Противостояние. Том I - Кинг Стивен (электронная книга TXT) 📗
— Все в порядке, — пробормотала она. — Тогда все хорошо.
Оглядевшись, она увидела растянувшееся возле поленницы тело. Хотя лицо человека было закрыто рукой, она узнала Билла Ричардсона, сводного брата Эдди. Над ним как следует поработали расторопные зверьки.
— Бедняга, — сказала Абагейл. — Бедный малый. Теперь тебе поют крылатые ангелы, Билл Ричардсон.
Она снова повернулась к манившему прохладой дому. Ей казалось, до него еще много миль, хотя на самом деле ей нужно было лишь пересечь маленький дворик. Но она не была уверена, что сможет пройти столько, у нее совсем не осталось сил.
— Да будет воля Твоя, Господи, — сказала она и пустилась в путь.
Солнце ярко светило в окно спальни для гостей, где она улеглась и заснула, как только скинула свои тяжелые башмаки. Она долго не могла понять, почему свет такой яркий; ее охватило чувство, очень похожее на то, которое испытал Ларри Андервуд, проснувшись возле каменной стены в Нью-Хэмпшире.
Она села, каждый напрягшийся мускул и каждая хрупкая косточка в ее теле вскрикнули.
— Боже Всемогущий, проспала весь день и всю ночь напролет!
Если так, она, должно быть, и вправду невероятно устала. У нее так болело все тело, что ей понадобилось минут десять, чтобы встать с кровати, спуститься в холл и пройти в туалет; еще десять, чтобы натянуть на ноги башмаки. Ходьба причиняла мучительную боль, но она знала, что должна идти. Иначе ее онемевшее тело затвердеет как железо.
Хромая и спотыкаясь, она проковыляла к курятнику и вошла внутрь, морщась от жуткой духоты, запаха помета и неизбежного смрада разложения. Вода подавалась сюда автоматически из артезианского колодца, но корм почти кончился, да и жара уморила многих птиц. Самые слабые давно погибли от голода или были заклеваны, и теперь они валялись на покрытом пометом полу, как маленькие комочки грустно тающего снега.
Большинство из оставшихся в живых кур при ее приближении разбежались в стороны, громко хлопая крыльями, но наседки сидели не шевелясь и глядели на нее, помаргивая своими тупыми глазками. Куры были подвержены очень многим болезням, и она боялась, что грипп мог прикончить их всех, но эти вроде бы выглядели здоровыми. Господь позаботился об этом.
Она сняла трех пожирнее с насеста и спрятала их головки под крылышки. Они тут же заснули. Она засунула их в мешок, но почувствовала, что слишком устала, чтобы поднять его. Ей пришлось волочить мешок по полу.
Остальные куры настороженно наблюдали за старухой, пока она не ушла, а потом снова принялись яростно кудахтать над остатками корма.
Время приближалось к девяти утра. Она присела на скамейку, устроенную вокруг дуба на заднем дворике Ричардсонов, и задумалась. Ее первоначальная мысль о том, чтобы возвращаться домой в прохладных сумерках, по-прежнему казалась ей самой удачной. Она потеряла целый день, но ее гости все еще в пути. Нынешний день она может использовать для того, чтобы разделаться с курами и отдохнуть.
Ее мышцы уже двигались чуть легче, а под ложечкой возникло сосущее, но довольно приятное чувство. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить… Да, она была голодна! Этим утром она действительно была голодна, хвала Господу, а сколько же времени минуло с тех пор, как она ела только по привычке? Она давно уже закидывала в себя пищу, как кочегар локомотива подбрасывает уголь в топку, но… Когда она отрежет головы этим трем курочкам, то поглядит, что осталось у Эдди в кладовке, и, Бог свидетель, она с удовольствием съест то, что отыщет там. Ты видишь, объявила она себе, Господь знает лучше. Благословенна будь вера твоя, Абагейл, благословенна будь твоя вера.
Отдуваясь и ворча; она подтащила мешок к разделочному чурбану, стоявшему между хлевом и дровяным сарайчиком. На внутренней стороне двери сарайчика на крюке висел тесак Билла Ричардсона с лезвием, аккуратно закрытым резиновым чехлом. Она сняла его с крюка и вышла из сарайчика.
— А теперь, Господи, — сказала она, стоя над мешком в своих пыльных желтых башмаках и глядя вверх на безоблачное летнее небо, — раз Ты дал мне силы добраться сюда, я верю, что Ты дашь мне силы дойти обратно. Твой пророк Исаия говорит, что если мужчина или женщина верят в Господа Всемогущего, они взлетят на крыльях, как орлы. Я мало чего знаю про орлов, Господи, разве что они — злобные птицы, которые могут видеть далеко, но в этом мешке у меня три курицы, и я хотела бы отрезать им головы и при этом не поранить себе руку. Да исполнится воля Твоя, аминь.
Она подняла мешок, открыла его и заглянула внутрь. Одна курочка по-прежнему спала, спрятав голову под крыло. Две другие сидели почти неподвижно, прижавшись друг к дружке. В мешке было темно, и курочки думали, что настала ночь! Тупее наседки мог быть только нью-йоркский демократ.
Абагейл вытащила одну, положила ее на чурбан и, прежде чем та успела сообразить, что происходит, резко опустила тесак вниз, морщась, как делала всегда, когда в смертельном ударе тесак вонзался в дерево. Голова упала в пыль возле чурбана. Обезглавленная курица важным шагом прошлась по заднему дворику Ричардсонов, трепыхая крыльями и разбрызгивая кровь. Через несколько секунд она обнаружила, что мертва, и затихла, не теряя достоинства. Что наседки, что нью-йоркские демократы, Боже мой, Боже мой.
Потом дело было сделано, и все ее страхи о том, что она может не справиться или поранить себя, оказались напрасными. Бог услышал ее молитву. Три хорошеньких курочки готовы, и все, что ей теперь оставалось, так это добраться с ними до дому.
Она сунула птиц обратно в мешок и повесила тесак Билла Ричардсона на место. Потом она снова зашла в дом посмотреть, что там может быть из съестного.
Днем она задремала, и ей приснилось, что ее гости уже на подходе; они находились немного южнее Йорка, ехали на старом грузовике. Их было шестеро, в том числе глухонемой паренек, незаурядный, несмотря на свой физический дефект. Он был одним из тех, с кем ей нужно поговорить.
Она проснулась около половины четвертого, тело слегка онемело, но в остальном она чувствовала себя свежей и отдохнувшей. Следующие два с половиной часа она ощипывала кур, давая себе передохнуть, когда работа доставляла уж слишком сильные страдания ее распухшим от артрита пальцам, а потом вновь принималась за дело. Работая, она распевала гимны «Семь врат Града Господня (Аллилуйя, Мой Господь)», «Веруй и будь послушной» и самый свой любимый — «В саду».
Когда она покончила с последней курочкой, все пальцы на руках ныли, а дневной свет начал приобретать тот ровный золотистый оттенок, который означает приближение сумерек. Правильно, уже конец июля, и дни снова становятся короче.
Она зашла в дом и еще раз перекусила. Хлеб зачерствел, но не заплесневел — никогда плесень не смела показывать свою зеленую морду на кухне Эдди Ричардсон, — и еще она отыскала полкувшинчика арахисового масла. Она съела один сандвич с маслом, а второй сунула в карман платья на тот случай, если проголодается позже.
Было без двадцати семь. Она снова вышла на крыльцо, о собрала свой мешок и осторожно спустилась вниз по ступенькам. Ощипывая кур, она аккуратно складывала перья в другой мешок, но несколько перышек все же улетело. И теперь они застряли в живой изгороди Ричардсонов, засыхавшей от недостатка влаги.
Абагейл тяжело вздохнула и сказала:
— Я закончила, Господи. Иду домой. Пойду медленно и, наверное, доберусь не раньше полуночи, но в Библии сказано, не бойся ни ужаса ночи, ни ужаса дня. Я исполняю волю Твою, как только могу. Пожалуйста, иди вместе со мной. Хвала Иисусу, аминь.
К тому времени как она добралась до места, где кончался асфальт и начиналась грунтовая дорога, стало совсем темно. Пели сверчки и где-то в сыром месте, наверное, в пруду Кэла Гуделла, квакали лягушки. Скоро должна была взойти луна, большая и красная, цвета крови.
Она присела передохнуть и съела половинку своего сандвича с арахисовым маслом (что она съела бы еще, так это немножко чудесного желе из черной смородины, чтобы отбить этот прогорклый привкус, но Эдди хранила свои запасы в погребе, а там было слишком много ступенек). Мешок лежал рядом с ней. Ее тело снова болело, и силы, казалось, были на исходе, а ей предстояло пройти еще две с половиной мили, но… она испытывала странное возбуждение. Сколько минуло с тех пор, когда она в последний раз выходила на улицу после наступления темноты под шатер, усеянный звездами? Они светили так же ярко, как и всегда, а если ей повезет, она сможет увидеть падающую звезду и загадать желание. Теплая ночь, звезды, летняя луна, только что высунувшая на горизонте свое раскрасневшееся лицо любовницы, — все это заставило ее вспомнить свое девичество со всеми его странными порывами и начинаниями, его пылом и потрясающей ранимостью, когда она стояла на пороге Тайны. О да, когда-то и она была девушкой. Многие ни за что не поверили бы в это, как и в то, что гигантская секвойя когда-то была зеленым побегом. Но она тоже была девушкой, и в ту пору детские ночные страхи уже отступили, а взрослые страхи, приходящие по ночам, когда кругом тишина и можно слышать голос своей бессмертной души, были еще впереди. В тот короткий период ночь казалась благоухающей загадкой — временем, когда, глядя на усыпанное звездами небо и прислушиваясь к ветерку, приносившему такие чистые запахи, чувствуешь себя близко к бьющемуся сердцу самой вселенной, к любви и к жизни. И веришь, что будешь вечно юной и…
