Враг за Гималаями - Брайдер Юрий Михайлович (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
– Зачем? – поинтересовался Донцов. – Вы хотите огласки?
– Огласки я не хочу. Я хочу иметь на руках оправдательный документ.
– Не валяйте дурака, а лучше послушайте мой совет. Когда всё закончится, немедленно уходите отсюда, но только не через те двери, в которые я вошёл. Перед этим пальните из пистолета в потолок. Вон тот товарищ его вам с удовольствием уступит. На звук выстрела сюда явится мой коллега, дежурящий снаружи. Это уж ему придётся разбираться, что здесь делает дворник-пенсионер, вьетнамская эмигрантка, неизвестный гражданин, прозванный наружкой Крестьянином, и свихнувшийся следователь. Уверен, что дело постараются замять, а про вас никто и не вспомнит. В крайнем случае допросят разок для проформы.
– Так и быть, – сдался главный инженер, и без того оказавшийся в безвыходной ситуации. – Пусть все займут положенные места. Заодно попрошу произвести окончательный расчёт.
Первым в кабину психотрона впорхнул ворон Эдгар – этакий массивный летающий зверь, одинаково боевитый и на земле, и в небе.
Намёткина Четвёртого запихнули внутрь чуть ли не силой.
Прежде чем занять свои места, Намёткин Первый отдал главному инженеру все оставшиеся деньги, а Намёткин Второй – именной пистолет, прежде принадлежавший Лукошникову.
Четыре одинаковые кабинки образовали квадрат, в центр которого встал Донцов.
Шли последние секунды его земного существования. Страждущая душа покидала уже почти испепелённое тело.
Впереди её ждала бесконечность…
Эпилог
Закат на поле Куру спустя восемнадцать дней
Великая битва шла на убыль, выдыхаясь, словно лесной пожар, обративший в головешки все могучие деревья, или как река, прорвавшая запруду и угодившая в зыбучие пески.
Почти все прославленные воины, некогда справедливо делившие между собой хлеб, вино и наложниц, восседавшие в одних и тех же пиршественных залах и собиравшиеся на войну под общие знамена, истребили друг друга в жестоких единоборствах или пали от руки простых лучников и копьеносцев.
Ожесточение их сердец было столь велико, а прошлые обиды казались такими нестерпимыми, что никто не брал пленных и сам не просил пощады.
Когда число мёртвых превысило число живых, трупы перестали убирать с поля боя. Каждая новая схватка начиналась чуть в стороне от предыдущей, благо размеры Курукшетра позволяли это.
Роль могильщиков приняли на себя стервятники. Впрочем, когти хищных птиц и клыки шакалов были для кшатриев столь же приемлемы, как и огонь погребального костра. Самое позорное, что могло случиться с ними, – это мирная смерть в домашней обстановке. Таким неудачникам была заказана дорога на третье небо, где в чертогах Индры обитают павшие герои.
Дни, когда на бранном поле из-за тесноты нельзя было шагу ступить и принявшие смерть воины ещё долго оставались в строю, зажатые со всех сторон телами товарищей, уже миновали, и нынче друг другу противостояли лишь кучки измученных бойцов и немногие колесницы, в которые приходилось запрягать чудом уцелевших верховых лошадей.
Все боевые слоны, краса и гордость любой армии, давно пали, поражённые в брюхо тяжелыми копьями, истыканные отравленными стрелами, обожжённые горючей смолой, и сейчас их раздутые тела возвышались над человеческими и конскими трупами, заменяя стервятникам утёсы, с которых те привыкли озирать окрестности.
Меня самого зовут Ашваттхаман – Могучий конь. Происхождение мое самое низкое, но прозорливостью, хитростью, изобретательностью и многими другими качествами, не свойственными кшатриям, я завоевал доверие знатока военных искусств, брахмана Дроны, прозванного Кадушкой за то, что его якобы зачали в этой хозяйственной посудине. С некоторых пор меня считают сыном Дроны, что, конечно же, идёт вразрез с законами варны.
Я сражался на стороне кауравов с самого первого дня, но на рожон не лез, заботясь больше о своей жизни, чем о славе. Побуждало меня к этому отнюдь не малодушие, а обязательства, данные перед сражением одному весьма достойному человеку. Так уж получилось, что на меня возложена важная миссия, являющаяся заключительной частью хитроумного плана, придуманного в другие времена и в другой стране.
В начале битвы кауравы своим числом превосходили пандавов, однако на исходе первой недели силы сторон сравнялись, а теперь, когда массовое побоище превратилось в череду поединков, где одна колесница гонялась за другой и победу приносили опыт, выучка и отвага, но отнюдь не грубая сила, перевес явно клонился на сторону врага.
Беда состояла ещё и в том, что в нашем поредевшем войске не осталось ни одного урождённого каурава, а все братья-пандавы, наоборот, уцелели.
Погиб и мой названый отец Дрона, бессовестно обманутый врагами, но почему-то меня больше всего потрясла смерть нашего предводителя – царя Дурьйодханы Неодолимого, старшего из кауравов.
В тот день удача сопутствовала пандавам, и они не только смели наши ряды, но и сумели захватить лагерь.
Дурьйодхана, усталый, израненный, лишившийся всей своей свиты, нашёл прибежище в густых камышах соседнего озера. Здесь он был почти неуязвим, поскольку плавал, как рыба, даже в тяжёлых доспехах.
Братья-пандавы, некогда давшие обет убить царя, рыскали в его поисках по всему Курукшетру.
Узнав об этом, я вместе с двумя другими славными витязями бросился на выручку Дурьйодхане и вскоре нашёл его, по горло погружённого в воду, замутнённую кровью. У него при себе даже не было оружия. В этот момент великий царь представлял собой поистине жалкое зрелище, одно созерцание которого подрывало веру в победу кауравов.
Мы попытались уговорить Дурьйодхану вернуться в строй и возобновить битву, однако он отказался, ссылаясь на усталость, хотя и пообещал восстановить силы к следующему дню. Нам не оставалось ничего другого, как вернуться назад и попытаться спасти то, что ещё можно было спасти, а главное – свою попранную честь.
На ту беду проходившие мимо местные жители опознали царя и, побуждаемые корыстолюбием, выдали его пандавам.
Едва мы успели удалиться от проклятого озера на приличное расстояние, как туда примчалась вся эта свора, во главе с Арджуной, которого науськивал и подзадоривал его возничий Кришна (о нём я поведу речь потом).
Стоя на высоком берегу, пандавы принялись издеваться над беспомощным царём, сравнивая его то с жабой, мечущей икру, то с болотной пиявкой, насосавшейся чужой крови.
– Выползай из грязи и сразись с нами, о властелин прибрежных камышей! – говорили они ему, держа наготове разящие луки.
Понимая всю безвыходность своего положения, царь ответил:
– Как мне сражаться с вами, если я одинок, спешен и безоружен, а вы угрожаете мне с колесниц мечами, копьями и стрелами.
Тогда Юдхиштхира, самый справедливый из пандавов, сделал царю следующее предложение:
– Мы могли бы убить тебя хоть сейчас, но такой поступок не достоин кшатриев. А потому предлагаем сразиться в поединке. Право выбора оружия пусть остаётся за тобой. Клятвенно обещаю, что если ты победишь, то будешь отпущен с миром.
Царь подумал немного и, видя, что иного пути к спасению нет, принял вызов.
Из всех видов оружия он предпочёл самое редкое – палицу, пояснив при этом, что дабы блюда не приедались, их надо разнообразить. Был тут, конечно, и свой резон – правила подобного поединка, известные каждому кшатрию, предписывают бойцам спешиться и запрещают наносить удары ниже пояса.
Когда все условия были оговорены, царь восстал из озерных вод – израненный, но несломленный, могучий, как скала, облачённый в позолоченные доспехи и сверкающий шлем. Даже враги признали, что в этот момент он был похож на Индру-вседержителя.
Со стороны пандавов на единоборство вышел Бхима Волчье Брюхо, славный не только обжорством и вспыльчивостью, но и неукротимостью в сражении. К этому времени от его могучей руки пало немало славных героев.
Поединок начался ударом царя, но Бхима легко отразил его и сам перешёл в наступление, оказавшееся столь же безрезультатным. Затем удары посыпались градом с обеих сторон. От сшибающихся палиц летели искры, подобные стаям светлячков, добротные доспехи гнулись, как листья баньяна, из-под них выступала кровь.
