Язычники - Другаль Сергей Александрович (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
— Рубить или не рубить, вот в чем вопрос! С одной стороны — надо рубить, ибо этот вяз имеет дупло. С другой — дупло можно запломбировать, и вяз еще лет двадцать простоит. Но с третьей…
— Как, есть еще и третья?
— Но с третьей, — Дровосек вздохнул, — в дупле совиное гнездо. Если я его заделаю, куда денется сова со своими двумя совятами? И в результате кто-то будет лишен радости видеть живую сову при лунном свете… У меня блекнет волос, когда я подумаю, что это может с кем-то случиться.
Все трое тяжко задумались, а потом Нури спросил:
— Вы связывались с центром?
— Еще бы! Сатон передал задачу на большую машину.
— И что?
— Ах, Нури, машина ответила, что мне на месте виднее. Поскольку вы, вот именно вы, забыли заложить в программу задачу о сове. У вас, видите ли, там общие тезисы: общение с млекопитающими, общение с пернатыми. В одной куче и сова, и попугаи-неразлучники…
Нури смутился: замечание было справедливым. Олле, у которого золотой конь, и Отшельник, который провожал их через озеро верхом на Геннадии, такой ошибки не допустили бы. Конечно, возьмись Нури теперь, через год работы с детьми, составлять программу по разделу «радость» — она была бы гораздо полнее… Но что все-таки делать с дуплом?
— Знаете, я, пожалуй, пойду. — Дровосек стряхнул зверушку с рюкзака. — Оставлю все как есть. Птенцы подрастут, тогда и дупло заделаю… А если вы ненароком увидите Айболита, передайте, что тот заяц, которому он недавно грыжу вправил, чувствует себя отлично.
— Интересно, — сказал Нури, когда Дровосек скрылся в чаще. — За все время мы не встретили ни одного по-настоящему серьезного человека. Это ж надо — «волос блекнет»!
Олле засмеялся:
— И не встретим! Сатон имеет неограниченные права в подборе кадров, и он берет к себе только мастеров. А мастеру не нужно поддерживать авторитет, как спадающие штаны, — двумя руками. Руки у него всегда свободны, и он делает свое дело весело и с любовью. Все хорошее на земле создано мастерами, щедрыми сердцем и чуждыми зависти… И знаешь, что Сатон считает первым признаком мастера? Умение восхищаться чужим делом. Настоящий мастер, даже в том редчайшем случае, когда он имеет административную власть, не станет мешать чужой работе, не станет занудой.
Через два часа пути они развернули карту. Причудливые, без какой-либо закономерности, извивы отмечали пройденный за четыре дня путь. Впрочем, закономерность была: линия ни разу не вошла в массив глубже, чем на километр.
— Она избегает джунглей, — заметил Олле. — И ни разу не вышла за пределы территории, хотя привыкла к пескам и, казалось бы, должна забраться подальше в пустыню. Тут в часе ходьбы лечебница. Может, Айболит что-нибудь знает. Зайдем?
— Зайдем, но я весь в сомнениях. Мне кажется, что мы не приблизились к ней ни на шаг. Гром ведет так, будто гракула только что прошла здесь, наша средняя скорость — семь километров в час, а мы ни разу не видели ее даже издали. Между тем резвостью она не отличается и поспать любит.
— Днем раньше, днем позже — какая разница? Никуда она от нас не денется.
— Нам бы орнитоплан…
— Нет, — сказал Олле. — Это было бы нечестно. У нее и без того мало шансов, нас ведь четверо, а она одна.
Лечебница — комплекс легких строений с примыкающими к ним вольерами — разместилась в роще на склоне зеленого холма. Здания связывали протоптанные в траве извилистые тропинки. Как и всюду, здесь было много воды: огибала холм небольшая тихая речушка, а невдалеке виднелось заросшее тростником и кувшинками озеро. Было безлюдно, и было бы тихо, если бы не медведь. Он выл и то катался по траве, то подбегал на задних лапах к дубу и драл кору, оставляя длинные царапины. Попытавшись залезть на дерево, медведь свалился и остался лежать с закрытыми глазами брюхом кверху. От поясницы и ниже он был выбрит, и над ним роились пчелы. Олле, отмахиваясь от пчел, сел на траву рядом.
— Все маешься? — сказал он.
Медведь открыл один глаз, увидел Олле и затряс головой.
— Думаешь, померещилось? Это я самый и есть.
— У-у-у! — застонал медведь, хватаясь за поясницу.
Весь он был перемазан медом, на спине налипла трава, а по голой серой коже ползали пчелы.
В вольере, втянув голову в плечи, стоял на одной ноге грустный аист и рассматривал их сквозь сетку.
Нури пчел не любил. Он снял с коня рюкзаки, улегся неподалеку, достал яблоко, надкусил, и тут же с дерева спустилась обезьяна. Она подошла, держа перед собой загипсованную руку. Нури вздохнул, отдал яблоко. Обезьяна взяла его здоровой рукой, села рядом, задумалась о чем-то. Подошел конь, широко расставил ноги, наморщил лоб и уставился на обезьяну.
— Будем ждать, — сказал Олле. — Кто-нибудь придет, явится или прибежит.
Нури расслабился, давая отдых ногам. Потянулись светлые минуты полного покоя, какого Нури, сколько себя помнил, никогда не знал. Ему было знакомо озарение, состояние пронзительной ясности, когда неразрешимая, казалось бы, задача решалась одним взлетом мысли. Но не созерцание — непривычное ощущение, когда видишь себя со стороны и ползут расплывчатые мысли о себе самом, вчерашнем и завтрашнем. И почудилось Нури, что он ушел от кибернетики потому, что исчерпал себя, испугался, что ничего больше сделать в ней не сможет. Но тогда он не имеет права и работать с детьми, ибо воспитателем может быть только тот, кто в расцвете творческих сил…
— Ты что? — Олле склонился над ним. — Устал?
— Так, — Нури смущенно улыбнулся. — Чертовщина всякая в голову лезет.
На поляну неподалеку неожиданно выбежал пятнистый олень. За ним со шприцем в руке гнался Айболит. Олень был мокрый и тяжело дышал. Айболит в белой накрахмаленной куртке с золотыми пуговицами и красными крестиками на рукавах, напротив, был свеж и румян. В два прыжка он догнал оленя, на бегу всадил ему под лопатку шприц, сделал инъекцию, остановился и взглянул на часы.
— Семь и восемь, — довольным голосом сказал он. — Средняя скорость стометровки на километровой дистанции. Мировой рекорд.
В сандалиях на длинных ногах и в шортах, он был невероятно подвижен. Усы у доктора торчали чуть не на ширину плеч, выгоревшие брови то низко опускались на глаза, то взлетали до самых волос, стриженных ежиком.
Он был рад видеть всех — и Нури, и Олле. Его порадовал конь золотой с белой гривой и Гром с холодным носом, что говорило о телесном и душевном здоровье достойного пса…
— Ы-ы! — взвыл медведь.
— Завтра попробую змеиный яд. — Доктор ухватил медведя за холку, поставил на четвереньки. — Застарелый радикулит.
— А яд зачем? — не понял Нури.
— Радикулит! Но заметьте, когда Олле принес его, он и встать не мог…
Они пошли по тропинке к главному корпусу, который от других отличался мачтой с поднятым на ней белым флагом, украшенным красным крестом. На перилах дощатого крыльца сидел сердитый орел. Доктор вынул из кармана термометр и, проходя мимо, сунул орлу под крыло. Орел медленно повернул голову и вдруг подмигнул. Нури вздрогнул:
— Что это с ним?
— Пустяки. Неврастения в легкой форме.
— Скажи на милость, с чего бы это?
— Стервятник! Поставьте себя на его место…
— М-да, — сказал Олле, — в наше время быть стервятником — надо иметь мужество.
Лечебница внутри была прекрасно оборудована. Стояли рентгеновские аппараты, приборы для анализов и лечения электричеством.
Айболит на ходу давал пояснения, перебегая от одного пульта к другому.
— Нет, я здесь, вообще-то, не один, это только сейчас работы мало. Посмотрели бы вы, что весной творится! Брачные игры. Сплошной травматизм. Расшибают лбы до крови, ходят искусанные и ободранные, не успеваем повязки накладывать…
Он тихо растворил дверь небольшой комнаты. Там было пусто, только вдоль стены рядком сидели волки. Числом пять. Все в намордниках.
— Мои язвенники.
Волки даже не шевельнулись. Они разглядывали плакат — схематическое изображение распятого волка с красными точками по телу. На плакате надпись: «Схема лечения язвы желудка у волка методом иглоукалывания».
