Язычники - Другаль Сергей Александрович (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
— Эти снабженцы всегда нарушают график, — пожаловался Отшельник. — Но продукты обычно доставляют ночью. У антилоп гну аллергия к дирижаблю…
— Извините, я не хотел…
— Что вы, Нури, — Отшельник улыбнулся. — С непривычки здесь действительно немного шумно. Но… вас, наверное, интересует не это?
— Вы видели ее? — спросил Олле.
— Такую синюю, в белый горошек?
— В горошек, — грустно сказал Нури. — Мы потеряли след.
— С кадычком между лопаток?
— Точно.
— С одной ноздрей?
— Ага.
— Нет, не видел. Но вон в том стаде вчера я заметил приблудную антилопу. Так вот, рога у нее были белые в синий горошек. А когда Варсонофий, в котором, надо сказать, порой просыпаются забытые инстинкты, кинулся к ней; она не убежала. Однако нападать на нее он не стал. Обнюхал и ушел… Согласитесь, для того, кто два года сидит на концентратах, — это странно. Я полагаю, то была она.
Наступило минутное молчание. Олле сидел с отсутствующим видом, Нури гладил пса.
— Я не могу утверждать наверняка, — нарушил паузу Отшельник, — но что мы знаем о возможностях приспособления животных, тем более инопланетных?
— Мы подумаем. — Олле встал. — Гром, след. След.
Гром взял след и снова вел их по кромке джунглей, обходя островки кустарников, убегая вперед и опять возвращаясь. Друзья шли налегке, навьючив рюкзаки на спину коню. Они обсуждали сложившуюся ситуацию.
Конечно, приспособляемость гракулы к изменяющимся условиям жизни была поразительна. Достаточно вспомнить, что экземпляры, отловленные на марсианских полюсах, имели непроницаемый шерстный покров, но, будучи перенесенными в экваториальную зону, полностью теряли его. Гракула вообще обходилась без воды: видимо, организм мог синтезировать влагу; но она купалась в бассейне и пила воду, когда жила в изоляторе. Она могла подолгу сидеть под водой без вреда для себя и с равным удовольствием ела сухой лишайник и… манную кашу.
Ночью они расположились на берегу ручья у маленького костра. Варили ужин. Гром убежал в темноту по своим делам, конь дремал неподалеку, по-ночному звенели джунгли.
— Нет, Олле, всякая адаптация тоже имеет пределы. Зимняя спячка, анабиоз в неблагоприятных условиях, регенерация утерянных конечностей у некоторых пресмыкающихся и рептилий… Все это никогда не связано с изменением формы организма. Тебе не кажется, что Отшельник разыграл нас? Гракула и антилопа! А может, Варсонофий просто уже забыл, что когда-то кусался?
— А рога?
— Синие? В горошек? Мутация.
— Отшельник не позволит себе шутить подобным образом. Нури…
Из темноты в освещенный костром круг в этот момент вступил Волхв. Он был коренаст и склонен к полноте.
— Кто вы и откуда?
— Из темного леса, вестимо. Мы, волхвы, всегда выходим из темного леса. — Он присел на корточки у костра. — Мне ведомо, что Отшельник не шутит. Он, как и все мы, очень уважает Нури-воспитателя и вас, Олле, одного из последних на планете охотников.
— Спасибо, — радушно сказал Олле. — Поужинайте с нами. В лесу, поди, страшно ночью.
— Приспособились. Работа у нас такая. Ходим, предсказываем.
— По ночам?
— Днем тоже.
— И что вы предсказываете?
— Разное. Всякие события, погоду. Ежели мор или глад, тоже предсказать можем.
— Ну, глад нам не угрожает, — помешивая в котелке, сказал Олле. — А вот вам, как провидцу, только один вопрос: чем закончится наш поиск?
Волхв расстегнул карман куртки, вытащил очки, протер их, надел на короткий нос, улыбнулся и ответил:
— Грядущее скрыто от глаз, но вижу — вы будете довольны результатами.
Олле усмехнулся:
— Значит, поймаем?
— Это уже второй вопрос… А сейчас, извините, меня ждут дела. Я сыт и ужинать не буду. Я ведь к вам мимоходом.
Он встал, шагнул из круга и исчез.
— Минутку! — крикнул вслед Нури. — Какова достоверность ваших предсказаний?
— Айболит считает, что без пяти сто процентов, — донеслось из темноты. — Правда, снабженцы жалуются, что дисперсия велика, но они всегда недовольны. Кстати, Нури, лично вам предсказываю: побывав у Художника, вы догадаетесь, как гракула сбежала из изолятора…
Пролетела над костром ночная птица, кто-то тихо прокрался к ручью и долго лакал воду. Потом взошла луна, и стена леса разделилась на детали, потеряла черноту. Олле и Нури хлебали из котелка, и Олле тихо рассказывал:
— В этом массиве десять волхвов, кое-кого я знаю. Сатон к ним прислушивается… Видишь ли, здесь творятся странные дела. Это раньше достаточно было организовать среди природы запретную для человека зону — и можно было быть уверенным, что все там пойдет само собой. Будут множиться растения и зверье разных видов, установится естественное равновесие. Так и было, поскольку заказники и заповедники в экологическом смысле оставались частью окружающей природы… Сейчас положение изменилось. Естественность и дремучесть в лесном массиве ИРП? Они наполовину созданы нами в далеко не завершенной попытке реставрации природы. Здесь сейчас все перемешалось — настоящее и синтезированное, природное и привнесенное. Ведь даже почвенный слой частью пришлось создавать заново, даже вот этот ручей, что журчит рядом! Я помню, каких трудов стоило остановить рост стимулированных растений, чтобы они не заглушили тех натуральных, что оставались в массиве до создания Института… Сейчас здесь образуются микрозоны со своими особенностями, своим микроклиматом, новыми видами растений, животными-мутантами и потомками мутантов. Я недавно отловил двухметровую змею, сплошь покрытую колючками. Она бросалась на меня и тихо гавкала. Откуда она взялась? Биологи говорят, что такую никто не делал… Я видел в саванне рогатую ламу, видел нетопыря с птичьим клювом и зеленого лебедя… Волхвы пытаются во всем этом разобраться, оценить — как уживается старое и новое, кто на кого и как влияет. Ведь порой неясно даже, кто кого ест!
— И кто они, волхвы?
— Не знаю. Знаю только, что люди эти страха не имеют, месяцами не выходят из леса, работают в одиночку. Сатон вообще не любит, когда в зоне ходят группами. Мы, по сути, исключение.
Нури проснулся первым. Справа половину неба заслоняла ромашка, а слева сидел пес. Нури зажмурился, ромашка коснулась щеки. Клацнул челюстями пес.
Нури встал, осмотрелся. Холмистая зеленая равнина уходила вдаль, овальными зеркалами блестели озера. Маленькие рощи толпились у берегов. Розовые фламинго стояли в воде, разглядывая собственное отражение. Очерченная ночью граница леса исчезла — лес переходил в саванну постепенно. Пробежало небольшое стадо антилоп незнакомой породы. Воздух был прозрачен и свеж. Нури вздохнул, сбросил одежду и побрел вдоль ручья туда, где негромко шумел водопад. Ручей падал с обрыва в небольшую заводь и вновь вытекал из нее по каменистому ложу. Нури прыгнул с разбегу и купался, пока не надоело. Потом вылез из воды, пошел к лагерю и увидел Дровосека.
Дровосек сидел на округлом валуне, подперев голову, и размышлял. Топор лежал рядом, какая-то зверушка суетилась на рюкзаке, заглядывая внутрь. Нури остановился неподалеку, не желая мешать человеку в его раздумьях. Желтый кленовый лист спланировал и угнездился на влажном плече Нури. Над головой тонко, с переливами, засвистела невидимая в листве пичуга и умолкла, словно вся израсходовалась на трель. Дровосек размышлял.
Неслышно ступая, подошли Олле и пес, стали рядом, замерли. На паутинке спустилась с ветки гусеница и стала раскачиваться у самого носа пса. Гром вытаращил глаза, следя за ней, но не шелохнулся. Дровосек размышлял.
— Отвергла Амалья баронову руку! — не выдержал наконец Олле. — Святые дриады! Мы уже минут десять глядим на вас, неподвижного, и не можем понять причину столь мучительных раздумий.
Гром хапнул гусеницу и тут же выплюнул.
— Знаю, — сказал Дровосек, не подняв головы. — Вас здесь трое. Конь еще на водопое. Здравствуйте.
— Здравствуйте и вы. Но все же…
