Все будет хорошо - Батхен Ника (читать книги без TXT) 📗
Можно? Нужно!
Он зажмурился: крепко-крепко. Вновь увидел поле — яичный желток до горизонта. Вдохнул жаркий воздух. Если ближний твой согрешит, уличи его, и если он покается, прости его. Но сначала требуется уличить.
— Сан Петрович! Сан Петрович!
Могучая ладонь осторожно, боясь навредить, прикоснулась к локтю. Александр Петрович покосился на растерянного депутата и чемпиона, прикинул, с чего лучше начать объяснение. Или не объяснять, а сразу в лоб? Парень крепкий, выдержит.
— Кумиры богив йих спалытэ вогнэм! Спалытэ! Спалытэ!..
— Эй, Коля, ты куда? Куда?!
Вопрос был лишним. Контуженный бежал прямиком к бревну, возле которого трудился художник. В левой руке — канистра, в правой — спичечный коробок.
— «Кумиры богов их сожгите огнем», — кивнул учитель. — Второзаконие, глава 7. Зря Артур где попало бензин оставляет!
— Коля! Стой, стой!..
Охрана сообразила — пустилась вдогон. Артур тоже бросился наперерез идолоборцу. Псих, быстро оглянувшись, изменил направление, рванул по большой дуге вдоль забора.
Лысый художник на миг отвлекся от работы, пожал плечами и снова взялся за инструмент.
— Хватай его! Хватай!
— Э-э! — внезапно расхохотался Чисоев-старший. Смех вышел скверный, злой. — Понял я, Сан Петрович. Понял, почему нож! Нет, учитель, это не я с ума сошел, и не брат мой. Мы все тут спятили. Громовержец Бечед, понимаешь! Отец наш — комсомолец, потом — коммунист. Дед — коммунист, бабушка — комсомолка…
— Отдай канистру! Отдай, говорю!
Колю настигли, прижали к забору. Схватить, однако, не сумели. С невиданной резвостью псих открыл крышку канистры, окатил себя бензином. Выхватил спичку из коробка, словно клинок из ножен.
Подоспевший Артур вцепился в охрану, как клещ:
— Нет! Не трогайте! Отойдите!..
Парни отступили на шаг. Псих присел на корточки, прижал канистру к животу, сдавил коробок зубами.
— Допустим, мы рехнулись, — задумчиво продолжал Шамиль, любуясь Колиной буффонадой. — Допустим! Тогда объясните мне, Сан Петрович, что Коля задумал. Самоубийство, блядь… Извините! Самоубийство — грех смертный. Тут гореть начнет, в аду продолжит. Вечно! Как дядя Расул говорил? "И всякий раз, когда их кожа обгорит, ее заменим Мы другою кожей, чтобы дать вкусить им наказание сполна". Э-э! Надо же, вспомнил! Или здесь место такое, Сан Петрович, дорогой?
— Помещу тебя в преисподних земли, в пустынях вечных, с отшедшими в могилу, — старик усмехнулся. — Может, место, а может, обстоятельства.
Коля держал канистру мертво. Лишь только чьи-то руки приближались к ней, немедленно грозил спичкой.
Рычал. Плевался.
— Оставьте его! — крикнул учитель. — Артур, пусть сидит! Себя он жечь не станет!
Псих услышал, ощерился, блеснул горячечным взором:
— Сижу день цельный за решё… за решёткой,
В окно тюремное гляжу,
А слёзы катятся, братишки, потихо… потихоньку,
По исхудалому мойму лицу!
С коробком в зубах песня вышла на ура.
— Интересно, где его Афганистан расположен? — лицо Шамиля пошло пятнами. — Видел я таких «афганцев». Еще когда в Добровольную народную дружину ходил. Случалось, по дюжине за вечер в подрайон притаскивали.
— Сижу я цельный день в хала… халате,
На йом сплошные рукава,
Фуражка новая на вате,
Щоб не промёрз… промёрзла голова…
Охранник Вася остался дежурить возле певца. Охранник Стас вместе с хозяином направился к гостям. Артур шел впереди, ступал широко, полной стопой. Взгляд прятал, смотрел то на землю, то на носки модных туфель.
— Глупый я, Сан Петрович, — вздохнул Чисоев-старший. — Полтинник прожил, а ума не нажил. Пистолет надо было брать. Говорили мне мои ребята, пускать одного не хотели…
Младший брат услышал или почувствовал. Остановился, скривил рот.
Шаг, еще шаг…
— Хотел бы го… голыми руками
Я цепь железную порвать,
Да жаль, братишечки, я с кандалами,
Мне всё одно не убежать!
Псих умолк.
— Весело живем, да? — оскалился Артур. Оскал, судя по клыкам, был семейный, наследственный. — Хватит играть, Шамиль! Что ты хотел — увидел, что надо — услышал. Все я тебе рассказал, ничего не скрыл. Как брата, прошу, умоляю: оставь меня по-доброму! Дай дело закончить. Не за себя, за тебя боюсь. И за уважаемого Александра Петровича боюсь. Не хочу, чтобы пострадал кто-то…
Чисоев-старший набычился, сжал крепкие кулаки. Учитель махнул рукой:
— Минуточку! Позвольте пару слов…
— Не слухай його! — донеслось от забора. — Не слухай! Перевэртэнь!
Александр Петрович нашел в себе силы улыбнуться.
— Забавный титул! Артур Рустамович! Подготовка и проведение языческого обряда — дело неподсудное. Можно, конечно, упрекнуть вас в том, что вы забыли о семье, причем очень некстати…
— Мое дело! — рыкнул Артур.
Шамиль подался вперед, но учитель встал между братьями:
— Ваше, не спорю. Кажется, религиозные искания дорого стоили вашей дочери…
— Мое дело!..
— Ваше, ваше. Успехов! Но давайте еще разок сложим все вместе. Вы обиделись на Бога. Не на судьбу, не на Провидение, а лично на Творца…
У Шамиля заклокотало в глотке.
— Именно так мы вас поняли. Да и вы с этим не спорите. Итак, первый кирпичик — обида. Остальные кирпичи мы видим: валун и бревно. Как я догадываюсь, жертвенник и кумир…
— Это дядя! — взорвался старший брат. — Дядя Расул! Он муллой хотел стать, в медресе учился. Выгнали его, коньяку много пил. Обиделся он на Аллаха — прямо как ты сейчас, брат. Обиделся и сказал: Аллах не наш бог, не аварский. У нас — свои боги, правильные, старые. За аулом капище нашел, жертвы приносил…
— Каменным ножом, — подхватил учитель. — Нож, как я понимаю, вам еще не подвезли. Иначе бы мы бедного Колю уже не увидели…
— Не слухай! Перевэртэнь! Гэть його!
Александр Петрович пристукнул клюкой:
— Ваш наивный жертвенный баран, Артур Рустамович, кое-что почуял. Правда, ошибся адресом. Я-то его резать не собираюсь. Ты еще не понял, Шамиль?
Шамиль нахмурился:
— Понял? Нет, не понял. Он же псих, а не баран!
— Баран. Натуральный баран. Говоря современным языком, Артур Рустамович желает выйти из-под юрисдикции Творца. «Господь — крепость жизни моей: кого мне страшиться?» Псалом Давидов за номером 26. Считают, что более точный перевод: «Господь — крепость души моей». Твой брат, Шамиль, желает эту крепость разрушить. Выйти душой, видишь ли, на свободу. Крепость души, не жизни. Самоубийство — не выход…
— Самоубийство? — прохрипел Артур. — Ну уж нет! Себя убью, к Нему попаду. Тепленьким. Ни оружия, ни друзей… Не хочу!
— Отречение — не выход. Всевышний либо внимания не обратит, либо…
— Похули Бога та помри! — подсказали от забора.
Учитель кивнул:
— Спасибо, Коля! Иов, глава 2. «Похули Бога и умри». Тоже не выход.
— А Бечеду-мечеду жертвы приносить — выход? — возмутился Шамиль. — Ладно, брат, решил ты, что Аллах плохо с тобой поступает. Чем бревно против Аллаха поможет?
— Мое дело! — хмуро повторил младший. — Каждый сам за себя решает!
— За себя! — подхватил Александр Петрович. — Вы сказали, не я. Дело в том, Шамиль, что всякий бог требует платы. «Даю, чтобы Ты дал» — это не римляне первыми придумали. Артур Рустамович желает, чтобы аварский громовержец защитил его от Бога.
— Чужого бога! — взревел Артур. — Жесткого, подлого…
— За такую услугу барашка мало. Целого стада мало! Тут нужна настоящая жертва. Твой брат, Шамиль, вспомнил, что в селе Хитцы есть славный парень Коля. Всем хорош: псих, вероятно, с судимостями. Родственники померли…
— Меня заме… заметят часовые,
И крикнут раз, и крикнут два,
Взведут курки они, они стальные,
Наверное, убьют меня!..
— Именно! Односельчанам будет достаточно узнать, что бедного Колю пристроили в психбольницу. Документы оформить — плевое дело. Или они уже оформлены, Артур Рустамович? Одного не пойму: что вы ему про меня наплели? Педагог по определению — злодей, учеников ест, кровь их пьет. С этим соглашусь. Но почему — оборотень?