Сингомэйкеры - Никитин Юрий Александрович (библиотека книг .txt) 📗
Макгрегор буркнул:
— Потому простой народ и доволен своей жизнью. Он с пивком смотрит футбол, а мы пашем на его благосостояние… как он думает.
— А разве не так? — спросил Штейн ехидно. — Когда еще так заботились о простом народе?
Кронберг ухмыльнулся.
— В той же мере, как заботился, судя по работам Юджина, рабовладелец, а затем и феодал. Только феодал почему-то думал, что преследует сугубо свои личные цели.
Он поднял бокал над столом, но не провозгласил тост, а спросил меня в упор:
— Юджин, у вас есть какие-то непонятки по поводу нашей организации?
Наши бокалы с тихим мелодичным звоном сомкнулись над серединой стола. Масса серебряных пузырьков все еще стремительно рвется через кипящее жидкое золото, один вид такого зрелища настраивает на счастливое созерцание великолепия.
Все поднесли бокалы к губам, я осторожно держал его в руке, вопрос задан в лоб, неспроста задан, я ответил с почтительной осторожностью:
— У меня все еще эволюционирует представление о ней. От чисто благотворительной…
Кронберг прервал с улыбкой:
— Признайтесь, презирали тогда?
— Нет, — ответил я с той же осторожностью, все время понимая, с кем разговариваю, — просто уважал… недостаточно.
Макгрегор хохотнул.
— Уважал недостаточно! Красивый ответ. Емкий.
— Вывернулся, — ухмыльнулся и Штейн. — Значит, от чисто благотворительной… к чему?
— К активно вмешивающейся в жизнь человечества, — ответил я честно, здесь надо отвечать честно, любую фальшь заметят сразу. — Это мне нравится больше.
Они сидели в свободных позах, хозяева организации и, как теперь с холодом прозрения понимаю, практически всего-всего на свете, Штейн вообще чуть не лег, сдвинувшись по наклонной спинке вниз и забросив на подлокотники руки, Макгрегор же вопреки этикету поставил локти на стол и, чуть наклонившись вперед, смотрит на меня, как угледобывающий комбайн на жирный пласт.
— Юджин, — сказал он размеренно, — мы та организация, что все века и даже тысячелетия тянула человечество по дороге прогресса. Вернее, организации. Увы, мир бывал разделен слишком уж, но когда после опустошительных войн контакты возобновлялись, мы с изумлением и радостью видели, что даже на землях нашего самого лютого противника идет та же тайная работа, что и у нас: по вытаскиванию человечества из грязи. Мы поспешно налаживали контакты и… старались их не терять, когда короли, императоры, папы, цари, князья, шахи и султаны затевали новые войны.
Кронберг дотянулся до бутылки, я молча смотрел, как он наполнил бокалы жидким солнцем, от которого не будет головной боли и усталости в теле.
— Прозит, — сказал он, подняв бокал на уровень глаз. — Макгрегор забыл добавить, что мы всегда старались гасить любые войны. Хоть и говорят, что война — двигатель прогресса, но мы всегда понимали, что могли бы заставить человечество трудиться больше и без жестоких кровопролитий, после которых сперва приходилось отстраивать города и заново распахивать заросшие бурьяном поля, а уже потом только думать о восстановлении университетов! Наука все-таки — удел богатых стран. Стабильных. Когда говорят пушки, молчат не только музы.
— У науки тоже есть муза, — лениво проговорил Штейн. — Правда, она тоже молчит, увы.
— Словом, — напомнил Кронберг мягко, — если бы не наша организация, которой несколько веков, войн было бы намного больше. И человечество, скорее всего, ездило бы еще на телегах.
— Если бы вообще уцелело, — буркнул Макгрегор.
— Если бы вообще уцелело, — согласился Кронберг. — Мы старались отслеживать изобретения, что послужат в первую очередь опустошительным войнам, и… закрывали их.
— Как? — спросил я.
Глава 9
Они переглянулись, по губам Кронберга пробежала улыбка, а Макгрегор, напротив, слегка потемнел лицом, уронил взгляд. Мне даже показалось, что его рука с бокалом шампанского задрожала. Во всяком случае, он поспешно опустил фужер на стол.
— По-разному, — ответил Кронберг жестко. — Иногда достаточно было подкинуть такому гению золотишка, чтобы тот тут же в загул. А там бабы, драки… словом, быстро забывает, что гений, а не просто мужик с хорошо подвешенным пенисом, у которого появились деньги. Других приглашали ко двору, давали пышные одежды, титулы, пустяковую, но занимающую время работу. Или те должны были присутствовать при всех ежедневных церемониях, что вообще-то считалось великой привилегией, за такое боролись. Лишь единицы оказывались неподкупными фанатиками…
Мое сердце забилось, он тоже помрачнел, а мне так хотелось, чтобы в нашей организации все шло идеально. Кронберг сказал наконец тяжело:
— К примеру, один очень юный и талантливейший математик уже в свои двадцать лет вывел формулу, что привела бы к созданию атомной бомбы. Это было почти в Средневековье!
— Не в Средневековье, — возразил Макгрегор, — Как раз эпоха Просвещения. Во всяком случае, ее так называли тогда.
— И сейчас так зовут.
— Ну, она и была такой эпохой… в сравнении.
— В сравнении, — согласился Макгрегор.
— Да, — вздохнул Кронберг, — но все равно это слишком-слишком… Представьте себе, атомную бомбу создали бы еще в начале Первой мировой войны, а то и в девятнадцатом веке!.. Жуть. Пришлось к этому гению подослать одного из наших специалистов по особым случаям. Заспорили из-за какой-то бабы, дуэль, смертельное ранение… Гений умер в свои двадцать лет, бумаги же с расчетами ядерной реакции секретный агент Балабуха, так звали человека, убившего Эвариста Галуа, выкрал и принес нам. Но даже мы не стали хранить. Да-да, сожгли от беды подальше. Так мир избежал атомной войны во времена, когда правители уж точно начали бы взрывать города своих противников! А сейчас и нравы помягче, и диктаторы вынуждены считаться с мнением более просвещенных и, что важнее, могущественных стран… Словом, это все заслуга нашей организации. Мы свято храним имена всех наших братьев, что жили в те мрачные века, а их могилы нами помечены и… охраняемы.
Он замолчал, ожидая моей реакции, как будто ее не видно по моему лицу, я сглотнул ком в горле и сказал сипло:
— Значит, наша организация… может поспорить даже с церковью, кто старше?
— И да, и нет, — ответил Кронберг. — Как единая организация с единым Уставом и едиными Правилами — да, мы моложе, оформились только в Средние века. Тогда как раз шло бурное создание всякого рода рыцарских и прочих духовно-воинственных орденов. Мы один из таких воинственных орденов… что разросся и дожил до наших дней. Однако, если учесть те тайные организации, что существовали еще со времен Древней Месопотамии и Древнейшего Египта, мы на данном этапе самая старая организация на земле.
Он бросил пару слов по внутренней связи, возникла Мария с новой бутылкой шампанского. Макгрегор поморщился:
— Эдуард, ты чего?
— Да все нормально, — ответил Кронберг бодро. — Не часто такое бывает…
Я сидел как на иголках, в кабинете растет напряжение, что-то связано со мной, на губах Штейна двусмысленная улыбка, а Гадес поглядывает на меня, как на бычка, которого ведут на заклание.
Кронберг улыбнулся мне и сказал ровным голосом, словно о само собой разумеющихся пустяках:
— Юджин, мы убрали с политической арены мира всех более или менее стоящих личностей. А внедрив на всей планете демократию и выборную систему глав государств, получили абсолютно управляемое стадо и полностью прогнозируемую картину в любой ситуации.
Макгрегор заметил с легкой улыбкой:
— Вы заметили, что даже умело подменили понятия? Раньше назвать человека предсказуемым было тяжким оскорблением, а теперь, если кого-то хотят оскорбить, говорят о таком: «Он человек непредсказуемый».
Кронберг кивнул:
— А о ситуациях говорят, что они могут стать непредсказуемыми… Это заслуга в первую очередь, дорогие друзья, нашего дорогого Макгрегора, вот он собственной персоной, горд и не краснеет. Это он сумел внедрить, он… Мир должен быть предсказуемым, так надо, конечно. А предсказуем — значит управляем.
