Подмастерье. Порученец - Хотон Гордон (читаем книги бесплатно txt) 📗
Я находился в теплом, темном, дребезжавшем пространстве. Ничего не видел, но слышал низкий, приглушенный гул. Руки стянуты веревкой за спиной, ноги привязаны к рукам. Рот заткнут тряпкой, от которой воняло бензином и тавотом, — вывалиться ей не давала изолента. Она обертывала мне голову трижды, врезалась в кожу на лице и шее, драла мне волосы, стоило лишь двинуться. Пот катился в глаза, бежал по щеке, стекал в теплое, темное, дребезжащее пространство подо мной.
Подумалось, что меня похоронили заживо, и я заорал, чтоб спасли. Но сквозь тряпку, изоленту и низкий, приглушенный гул никто меня не услышал.
Пока кричал, я осознал, что не все сходится. Если б меня похоронили, зачем было меня связывать и заклеивать мне рот? На глаза мне давило что-то мягкое — повязка. Зачем завязывать глаза жертве, перед тем как запирать ее в гробу? Ерунда какая-то. Я кратко задумался, не ударный ли шок вызвал у меня галлюцинации, но маслянистый вкус тряпки, затолкнутой в рот, оказался слишком настойчивым, а боль в теле — слишком настоящей.
Выбора у меня не было — оставалось лежать и продолжать кричать.
Где-то позади завязанных глаз, позади боли, сотрясавшей тело, позади знания, что со мной скоро случится что-то ужасное, я видел лицо Эми. Не образ ее, бледной, плачущей, на ковре у нее в квартире под ливнем битого стекла, — хотя этот образ возвращается ко мне теперь. И не то недоверие, с каким она встретила мое последнее признание в любви, — и не отчаяние, когда она пыталась выбить стекло в слуховом окне.
То была память о том, как мы последний раз встретились в кафе «Иерихон», на семь лет раньше. Мы сидели у окна, отогреваясь после долгой ледяной прогулки по лугу. Не смотрели друг на друга, предпочитая видеть грязную серую кашу снега и уличной мокряди.
— Попросту что-то не то. По ощущениям, — сказала она, повторяясь. — Уже не то.
Я кивнул.
— Уже не то довольно давно.
— Так что же между нами осталось?
— Чего бы тебе не принять меня таким, какой я есть?
— Не надо сарказма, — обрезала она.
— Никакого сарказма.
Она сменила тактику.
— Так или иначе, в том-то и дело. Такой, какой есть, ты — не то, чего я хочу. Уже три года не то. И я просто не могу больше это терпеть… Ты все говоришь мне, что хочешь отношений, как у твоих родителей, но не думаешь при этом, чего хочу я. Слишком много давления.
— Так чего же ты хочешь? — спросил я.
— Это мое дело! — выкрикнула она. Оглядела зал, смутившись. В кафе было пусто, но она все равно продолжила тише: — Слушай, прости, но, по-моему, ничего не получится.
Кожа у меня на спине шевельнулась, словно там пророс мягкий панцирь.
— Спасибо, что сообщила, — сказал я.
— Мы просто уже больше не те…
— Да пошла ты.
— Чего ты как дурак.
— Отстань от меня.
— Ты кем себя возомнил? — Она в ярости вскочила. — Слушай… Это не я, блин, виновата, что ты никак не расслабишься. С этим я за тебя не разберусь. И на меня не сваливай. — Она забрала со стола сумочку. — Я слишком молодая. Хочу экспериментировать — получать удовольствие, пока могу… Если не буду — никогда не узнаю, что упустила. — Наклонилась поцеловать меня в лоб. — Ты же наверняка понимаешь?
И сейчас я понимаю наверняка.
Но теперь уже поздно.
Дрожкий, гудящий, пронизанный болью ужас вернулся. Я наконец осознал, где нахожусь: заперт в багажнике едущего автомобиля и понятия не имею о месте назначения.
Казалось, до того, как мы остановились, прошел час. Не могу сказать точно, однако, зная, где мы оказались, час — в общем верно. Хруст колес по гравию смягчился, и мы прокатились несколько ярдов до полной остановки. Гул мотора притих, затем полностью прекратился. Беспорядочные колебания рессор замерли. Из-за бензина в тряпке я почти бредил. Сердце бешено колотилось.
Я услышал шепот, затем захлопнулись дверцы. Шаги, приближаются. Ключ повернулся в замке, багажник открылся.
— Подсоби-ка, Херм, — сказал Дермот.
— Да запросто, Дерм, — сказал Херман.
Я вернулся в Агентство, весь в раздумьях о родителях, но, добравшись до входа, обнаружил, что ключ, который я взял у Дебоша, не подходит и сидеть мне теперь под дверью. Макияж макияжем, но мысль наблюдать, как жизнь утекает, пока мне кто-нибудь не откроет, не улыбалась. К счастью, Смерть откликнулся на мой стук, когда тот стал паническим. Отпер дверь и впустил меня.
— Стучи вы чуть громче — разбудили б мертвого, — сказал он.
Он пригласил меня в контору, где Глад из-за высоченной стойки с бумагами пробормотал мне едва слышное «здрасьте».
— Где Раздор?
— Спит еще, — буркнул он. — Длинная ночь. Больная голова.
— Идите-ка, взгляните, — сказал Смерть. Он показал на свою пишмашинку — из нее торчал Отчет о прекращении, какой я видел у Шефа в кабинете в четверг. Я увидел описание моей подруги Люси, но подробности не имели ничего общего с человеком, которого я знал, пока был жив. — Собираюсь отправить наверх. Желаете что-нибудь добавить?
Я покачал головой, но затем передумал. Взял со стола Раздора карандаш и нацарапал внизу страницы простое сообщение из трех слов:
«Жизнь есть везение».
— Так что же вы все-таки делаете сегодня? — спросил я Смерть.
— Свежевание, — простонал он.
— Заживо или мертвого? — вклинился Глад.
— Заживо. В полном сознании. Представление, объяснение — все в комплекте. А затем к делу.
— Разделочным ножом?
Смерть покачал головой и вытащил из-под стола продолговатый чемоданчик. Помедлил, затем отщелкнул застежки и поднял крышку. Содержимое потрясло меня.
— Мерзость какая, — сказал я.
— Кто-то же должен, — ответил он.
В чемоданчике имелся пластиковый ложемент. В нем размещался инструмент, состоявший из девяти частей: восемь стыкующихся друг с другом сегментов из полированной кости и монолитное блестящее лезвие косы, три фута в длину. Каждую кость украшал оттиск в виде черного скелетика. Лезвие было заботливо обернуто целлофаном.
— Нарядный набор на убой, — сказал Глад, выскользнув тишком из-за стола.
— И новехонький, — устало добавил Смерть. — Жалко пачкать.
Он извлек кости из чемоданчика и тщательно свинтил их вместе, получилась ручка; затем вдвинул лезвие в узкую канавку в верхней части, закрепил металлическим зажимом. Выпрямился и ненадолго замер с собранным орудием. Оно оказалось футов восемь в высоту, не меньше.
— Восхитительно, — отметил Глад.
— Устрашающе, — добавил я.
— Несуразно, — вздохнул Смерть.
Косу разобрали и сложили без дальнейших комментариев, но от ее вида я слегка занервничал. Потрогал ради успокоения ампулу с жидкостью у себя в пиджачном кармане, однако она, казалось, все больше меня тяготила. Как можно применить ее к тому, кто ничего, кроме поддержки, мне не выказывал? Впрочем, как уже подчеркнул Дебош, какие еще у меня есть варианты?
Смерть глянул на часы, тяжко вздохнул и повернулся ко мне.
— Пора, — сказал он. — Меня не будет почти весь вечер. Подготовка немалая, а после первого удара само свежевание предполагает… ну, не надо вам подробностей пока… Я вас навещу, когда вернусь, и расскажу, как все прошло. Меж тем дверь к вам в комнату должна быть отперта, а если нет — загляните к Шефу.
Он забрал чемоданчик и без промедленья вышел. Я собрался пойти за ним, но Глад остановил меня.
— Удачи, — сказал он, возложив костлявую ладонь мне на руку. — Вечером. С оценкой.
Я поблагодарил его.
— Расскажу вам, что произойдет.
— Вряд ли, — сказал он. — Сегодня очень занят. Завтра на три месяца уезжаю за рубеж. После завтрака отбываю… Почитаете мои открытки — если, конечно, еще здесь останетесь.
Дверь ко мне в комнату и впрямь была отперта, и потому очередной возможности встретиться с Шефом не выпало. Я всерьез начал сомневаться в его существовании. Вероятно, слишком долго отирался рядом с Гладом — его паранойя оказалась заразной.
