Астронавт Джонс. Сборник научно-фантастической прозы - Хайнлайн Роберт Энсон (прочитать книгу .txt) 📗
— Я вижу, вы собираетесь на дежурство у саркофагов.
— Да, сэр. — Он что-то пробормотал и добавил: — Моя очередь.
Пока они складывали скафандр, тот ужасно шуршал, и можно было ничего не говорить.
— Скоро нам снова потребуется этанол, адмирал, — вдруг выпалил отчаянным голосом Мардикян.
— Зачем? — проворчал Коффин.
Он часто мечтал о том, чтобы можно было обойтись без этого препарата. Ключ от шкафа, где стоял бочонок с этим веществом, был только у одного него.
Некоторые командиры позволяли себе во время полетов принимать его небольшими дозами и утверждали, что за словами Коффина о возможном риске просто скрывается суеверие.
«Какого дьявола что-то может случиться на межзвездной орбите? Единственная причина, почему не все спят, — это то, что автоматы, наблюдающие за спящими, могут перестараться при массаже. Можно и пропустить рюмочку—другую грога, вернувшись с вахты, не так ли? О, да успокойся, успокойся, чертов святоша. Слава богу, что мне не приходилось летать под твоим командованием».
— Фиксаж гаммагенов… и так далее… сэр, — запинаясь, ответил Мардикян. — Мистер Холмайер… сделает официальную заявку, как всегда.
— О’кей, — Коффин посмотрел в лицо радисту, уловил испуг в его глазах и сухо спросил: — Я полагаю, сообщений больше не было?
— С Земли? Нет… нет, сэр. Я… я никак не мог предполагать… мы сейчас около зо-з-зоны ограниченного приема… Я думаю, это почти чудо, сэр, что мы поймали сигнал. Конечно, еще раз мы едва бы смогли его принять, — слова Мардикяна звучали все тише.
Коффин продолжал пристально смотреть на него. Наконец он сказал:
— Досталось вам от них, да?
— Что?
— От таких, как Локейбер, которые хотели бы продолжить полет. Им очень хотелось бы, чтобы у вас в свое время хватило ума держать язык за зубами, по крайней мере, до тех пор, пока вы не получили бы указаний от меня. А другие, такие как Де Смет, придерживаются иной точки зрения. Однако это сомнительное удовольствие — находиться в самом центре грозы, пусть вы и видите ее только на телеэкранах, не так ли?
— Так точно, сэр…
Коффин отвернулся. Для чего опять мучить парня? Что сделано, того не вернешь.
И чем меньше будет тех, кто осознал всю опасность сложившейся ситуации и тем самым подверг себя еще более тяжелому стрессу, тем меньше будет эта опасность.
— Избегайте принимать участие в спорах, — приказал Коффин. — А самое главное — не позволяйте себе постоянно думать о случившемся. Ни к чему, кроме нервного срыва, это не приведет. Можете быть свободны.
Мардикян, с трудом сдерживая слезы, пошел на корму.
Коффин медленно поплыл через все пространство корабля. Судно слегка подрагивало.
Время его дежурства еще не наступило, а видеть кого бы то ни было ему не хотелось. Нужно было хоть немного поесть, но при одной мысли об этом навигатор почувствовал приступ тошноты. Уснуть тоже не помешало бы, но бесполезно даже пытаться. Сколько времени он пробыл у Терезы, пока она вносила ясность в его мысли и, как могла, старалась успокоить? Пару часов. Через четырнадцать часов или даже раньше он должен будет вновь предстать перед командой и колонистами. А пока все бодрствующие пребывали в возбуждении.
Коффин устало подумал, что на Земле выбор между возвращением назад и продвижением вперед не подвел бы людей так близко к черте безумия, если б даже дело касалось таких же промежутков времени. Но Земля была давно обжита.
Может быть, несколько веков назад, когда горстка неуклюжих парусников с трудом тащилась вперед через необъятные океанские просторы и не было уверенности в том, что какого-нибудь она достигнет «края света», подобные дилеммы тоже возникали. Разве матросы Колумба не собирались поднять мятеж? Но даже неизученные и заселенные монстрами — порождениями людских суеверий — земли не казались такими страшными, как космос, да и каравелла была чем-то гораздо более обыденным по сравнению с космическим кораблем.
Медикам во все века было известно, насколько быстро утрата стимула внешней среды приводит к галлюцинациям. Длящееся месяц за месяцем заточение в ограниченном, стерильном, окруженном вакуумом пространстве корабля начинало влиять на человеческое сознание так же, как могло бы влиять на него плавание с завязанными глазами в бассейне, наполненном теплой водой.
Сознание никогда не подвергалось бы такому быстрому разрушению, находись человек в открытом океане, где спасают (солнце и луна, ветер и дождь, бесконечное чередование волн, надежда поймать рыбу или увидеть остров). Поэтому бытовало мнение, что к концу года, проведенного на вахте, человек не совсем в своем уме. Если такому ослабленному сознанию дать неподходящую для размышления тему…
Коффин очнулся и с удивлением обнаружил, что забрел к радиорубке.
Он открыл дверь и вошел. Это было уютное помещение, одну стену которого занимала панель электронного контроля, переливавшаяся разноцветными огоньками. Все остальное пространство заполняли полки с инструментами, тестерами, запчастями, наполовину собранными узлами. Флот мог обойтись без профессионального радиста: любой звездолетчик легко справился бы с необходимыми элементарными операциями, а каждый офицер имел основательную подготовку по электронике, — но Мардикян был добросовестным и полезным работником. Плохо только, что он был всего лишь человеком.
Коффин оттолкнулся и подплыл к главному приемнику. Между катушками медленно вращалась лента, регистрируя все то, что улавливала «паутина». Коффин взглянул на укрепленную зажимами доску. Полчаса назад Мардикян написал на ней: «Сигналов не поступало. С пленки все стер и поставил ее заново. 15.30». Может быть, с тех пор, появилось что-то новое?..
Коффин щелкнул выключателем. Пленка быстро пробежала через блок воспроизведения, и Коффин услышал только космические шумы — ничего похожего на упорядоченную передачу, которая могла бы означать код или речь и донести какую-то информацию.
Если б только…
Коффин вдруг застыл. Он долго плавал среди аппаратуры, и глаза его выражали не больше, чем многочисленные светящиеся лампы. Только быстрое прерывистое дыхание говорило о том, что он существо одушевленное.
«О, Великий Боже, помоги мне сделать то, что будет справедливо! Но что такое справедливость? Я должен был бы бороться с твоим ангелом, чтобы узнать это. Но у меня нет времени. Боже, не гневайся на меня, ведь у меня нет времени».
Душевные муки утихли немного, и Коффин принялся за дело.
До собрания оставалось четырнадцать часов. Сигнал, который мог бы повлиять на решение, должен быть получен прежде, чем оно состоится. Но это не должно случиться ни слишком рано, ни слишком поздно, иначе результат будет подобен временной отсрочке приговора.
Каково должно быть содержание сообщения?
Что там говорилось в первом послании? К счастью, текст его отпечатался в сознании Коффина. Это было приглашение вернуться и обсудить спорные вопросы.
Коффин закрепился в кресле перед тайпером и начал компоновать предложения, вычеркивая одни слова и подбирая другие, опять вычеркивая, и так снова и снова. Текст должен быть обязательно кратким, чтобы исключить опасность неправильной интерпретации, и абсолютно правдоподобным. Простое отрицание первого сообщения не годится. Это было бы слишком уж кстати. И подозрение, раз за разом возникающее в сознании во время годовой вахты, могло так же губительно повлиять на психику, как и уверенность в предательстве. Поэтому…
Однако флотилия приближается к точке равновременности, надо действовать быстро.
«Планы колонизации отменяются. Экспедиции приказано, повторяем, приказано вернуться на Землю. Декрет об образовании отменен (человек, передающий сообщение с Земли, не может быть уверен в том, что первый сигнал достиг цели), через должные каналы будет позволено подать прошение о дальнейших уступках. Напоминаем конституционалистам, что их главный долг — предоставить свои знания в распоряжение общества».
