Враг за Гималаями - Брайдер Юрий Михайлович (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
– Вы, стало быть, Намёткин Первый?
– Угадали. Большая часть его сознания досталась мне. Память, речь, страсти. Вот только писать не сподобилось. Эта способность сохранилась только у Намёткина Второго. Я диктую, он пишет, причём на разных языках.
– Я ознакомился с отчётом, составленным вашими совместными усилиями… Кстати, чего ради вы над ним корпели? Надеюсь, не в назидание потомкам?
– Вот уж действительно рукописи не горят. – Выражение досады появилось на простоватом личике Тамарки-санитарки. – Если вы внимательно ознакомились с текстом, для посторонних глаз отнюдь не предназначенным, то должны знать, в каком плачевном положении оказался Намёткин, тогда ещё целостный, попав в лапы смертельного врага, осведомлённого о его способностях.
– Об этом, пожалуйста, подробнее. Текст уцелел лишь частично. Конца как раз и не хватает.
– Кто такой Ганеша, вы себе уяснили?
– Да. Человек, судьбою чем-то схожий с Намёткиным. Душа, скитающаяся по чужим телам.
– В общем-то, верно. Но разница между нами есть. Хотя бы в том, что Намёткин – скиталец-охранитель, а Ганеша – скиталец-разрушитель. Эгоцентрик, обиженный на весь белый свет. Отсюда и конфликт. Понимая, что убивать Намёткина бесполезно и даже опасно, поскольку он обязательно вернётся в другом облике, Ганеша задался целью уничтожить его душу. Свеженькое решение, согласитесь. На подмогу себе он призвал чернокожих колдунов, веками скрывавшихся в глухих местах от завоевателей-ариев. Их народ, на санскрите называвшийся дасью, принадлежал к древнейшему населению Земли. Они не знали ни железа, ни колесниц, ни воинских искусств, зато в сокровенных тайнах человеческого естества разбирались досконально. Всё, что является практикой и теорией йоги, перешло к ариям от дасью, хотя и в выхолощенном виде. Это была совсем иная цивилизация, почти инопланетная… Намёткина несколько дней подряд поили всякими тошнотворными снадобьями, от которых у него появились диковинные глюки. Затем начался сеанс чего-то похожего на психотерапию, если только этот термин допустим в подобной ситуации. Не дай бог кому-нибудь ещё пережить хотя бы малую толику того, что выпало на долю Намёткина. Он ощущал себя то зверем, то гадом, то камнем, то травой. Словами этого не передать. Короче, колдунам удалось расщепить его душу на несколько неравнозначных частей, которые и были извергнуты в ментальное пространство… Вам понятен этот термин?
– Не совсем, – признался Донцов. – Но вдаваться в подробности у нас просто нет времени.
– Хорошо. Сейчас я в двух словах расскажу о своей дальнейшей судьбе. Оказавшись в менатальном пространстве, я, то есть осколок души Олега Намёткина, попытался, как обычно, вернуться в его телесную оболочку, прежде являвшуюся, так сказать, и отправным пунктом, и местом сбора. Однако это не удалось. Прежние пути были мне заказаны. Предки отвергали меня, принимая за чужака. После множества безуспешных попыток я воплотился в тело юной вьетнамской девушки, которую вы сейчас видите перед собой… Даже не знаю, какая связь могла существовать между ней и Намёткиным. Наверное, где-нибудь на уровне пятисотого поколения…
– И каково это, оказаться в женском теле? – не утерпел Донцов.
– Ничего особенного. Я уже привык. – Намёткин Первый вновь заговорил о себе в мужском роде. – В теле Минотавра было значительно хуже… Естественно, меня тянуло в эту страну и в этот город. Меня тянуло к собственному телу, которое пребывало в беспомощном состоянии. Вьетнамка ничего не соображала в нынешней жизни, и мне всё пришлось делать самому. Как я добирался сюда, это отдельная история. К предыдущим обвинениям можете добавить незаконный переход границы, взяткодательство и сотрудничество с международной мафией.
– Свидетельства против себя юридической силы не имеют.
– И на том спасибо… Год ушёл на то, чтобы обжиться, раздобыть нужные документы и устроиться на работу в клинику. Всё это время сознание вьетнамки как бы дремало, поскольку мне оно только мешало. Намёткин пребывал в глубокой коме, но я сразу понял, что какая-то частица души, пусть и ничтожная, в него вернулась. Моя ущербность давала о себе знать на каждом шагу. Я не умел писать и утратил многие необходимые в жизни навыки. Хуже всего было то, что я ничему не мог научиться заново. Оставалось надеяться, что существует какой-то способ соединиться с остальными частями личности Намёткина. Но для этого их сначала нужно было собрать вместе.
– Знак на стене клиники – это ваших рук дело?
– Да. Нужен был какой-то ориентир для… остальных Намёткиных. Я верил, что рано или поздно они явятся в клинику.
– До этого вы утверждали, что не умеете писать.
– Тут совсем другое дело. Намалевать по памяти две самые простые буквы и четыре цифры сумеет даже неграмотный.
– И кто же первым откликнулся на ваш сигнал?
– Как ни странно, ворон, которого мы потом прозвали Эдгаром.
– По ассоциации с Эдгаром По? «Только я наружу глянул, как в окошко ворон прянул…»
– Возможно. Хотя получилось это совершенно неосознанно… Я не сразу признал его равным себе, в чём сейчас искренне раскаиваюсь. Потом он стал самым моим близким другом.
– И соучастником во всех преступлениях, – добавил Донцов.
– Деньги я добывал отнюдь не для развлечений. Цель моя вам хорошо известна – сохранить исторический процесс в неизменном виде. Не дать безумцу Ганеше, жаль, я не знаю его настоящего имени, разрушить то, что складывалось веками и в итоге породило наш мир. – Человеческое существо, которое язык не поворачивался назвать Тамаркой-санитаркой, широко раскинуло руки, словно пытаясь обнять всё вокруг: монтажно-испытательный цех, собравшихся в нём людей, родной город, родную страну и саму планету, где были сотни других стран, тысячи городов и миллиарды людей.
– Ну, насчёт средств это понятно, – сказал Донцов. – Сейчас в них кто только не нуждается. Наверное, даже ангелы небесные. Хотелось бы немного узнать о технологии ваших действий.
– Эдгар высматривал подходящую цель и наводил на неё меня. Согласитесь, трудно заподозрить в чём-то птицу, днями напролёт наблюдающую за работой кассира. Да и хрупкая азиатская девушка особого внимания не привлекает. Если было нужно, Эдгар через форточку проникал в помещение и открывал дверные запоры изнутри. Умел он и многое другое – орудовать ключами, набирать шифр на кодовых замках.
– Хотите сказать, что кража из «Теремка» была не единственной?
– Что уж тут скрывать! Но мы изымали только те деньги, которые были нажиты преступным путем. Поэтому и соответствующих заявлений в органы не поступало.
– Под Робин Гуда косите, – понимающе кивнул Донцов.
– То, что вы шутите, внушает некоторую надежду…
– А как давно ваш дуэт превратился в трио?
– С прошлого лета. Правда, с Аскольдом Тихоновичем всё было несколько иначе, чем со мной. Его телом удавалось пользоваться лишь урывками. Намёткиным он бывал не больше нескольких часов в сутки, причём сам об этом и не подозревал. Две личности уживались в нём независимо друг от друга.
– Это он подал мысль воссоединить душу Намёткина с помощью психотрона?
– Конечно. Тут нам повезло. Хотя о тематике работы Экспериментального бюро я к тому времени уже знал из публикаций в прессе… Но для воссоздания цельной личности мы нуждались ещё и в коматознике Намёткине, вернее, в той части души, которая оставалась в нём. А поскольку похитить пациента из клиники было невозможно, хотя такой план тоже рассматривался, мы избрали единственно возможный вариант.
– Убийство! – патетически воскликнул Донцов.
– Да хватит вам! То, что вы называете убийством, было лишь ещё одним шагом на пути к спасению. Не только Намёткина, как личности, но и всего человечества, включая вас самих… простите… близких вам людей.
– Не надо извиняться, – невесело усмехнулся Донцов. – Оговорились, с кем не бывает. Спасти меня могут разве что только чернокожие колдуны, тысячи лет тому назад замучившие Олега Намёткина… Хотелось бы знать, зачем вы читали коматознику историю злоключений кшатрия Ачьюты?
