Всем стоять на Занзибаре - Браннер Джон (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗

Скамейка была узкой, и им пришлось сидеть, почти прижавшись друг к другу, но если его спутница была не против, то и Дональд тоже. К нему понемногу возвращалось обычное самообладание.

– Кстати, меня зовут Бранвен Гхос, – сказала девушка, когда водитель весь вес перенес на одну педаль, чтобы сдвинуть с места свой тяжелый груз.

– Бранвен? Это индийское имя?

– Нет, валлийское. Это старая семейная легенда о том, как мой дедушка ушел в море ласкаром [66], как их раньше называли, и в Кардифе ему разбила сердце прекрасная валлийка. – Она рассмеялась. – Мое имя всех сбивает с толку, пока я не объясню. А что вы собираетесь делать в Гонгилунге, Дональд? Или я лезу не в свое дело?

– Вовсе нет.

Дональд мельком оглядел поток транспорта, в который они только что влились: по обе стороны от них катили миниатюрные грузовики на педальном ходу, среди которых мелькали малолитражки на батарейках, везшие или пассажиров (в невероятном количестве, по пять-шесть человек на машинку не больше его риксы), или мешки, тюки и коробки неопределенного вида товаров. Над трассой висели некогда яркие, но теперь поблекшие от дождя плакаты-перетяжки: одни восхваляли маршала Солукарту, другие призывали ятакангцев освободиться от европейских предрассудков.

– Я… э… буду освещать программу генетической оптимизации для «АнглоСлуСпуТры», – добавил он.

– Правда? Как интересно! Вы специалист в этой области?

– До некоторой степени. То есть у меня степень по биологии.

– Понимаю, что вы хотели сказать этим «до некоторой степени». Тому, что сделал тут Сугайгунтунг в колледже, по всей видимости, не учат, так?

– Вы сами что-нибудь в генетике понимаете? Бранвен нехорошо улыбнулась.

– Поверьте мне, Дональд, в такой стране, как моя, нельзя быть женщиной детородного возраста и не знать о ней хотя бы чего-нибудь – разве что ты глупа или неграмотна.

– Пожалуй, так. – Дональд помедлил. – Кстати, а что привело вас сюда? Дела или развлечение?

Ответа пришлось ждать довольно долго. Наконец она сказала:

– Откровенно говоря, болезнь.

– Болезнь? – пораженно переспросил он и повернулся к ней всем телом, насколько позволяло узкое сиденье риксы.

– Клянусь, это не заразно. Я не стала бы отвечать на вашу доброту такой гадкой выходкой. – Она выдавила смешок, от чего их рикса повернул голову и едва не въехал в малолитражку, проскочившую прямо перед его передним колесом.

– Нет. Если вы генетик, то о моей болезни скорее всего слышали. У меня… э-э… как же это будет по-английски! – Она щелкнула пальцами, и он поспешно поймал ее за руку.

– Не делайте этого в Ятаканге! – сказал он и, извиняясь, улыбнулся водителю, который снова обернулся к ним – на сей раз подозрительно. – Помимо определенных, особо назначенных дней в году это приносит несчастье. Считается, что этим жестом вы призываете духов своих предков!

– Господи помилуй! – В притворном испуге она прикусила костяшки пальцев другой руки. Дональд запоздало сообразил, что все еще держит ее за левую, и отпустил тонкую кисть.

– Это не простая страна, – сказал он. – Вы только что собирались мне рассказать…

– Ах да. Как называется болезнь, когда кости производят слишком много кровяных телец, которые убивают бактерии?

– Лейкемия.

– Вот-вот, это слово я и забыла.

– Но это же ужасно, – сказал Дональд, искренне расстроенный. Ведь на дворе двадцать первый век, и казалось бы любой рак, включая рак крови, давно уже стал заболеванием старости, когда начинают сдавать регулирующие обмен веществ механизмы. Для молодых уже существует лечение, и целые своды законов регламентируют производство и применение канцерогенных веществ.

– Думаю, в Америке это теперь редкость, но в моей стране встречается довольно часто, – сказала Бранвен. – Мне повезло: мой муж, как вы знаете, умер, и я унаследовала достаточно денег, чтобы приехать сюда на лечение, которое невозможно получить в Индии.

– Что за лечение?

– Методику разработал все тот же доктор Сугайгунтунг. Я мало что о ней знаю.

Они выехали к длинному спуску, улица здесь ныряла в самое сердце Гонгилунга, и с обеих сторон ее обрамляли дешевые с виду и похожие на муравейники многоквартирные дома. Некоторые украшали вездесущие транспаранты с политическими лозунгами. К немалому смятению Дональда их водитель снял с педалей босые ноги и скрестил их на руле и при этом достал сигарету и закурил, держа в горсти от дождя, который грозил ее намочить. Но Дональд заметил, что все остальные водители делают то же самое, и потому смирился.

– Я, помнится, про это читал, – нахмурившись, сказал он. – Если мне не изменяет память, лечение проходит в две стадии. На первой костный мозг заражают особым вирусом, который создает замену неконтролируемому естественному генетическому материалу. Затем, когда вирус снижает выброс лейкоцитов до нормального уровня, необходимо вывести эту «замену» и завершить работу, введя реплику исходного ядра клетки…

– Откуда мне знать? – пожала плечами Бранвен. – Мне известны только две вещи: во-первых, лечение будет дорогим, а во-вторых – болезненным. Но я рада, что сюда приехала.

Несколько минут возникшее после ее слов молчание нарушал только шорох колес по мостовой и случайные рассерженные выкрики водителей, решивших, будто кто-то ущемляет их право проехать первыми. Дональд никак не мог найти, что сказать. Он только глядел на красивое лицо Бранвен и видел в нем одно горе.

– А мне ведь всего двадцать один год, – наконец сказала Бранвен. – Я могла бы прожить очень долго. И я так хочу прожить долго.

– И вы уже вдова?

– Мой муж был врачом, – с каменным лицом ответила она. – Его убила чернь, обнаружившая, что он использует вакцину, изготовленную из сыворотки свиной крови. Ему было тридцать три года.

Отдаленный гул экспресса, с воем спускающегося к порту, заглушил бы любой ответ, какой Дональд мог бы дать.

Один из служащих «Патриотической гостиницы» говорил и по-английски, и немного на хинди, поэтому Дональд смог оставить свою работу переводчика. Хмурясь на сложный компьютерный формуляр, который ему пришлось набивать, чтобы себя описать, он почти не слушал, что говорила портье Бранвен. Подсознательно он в который раз перечислял про себя, что ему следует сделать по «профессиональным» соображениям: позволить в Международный пресс-клуб, в который ему выдали временную гостевую карту, и условиться о встрече с корреспондентом «АнглоСлуСпуТры», зарегистрироваться в правительственном бюро информации, чтобы ему присылали все официальные пресс-релизы, подмазать столько лап, сколько потребуется, чтобы добиться личного интервью с Сугайгунтунгом. Это последнее будет долгой, дорогостоящей и, вероятнее всего, бесплодной затеей. С тех пор как ятакангцы раструбили о своей программе, ни одному иностранному журналисту не удалось увидеться с профессором наедине, только на пресс-конференциях, проходящих под надзором представителей правительства.

Несмотря на то что их тоже относили к круглоглазым, индийцы в Ятаканге в настоящее время считались почти своими: к ним относились как к таким же жертвам наследия колониализма. Европейцы неизменно сталкивались с неприязнью, порожденной прошлыми хозяевами, голландцами, и отчасти эта неприязнь – из-за постоянной напряженности в дипломатических отношениях – перенеслась и на американцев. Бранвен уже исчезла на верхнем этаже, прежде чем сумки Дональда забрали, а его самого проводили в отведенный ему номер. Сразу, как только вошел, он столкнулся с типично ятакангским скопищем парадоксов: драгоценные старинные шелка ручной работы в стеклянных рамках, заполненных гелием, чтобы предотвратить гниение, висели по стенам, у одной из которых стояла низкая тахта с множеством подушек. Еще тут были душевая кабинка, отделанная поддельным мрамором, биде и туалет, большая пластмассовая корзинка, полная круглых гладких камней для постояльцев из среды ортодоксальных мусульман, которые, опорожнив кишечник, отказываются подтираться иначе, чем завещал Пророк.