Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев (СИ) - Николаев Игорь Игоревич (книга бесплатный формат TXT, FB2) 📗
«Живодеры» с полным согласием загудели вразнобой, но громко и уверенно, главным образом указывая командиру, что тот забыл четвертый обязательный элемент доброй зимовки — сговорчивых баб. Хотя можно и несговорчивых, веревки да палка в зубы решают проблему. Теперь кулаками в перчатках скрипнула Елена, а Гамилла побелела, как мертвец.
Кое-кто из пешцев уже деловито раскатывал сарай на дрова. Стучали ободьями колес телеги. Оставшиеся четыре всадника пока держались немного поодаль. Под вечерним небом голоса бандитов разносились далеко, и за спинами, среди домов, послышались тихие подвывания. Елена должна была бы ощутить жалость к деревенским бабам, однако чувствовала только мстительное злорадство: вот вам, кретины сельские, не захотели готовиться к смертному бою как следует, теперь скулите в ужасе.
— Решайте, — твердо и громко предложил бетьяр. — С нами или за ворота. Третьего не будет.
— Идемте, ваше… — Гамилла осеклась, скользнув косым взглядом по новым спутникам. — Время готовиться.
Артиго кивнул и пошел за арбалетчицей, смешно перебирая ногами под стеганым «пальто» ниже колен. За спиной у мальчика болтались на веревочной перевязи самоделка «госпожи стрел», а также плетеный из бересты футляр со свеженаструганными «болтами». Гамилла обернулась и одними губами немо произнесла «я позабочусь». Раньян благодарно кивнул. Лицо у бретера оказалось таким, что Елене страшно было даже коситься на любовника, теперь, скорее всего бывшего.
— Что ж, ваш выбор, — согласился переговорщик и тронул поводья, разворачивая коня.
Вот сейчас бы его и пристрелить, подумала Елена, дернулась было, чтобы остановить Гамиллу, затем пустила вытянутую руку. Увы, нет. Не с такого расстояния, не из самострела с деревянной дугой и не противника, у которого без брони только рожа, и ту он все время как бы невзначай прикрывает рукой в кольчужной варежке.
— Сегодня, — тихо вымолвил Бьярн, пока злодей возвращался к своим. — Все решится сегодня.
— Думаешь? Уверен? — спросил Раньян.
— Теперь да. Как в истинности Шестидесяти Шести Атрибутов Господа нашего, — Бьярн набожно поднял меч вместо пальца, рукоятью вверх. В эти мгновения он удивительно походил на крестоносца из земной истории.
— Не разойдемся?
— Никак. У этого слова с делом не разойдутся. И время он тратить не станет. Ночью отдохнут, пожрут. Попугают, чтобы смерды не спали и ссались от ужаса. Если ведут за собой пленников, кого не жалко, замучают перед воротами напоказ. И в предрассветный, самый темный час, пойдут на приступ. Мужичье разбежится. Мы… ну, тут как Пантократор даст.
— Ясно. Обойду ворота, ободрю стражу, — Раньян спустился на землю, делая вид, что не замечает лекарку.
— Как это будет? — осипшим голосом задала вопрос Елена.
— Быстро. Такое всегда завершается быстро.
— Я думала, начнется осада, вылазки…
Елена понурилась, отчетливо понимая, что ни хрена не понимает в военном деле. Приняла за сами звезды их отражение в пруду, так, кажется…
— Для серьезной осады и людей надо побольше, и качество… другое, — несмотря на катастрофичность обстоятельств, Бьярн казался необычно спокойным и умиротворенным. — Так что одна сшибка. Четверть часа и все закончится.
— Ну…
Елена выдохнула, стараясь изгнать вместе с теплым воздухом из легких гнусную дрожь и страх.
— Ну, что ж, — повторила она. — Тогда по местам. Ночь будет длинной.
Она догнала Раньяна ближе к старостиному дому. Артиго карабкался по лестнице на крышу, стараясь не упасть, запутавшись в долгополом ватнике. Гамилла протягивала ему руку, отложив трофейный самострел.
— Подожди… — Елена положила руку на локоть бретера… точнее хотела, но Раньян плавным движением отвел плечо, так что пальцы лекарки ухватили воздух.
Женщина стиснула зубы, молча переживая оскорбительное унижение.
— Хелинда…
Мечник впервые назвал ее полным именем, которое дал фамильяру Артиго. Голос бретера звенел, как промороженный лютым холодом клинок, готовый лопнуть от малейшего щелчка.
— … ты, кажется, ничего не поняла.
Елена почувствовала, как верхняя губа сама поднимается, обнажая клыки, словно у хищника. Давненько женщина не позволяла никому говорить с собой в подобном тоне. И все же она слушала.
Раньян глядел на нее сверху вниз, удивительно похожий на того сдержанного убийцу, каким Елена помнила его на Пустошах. Только волосы острижены, а в оставшемся «ежике» отчетливо блестит седина, заметная даже при слабом свете, свежий шрам пересекает челюсть, заходя на подбородок. Но взгляд… взгляд прежний — черный, принадлежащий тому, для кого ценность человеческой жизни — пустое, бессмысленное понятие.
— Хелинда, ты втравила нас в бой насмерть, — с кажущейся бесстрастностью вымолвил бретер. — Скажи, сколько настоящих битв тебе довелось пережить?
— Одну, — буквально процедила сквозь зубы Елена и тут же поправилась, вспомнив страшный абордаж, где рассталась с жизнью Шена. — Две.
— Две… — мрачно повторил за ней Раньян. — И, насколько я помню, в каждой ты потеряла… знакомых людей.
Знакомые люди… Казалось, это было невозможно, и все же она стиснула зубы еще крепче, а лицо опалил жар прилившей крови.
Шена. Колдун Бизо. Искупитель цин Туйе. А Венсан-Шарлей потерял руку. Елена понимала, к чему ведет собеседник, и чувствовала, как судорога сводит крепко сжатые кулаки. Ярость, стыд, негодование, запоздавшее раскаяние… сложная гамма ярчайших эмоций выжигала ее душу изнутри.
— Вот именно, — Раньян прочитал ответ на ее лице, покрасневшем, как в порыве ураганной страсти, но по совсем иной причине. — Будет схватка. И даже если мы победим… а это вряд ли… кто-то неизбежно погибнет. Снова.
— Не… справедливо… — каждый слог давался ей нелегко, пробиваясь через пересохшее горло. — Это нечестно! Я не виновата в тех смертях!
— Да, — с той же холодностью отозвался бретер. — Но в этих… что случатся еще до восхода… будешь.
Елена ударила его в грудь, импульсивно, без замысла, повинуясь яркой вспышке злости. Это было не рассуждающее действие, которое происходило из желания прекратить бичевание сделанной глупости. Так ребенок бьет чашку, доведенный до предела обвинительной речью строгих родителей. Бретер чуть развернулся вбок, пропуская кулак, перехватил руку женщину у запястья, Елена столь же быстро, инстинктивно вывернула кисть, освобождаясь от захвата. Часть сознания лекарки-фехтовальщицы наблюдала за происходящим отстраненно, как судья на поединке, и эта часть отметила, что движение Раньяна безупречно. Колени чуть согнуты, одна нога выпрямляется, другая сгибается, ось вращения находится между пяток, таким образом, получается разворот корпуса без «виляния задом», которое едко и зло высмеивал покойный Чертежник. С другой стороны, высвобождение руки тоже получилось отлично.
На мгновение женщина почувствовала дурноту, приступ нереальности, будто сразу две жизни, прожитые бок-о-бок параллельно, соединились, хлестнув по голому рассудку. Откуда она знает, как нужно сбивать чужой захват?.. Как правильно развернуть кисть и держать пальцы, чтобы не потянуть связки?.. Фигуэредо этому не учил, то была наука, преподанная Чумой, но… Елена совершенно не помнила, чтобы Раньян учил ее таким вещам. Как будто навык поставил кто-то еще, напрочь забытый. Человек с глазами…
«Задвоенный», параллельный мир дрогнул, как танец помех на многократно перезаписанной видеопленке. Все опять вернулось к единому потоку событий, запечатленных в памяти. Елена тряхнула головой, сбрасывая морок, глубоко вдохнула. Раньян все же отступил, кривя и облизывая губы. Бретер чуть согнулся, прижимая локоть к животу, там, где лекарка сколько-то недель назад самолично зашила самую опасную рану. Теперь мужчина и женщина глядели друг на друга с одной высоты.
— Я не принуждала вас, никого из вас, — проговорила Елена, повторив слова Гамиллы и с душевной болью чувствуя, насколько это слабое оправдание.
Раньян глубоко, осторожно вдохнул и выдохнул, будто проверяя, во что ему обошлось напряжение, не разошлись ли стежки на зашитых ранах. Наконец бретер ответил:
