, как этот придурок Мадерз врезал ему по яйцам. Двое охранников снова отвели его в комнату свиданий, и в дверях, как прежде, стоял Шокли, приветствующий его:
«Ба, опять здесь этот пиз…к, ну и дела, эй, пиз…к, хочешь сказать что-нибудь умное?» А потом Шокли раскрыл свою пасть и чихнул прямо в лицо Ллойду, окатив его густой слюной. «Вот тебе немного холодных соплей, пиз…к, мы все подцепили это, включая начальника тюрьмы, а я считаю, богатство надо распределять поровну. В Америке даже такие выблядки, как ты, должны иметь право подхватить простуду». Потом его провели внутрь. Девинз сидел там с видом человека, пытающегося скрыть кое-какие хорошие вести на тот случай, если они, в конце концов, обернутся дурными. Судья, который должен был слушать дело Ллойда, лежал в лежку с гриппом. Двое других судей тоже захворали — или гриппом, свирепствующим в округе, или чем-то еще, так что оставшиеся лавкопротиратели были загружены по уши. Может быть, они сумеют добиться отсрочки. «Держи пальцы крестиком», — сказал ему адвокат. Ллойд спросил, когда это выяснится. «Наверное, в самую последнюю минуту, — ответил адвокат, — не волнуйся, я дам тебе знать». Но с тех пор Ллойд его больше не видел, и теперь, думая про тот эпизод, он вспомнил, что у адвоката самого текло из носа и…
— Оооогосподии!
Он засунул пальцы правой руки в рот и ощутил вкус крови. Но этот застывший болт все же чуть-чуть сдвинулся, а значит, в конечном счете он наверняка его вытащит. Даже мамкозватель там, в конце коридора, уже больше не раздражал его… по крайней мере не так сильно. Он его вытащит. А потом ему придется лишь подождать и посмотреть, что будет дальше. Он сидел, засунув пальцы в рот, давая им отдохнуть. Когда он закончит с болтом, то разорвет рубаху на полосы и перевяжет их.
— Мама?
— Да знаю я, что ты можешь сделать со своей мамой, — пробормотал Ллойд.
Вечером, после того как Ллойд поговорил в последний раз с адвокатом, больных заключенных стали выводить из камер, точнее, вытаскивать без особых церемоний, поскольку брали только тех, кто был уже в полном отрубе. Траск, мужик в камере справа от Ллойда, заметил, что охранники сами были все сопливые. «Может, нам чего-то выгорит от этого», — сказал Траск. «Что?» — спросил Ллойд. «А черт его знает», — ответил Траск, костлявый мужик с длинной физиономией ищейки, находящийся в предварилке в ожидании суда по обвинению в грабеже и вооруженном нападении. «Может, отсрочка, — сказал он, — не знаю».
Под тонким матрасом у Траска было спрятано шесть самокруток с «травкой», четыре из них он отдал одному из охранников, который казался еще достаточно бодрым, чтобы сообщить, что делается на воле. Охранник сказал, что все линяют из Финикса лишь бы куда. Больных навалом, и люди подыхают быстрее загнанных лошадей. Правительство заявляет, что скоро удастся получить вакцину, но большинство людей считают это уткой. Многие радиостанции в Калифорнии передают жуткие вещи про чрезвычайное положение, военные заставы, местных психопатов, орудующих автоматическим оружием, и слухи о десятках тысяч умерших. Охранник сказал, что не удивится, если выяснится, что все устроили длинноволосые приспешники коммуняк, подсыпав чего-то в воду.
Охранник признался, что сам он чувствует себя нормально, но собирается рвать когти, как только закончится его смена. Он слышал, что к завтрашнему утру армия заблокирует шоссе 17, 80 и I-10, поэтому он заберет жену, ребенка и столько жратвы, сколько сумеет увезти, и отсидится в горах, пока все тут не утрясется. У него там есть лачуга, сказал он, и если кто-нибудь приблизится к ней на тридцать ярдов, он всадит ему пулю прямо в лоб.
На следующее утро у Траска потекло из носа, и он сообщил, что чувствует жар. Посасывая пальцы, Ллойд вспомнил, что тот буквально заговаривался от панического страха. Каждому проходящему мимо охраннику Траск орал, чтобы его забрали отсюда к е…не матери, пока он по-настоящему не разболелся или с ним не случилось чего-нибудь похуже. Охранники даже не глядели в его сторону, как, впрочем, и на остальных узников, которые стали беспокойными, как недокормленные львы в зоопарке. И вот тогда Ллойд испугался. Обычно в любое время на этаже бывало никак не меньше двадцати мордоворотов. Так почему же теперь он видел лишь четыре или пять разных лиц по ту сторону решетки?
С того дня, 27-го, Ллойд начал есть лишь по половине каждой порции, которую ему совали сквозь решетку, сберегая вторую половину — чуть меньшую — под матрасом своей койки.
Вчера Траск неожиданно забился в судорогах. Его лицо почернело, как туз пик, и он умер. Ллойд долго смотрел на недоеденный ленч Траска, но дотянуться до него было невозможно. Вчера днем на этаже все еще оставалось несколько охранников, но они никого больше не таскали в лазарет, как бы погано зек себя ни чувствовал. Очевидно, в лазарете тоже умирали, и начальник тюрьмы решил не тратить силы попусту. Никто так и не удосужился забрать тело Траска.
После полудня Ллойд задремал. Когда он проснулся, коридоры были пусты: Ужин никто не принес. Теперь по звукам помещение действительно напоминало вольер голодных львов в зоопарке. Ллойду не хватало воображения, чтобы представить себе, насколько яростнее были бы звуки, если бы тюрьма была полна под завязку. Он понятия не имел, сколько узников осталось в живых и сколько из них были в состоянии вопить про ужин, но из-за эха их казалось больше. Что Ллойд знал наверняка, так это то, что справа от него кормил мух Траск, а камера слева пустовала. Ее прежнего постояльца, молодого черномазого, треплющего на жаргоне лабухов, который — пытался ограбить пожилую женщину, а вместо этого кокнул ее, два дня назад оттащили в лазарет. Прямо напротив ему были видны две пустые камеры и болтающиеся нога парня, сидевшего за убийство своей жены и шурина во время грошовой игры в покер. Покерный Убийца, как его тут называли, явно свел счеты с жизнью с помощью ремня или, если его отобрали, собственных порток.
Вечером, когда автоматически зажегся свет, Ллойд съел часть бобов, которые он припрятал два дня назад. Они были ужасны на вкус, но он все равно их сожрал, запил водой из бачка унитаза, а потом заполз на свою койку и свернулся там, прижав колени к груди и проклиная Шпока за то, что тот втянул его в такую заваруху. Во всем виноват был Шпок. Сам Ллойд никогда не был так тщеславен, чтобы пойти на что-то большее, чем какая-нибудь мелочевка.
Мало-помалу вопли принести пищу стихли, и Ллойд заподозрил, что не он один по-беличьи утаивал еду про запас. Но еды у него было не много. Если бы он и впрямь верил, что такое может случиться, он отложил бы побольше. Где-то в тайниках его сознания пряталось нечто такое, что видеть ему не хотелось, — словно там, в глубине его мозга, колыхались шторы, за которыми что-то скрывалось, и снизу из-под штор виднелись лишь костлявые, скелетообразные ноги этого предмета. Больше ничего видеть не хотелось, поскольку ноги принадлежали истощенному кивающему мертвецу, имя которому — ГОЛОДНАЯ СМЕРТЬ.
— Ох нет, — произнес Ллойд. — Кто-нибудь должен прийти. Конечно, они придут. Иначе… иначе просто быть не может. Это так же верно, как то, что дерьмо не тонет.
Но он все время вспоминал про кролика. Он ничего не мог с этим поделать. Когда-то еще мальчишкой он выиграл в школьной лотерее кролика с клеткой. Его папаша не желал, чтобы Ллойд держал у себя кролика, но Ллойду как-то удалось убедить отца, что он будет держать и кормить его на свои собственные сбережения. Он любил этого кролика и действительно заботился о нем. Поначалу. Но вся беда была в том, что ничего не застревало у него в голове надолго. Так было всегда, и в один прекрасный день, безмятежно раскачиваясь в надутой камере от автомобильного колеса, подвешенной на засохшем клене, позади их маленького ветхого домика в Марафоне, штат Пенсильвания, он неожиданно выпрямился и застыл, вспомнив про кролика. Он не вспоминал про него уже… ну по меньшей мере недели две. Это просто выскочило у него из головы.