Остров ужаса - Кинросс Альберт (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Так и быть, но запомни хорошенько, что я тебе сказал. А теперь прощай — и оставайся в своей башне; ибо, ежели я встречу тебя внизу, то нанижу тебя, как вальдшнепа, на один из твоих собственных мечей.
Она скривилась с исключительной злобой, и ее тонкие губы завернулись внутрь над беззубыми деснами, в то время как два клыка по углам рта уперлись в морщинистый подбородок.
— Пойдем, дружище Сатана, — сказал я, подталкивая ногой сонного кота, — пора уходить.
Мы вместе спустились по лестнице, и обитая медью дверь захлопнулась у нас над головами; затем мы направились вниз по склону холма к огибавшему лес ручью, где собирались в безделье провести долгие послеобеденные часы.
С удобством полеживая на траве, мы размышляли о событиях дня и о том, что они нам уготовили. Вчерашний волосатый человек более не появлялся близ нашего лагеря, и мы не видели других следов либо признаков обитания других человеческих существ, и потому ничто не мешало нашим размышлениям. В сумерках бледный свет вновь загорелся, как и прежде, в круглом башенном окне, и вскоре после заката мы заснули, немало устав от вина и волнительных переживаний того дня, и проснулись лишь поздним утром на следующий день.
После обычного завтрака, за каковым мы на сей раз пили умеренно, мы снова поднялись на башню и за неимением других дел, а также желая убить медленно тянувшееся время, вступили в беседу с ведьмой. Мы оставались в башне до тех пор, покуда не устали от бесплодных разговоров, после же вновь спустились, сожалея, что не предпочли общество друг друга.
Страдая от одиночества, мы через некоторое время забрели в заброшенный сад, столь напоминавший нас самих, ибо между предметами одушевленными и неодушевленными возникает удивительное сходство, когда они пребывают в одинаковом состоянии и настроении. Воистину так; и хотя мы молчали и не имели возможности подбодрить друг друга речью, я чувствовал, что многое в сем забытом саду обращалось ко мне с симпатией и словно бы тщилось утешить мое горестное сердце; и мне казалось, что неухоженные растения чувствовали то же, что и я и, будучи наделены речью, высказали бы мои мысли. Даже букашки и жуки, переползавшие с листка на листок, находились, как чудилось мне, в менее прискорбном положении, нежели тот заброшенный сад и я сам; и, покуда я таким образом размышлял и жалел себя, слезы скатывались из моих глаз на мех Сатаны, моего друга, и оставляли круглые пятна на его шубке, что из сухой делалась все более влажной и блестящей. Сидя там и думая о печальных вещах, я вспомнил о трех строениях с запертыми дверями и решил снова их посетить, желая хоть таким способом отвлечься от своих скорбных мыслей и не видя никакой опасности в исследовании этих нагромождений камней и известки.
Солнце стояло высоко в послеполуденном небе, ослепительно и ярко синем, и воздух был так чист, что каждый лист и цветок отчетливо выделялся среди соседей, словно высеченный из цветного камня.
Дойдя до лужайки, где стояли те три здания, мы не обнаружили никаких изменений, за исключением одного. Двери первых двух строений были заперты, но третья оказалась открыта; вспомнив о Ведьме из Башни, я глубоко задумался над тем, не она ли отперла дверь. Я заглянул внутрь, ибо сейчас этому ничто не препятствовало, и перед моими глазами предстал чертог, убранный для богатого пиршества; на столе стояла посуда из чеканного золота, образцы каковой я оттуда привез и показывал вам в своем доме на Стрейд-Стрит. Там были подносы и большие блюда, и кувшины, и кубки, и все такое желтое и сверкающее, что у меня даже пальцы заболели и стали зудеть от алчности. Глупо было с моей стороны так стремиться в ту минуту завладеть золотом: какая польза была мне от богатств на острове, где нечего купить и некому продать, помимо сгорбленной карги и заросшего волосами человека?
На одном блюде лежала кабанья голова, на другом жареный лебедь, и были там многие другие богатые мясные кушанья, и прекрасное желе, и разнообразные фрукты, напомнившие мне рассказы о тех яствах, какими ежегодно угощались лорд-мэр Лондона и его олдермены в девятый день ноября [14].
Сатана также поглядел на те роскошества и, не откладывая дела в долгий ящик, вбежал внутрь и отведал пирога с мясом; поскольку ничего дурного с ним не приключилось, я отбросил все опасения и последовал за ним, ибо много дней не ел горячую пищу и банкет тот меня донельзя прельщал.
Смело войдя, я потянулся для начала к прекрасному персику; однако же, когда я коснулся его, фрукт рассыпался в пыль под моими пальцами, и в то же время дверь позади меня быстро и с глухим стуком захлопнулась и я очутился в непроглядной темноте, где лишь глаза Сатаны заменяли лампу. Воздух вокруг, на первых порах сладостный и чистый, сделался спертым и тлетворным, и громадная тяжесть сдавила мне грудь, так что стало трудно дышать, и я стоял в темноте, решив, что пришел мой последний час, и одновременно раздумывал, не пора ли мне встряхнуться и попытаться все же спастись. Я собрал все свои силы и старался дышать редко и через ноздри; рядом со мной жалобно завывал кот Сатана. Я царапал стены руками, но твердый безжалостный камень не поддавался; тщетно пытался я найти дверь, что захлопнулась и отрезала нас от света, ибо в том чертоге не было окон, одна темнота, черная и бесконечная.
Густой тошнотворный воздух становился все более спертым; глаза горели и, чудилось, готовы были вылезти из орбит, язык распух во рту и казался потрескавшимся и сухим, как кусок копченого мяса, руки и ноги отяжелели и едва двигались, большая вена колотилась на лбу, точно стрелка на нюренбергских часах [15]. Я боялся молиться, ибо спертый воздух мог проникнуть мне в рот и задушить меня еще быстрее. Сатана, кот, перестал выть, зеленый свет в его глазах угас и, дотронувшись до него ногой, я ощутил, что он был холодным и безжизненным, как свинец. Стояла тишина, лишь в голове у меня шумело и негромко шипел гнилостный газ, исходивший откуда-то из-под ног. Внезапно тишину разорвал долгий пронзительный смех, зловещий и дьявольский, и затем прозвучал снова и снова. Я оставил все попытки спастись бегством и стоял неподвижно, внимательно прислушиваясь, дабы определить источник сего взрыва веселья. Смех звучал в некотором отдалении и вскоре прекратился, после чего пронзительный голос разразился отрывистой песней, хихикая и распевая слова на каком-то неведомом языке.
«Вероятно, это кто-то снаружи, в саду, — подумал я, — скорее всего, Ведьма из Башни». И я решил, что задушу ее собственными руками, ежели переживу этот час, задушу без дальнейших слов либо вопросов.
Подобные мысли галопом мчались у меня в мозгу, и в то же время я утопал, медленно погружаясь все глубже и глубже. Мое сердце все еще билось, и на удивление громко, но тело обмякло и обессилело; я пошатывался, раскачивался, ибо не мог более дышать, голова же шла кругом, точно колесо повозки; затем я упал и, падая, схватился за резной каменный выступ, каковой выдавался из стены на несколько дюймов. Да, я помню это падение и чувство окончательной гибели, что ему сопутствовало; отчетливо припоминаю, как я пылко ухватился за тот трижды благословенный каменный выступ, что на миг остановил мое падение, и как резьба и камень сдвинулись под моей рукой, образовав расщелину в стене, и как за нею прорезало мрак узкое лезвие света и миллионы крошечных пылинок весело затанцевали в том луче меж щелью и плитами пола.
Камень, за каковой я держался, двигался свободно, поскольку известка вокруг него пришла в негодность; прохладный поток воздуха играл на моем лице, возвращая мне храбрость, и я натужно и упорно тянул и толкал тот ниспосланный небесами камень, и наконец он упал на землю снаружи палаты, а дневной свет и благословенный Господень воздух ворвались внутрь, словно два ангела в своей славе.
Едва камень глухо ударился о землю, я услышал еще один звук, крик ярости и горечи. Я просунул голову в проделанную мной дыру, дабы отдышаться и очистить внутренности от гнилостного газа, и теперь меня вновь окружал сад. Я был слишком занят своими телесными страданиями, чтобы поразмыслить о том крике и прозвучавшей в нем злости; но затем, когда я снова почувствовал себя живым и силы немного вернулись ко мне, я пристально огляделся и сквозь кусты и заросли сада различил древнюю каргу из башни, каковая ковыляла домой, потрясая клюкой и что-то бормотала себе в бороду.
