Проклятый город - Молитвин Павел Вячеславович (книги полностью бесплатно .txt) 📗
О том, что нам предстояло пересечь Карповку, я как-то забыл, и испытал огромное облегчение, когда мост через нее остался позади. Господи, ну почему Клавдия Парфеновна не жила в Сосновке, Гражданке, Авиагородке или в Веселом поселке?..
— Стой! — ткнул меня кулаком в плечо Вадя. — Стой, тебе говорят!
Я затормозил, Яна крикнула: «Сиди!» — но было уже поздно. Мой неугомонный друг выскочил из машины и кинулся назад. Узрел, надо думать, орлиным оком какое-то непотребство на улице Чапыгина и ринулся восстанавливать попранную справедливость. Вот ведь послал бог товарища в трудный час!
Я вытащил из-под сиденья монтировку и побежал за Вадей.
Этот дурак просто не может не влипнуть в историю! Причем, начиная скандал или затевая драку, он совершенно не думает, к чему это приведет. И били его, и в больнице он с переломанными ногами лежал, а все ему мало. Другой бы на его месте либо зарекся не в свое дело лезть, либо какую-нибудь кунфу или айки-джицу изучать начал, так ведь нет!
Увидев распластанную на капоте сиреневого «Ауди» девицу с задранной юбкой, я половчее перехватил монтировку. Один из удерживавших девчонку парней уже схватился с Вадей, второй присел на корточки и что-то нашаривал возле колес машины. Третий, клещом вцепившийся в девицу с намокшей от пота челкой, мельком глянул на нас и продолжал приплясывать между ее раскоряченными ногами в такт гремящему из машины тяжелому року.
Возившийся у левого колеса «Ауди» чернявый, отыскал оброненную арматурину и кинулся на помощь поделыцику. Видя, что не успеваю, я крикнул Ваде: «Берегись!», но тот в этот момент отоварил своего противника по зубам и предупреждения не услышал. Чернявый подскочил к нему сбоку и ткнул арматуриной, словно шпагой. Вадя согнулся, получил железякой по черепу и начал оседать на асфальт.
Я взвыл и обрушился на чернявого. Рубанул его монтировкой по плечу, отогнал от Вади, пнул оказавшегося на дороге первого — рябого и дохлого на вид — противника и столкнулся с третьим…
Перипетий драки я не помнил. В памяти остались только нарастающий свист и вибрация, от которых дрожали асфальт и воздух, окружающие дома и весь город. Свист креп, ширился, набирал силу, и я едва слышал крик Яны: «Быстрее! Быстрее!»
Мы засунули Вадю на заднее сиденье, и грохот «Rammstein» вернул мне способность соображать. Глянув назад, я обнаружил выруливающую на проспект «Ауди» и, толкнув Яну на Вадю, рухнул на водительское сиденье. Мой Росинант взревел и прыгнул вперед. На миг мне показалось, что мотор заглох, но нет, бог миловал. Нос сиреневого «Ауди» чиркнул нас по корме, мы вильнули вправо, и шедший на таран придурок, выскочив на встречную полосу, вмялся в кузов коричневого «Соболя».
— Мир праху его, — пробормотал я, выруливая на проспект, и скрипнул зубами, ощутив режущую боль в левом локте. Задумавший сыграть в камикадзе мерзавец успел-таки приласкать меня обрезком водопроводной трубы. Вот ведь интересно, про трубу вспомнил, а больше — ничего. Что стало с хозяйкой «Ауди», куда делись чернявый с рябым, как мы тащили Вадю к машине, и когда там появилась Яна? Хотя вру, про Яну помню: она бежала следом за мной. Я еще хотел ее обругать, чтобы не путалась под ногами, да не успел.
— Как там Вадя? — спросил я, когда впереди показался Каменноостровский мост.
пробормотал Вадя слабым голосом.
— Кретин! — прошипела Яна. — Останови, я сяду вперед.
— Посмотри, что с Вадей. Откуда столько крови? — Я притормозил, оглядывая мост. Светящихся шаров на нем не было. Прохожих — тоже. — Хотел бы я знать, почему они этот мост не уничтожили?
— Хотела бы я знать, зачем они вообще сюда явились!
— Уй! Больно! А-а-а! — захныкал Вадя, страдальчески морщась и размазывая по лицу кровь, сочащуюся из раны на голове. — Анальгинчику бы мне, а, ребята?
— Кроме головы все в порядке? — спросил я, видя, что толку от Яны никакого.
— Бок печет, и в ушах звенит.
— Худо дело. Надо бы тебя в травмпункт или в больницу завезти…
— Добить надо. Чтобы не мучился. И не высовывался, когда не просят, — процедила сквозь зубы Яна. — Тоже мне, последний герой! Хоть бы кулаками работать научился, прежде чем в драку лезть!
продекламировал Вадя и затих, внезапно обмякнув, как проколотая камера.
Мы вынеслись на Ушаковский мост, и тут меня осенило.
— Где, говоришь, находится хоромина твоей подруги?
— В Гришкино. Южнее Тосно. Если выберемся на КАД, за час доедем.
— Есть предложение получше. Рванем по Торжковской до Энгельса, оттуда до Осиновой Рощи и по Приозерскому шоссе до Верболова. Там у Вовки Белоброва дача. Хороминой я бы ее не назвал, зато соседи — врачи. Престарелая супружеская пара, круглый год на даче живут. К ним весь поселок лечиться ходит.
— Верболово так Верболово, — согласилась Яна и глубокомысленно добавила: — «Не от себя ль бежите, в гору идущие?»
— Чего?
— Ницше, — пояснила непостижимая дочка Клавдии Парфеновны.
Вадя жалобно застонал, и я прибавил газа.
Я покрутил верньер, и сквозь шорохи и свист прорезался голос дикторши:
«…упные города подверглись нападению пришельцев. Попытки правительства связаться с командующим силами вторжения и вступить с ним в переговоры не принесли результатов. По сообщениям, поступающим из Вашингтона, Пекина, Дели и других столиц, усилия, приложенные иностранными правительствами для вступления в контакт с пришельцами, тоже не увенчались успехом. Не теряя надежды решить конфликт путем мирных переговоров, правительство России объявило всеобщую мобилизацию и принимает экстренные меры для защиты приморских городов. В подвергшихся нападению городах нарастает сопротивление захватчикам. Вот что рассказал наш корреспондент из Санкт-Петербурга…»
— Выключи ты эту шарманку! Сколько можно одни и те же благоглупости слушать! — раздраженно сказала Яна, швыряя на стол бездействующий мобильник. — Пошли лучше ружье поищем. Сдается мне, оно пригодится нам в самое ближайшее время.
— Интересно, почему они не глушат передачи наших радиостанций? — умирающим голосом спросил Вадя, превратившийся после посещения нами четы Немировых в некое подобие мумии.
Голова и грудь его были забинтованы, а бледное лицо искажала страдальческая гримаса. Из-за сотрясения мозга ему был прописан постельный режим, а из-за сломанных или треснувших ребер он не мог лежать и пребывал в странном полусидячем положении.
— Я бы на месте пришельцев прежде всего лишил нас возможности переговариваться.
— Они и пытаются, да не очень выходит.
Сказал я это исключительно для поддержания беседы, поскольку, будучи гуманитарием, все же понимал: у фишфрогов имеются средства для глушения наших радиотрансляционных центров. Вчера, например, эфир был заполнен сплошным гулом, даже после того, как исчезло парализующее излучение. Да и сегодня передачи несколько раз обрывались на полуслове, но у меня создалось впечатление, что пришельцы не глушили их сознательно. По-видимому, это был побочный эффект каких-то других действий фишфрогов.
— Не глушат, потому что не придают нашей болтовне значения. Собака лает — караван идет. После того как отрубили электричество, наступление информационного вакуума неизбежно. Вопрос лишь в том, как скоро у нас сядут батарейки, — сумрачно сообщила Яна.
— Я имел в виду обмен информацией между правительствами и различными частями страны, а не сводки новостей и рассуждения профессоров о природе фишфрогов, — пояснил Вадя, но Яна досадливо отмахнулась от него:
42
А. Твардовский. Василий Теркин.