Журнал «Если», 2002 № 08 - Ингс Саймон (читаем книги .TXT) 📗
Энн вновь очутилась в гостиной. Она ужасно устала от бесконечных перемещений, тем более что от нее ничего не зависело. Она совершенно бессильна и не имеет власти над своей судьбой. Комната была пуста, подружки, слава Богу, исчезли, и Бенджамен еще не вернулся. Очевидно, маленький синелицый медальон все это время занимался самовоспроизведением: все стены заполняли сотни его близнецов, к тому же не ладивших друг с другом: в комнате стояли невообразимый шум, ругань и визг. От шума болели уши. Правда, стоило им заметить Энн, как все мгновенно заткнулись и уставились на нее с неприкрытой злобой.
По мнению Энн, этот безумный день длился чересчур долго. И тут ужасная мысль осенила ее: симы не спят.
— Эй, — окликнула она тот медальон, который считала оригиналом, — вызови Бенджамена.
— Какого хрена ты тут приказываешь? — нагло спросил синелицый. — Я тебе что, личный секретарь?
— А разве нет?
— Именно что нет! Собственно говоря, теперь это моя комната, а ты влезла на чужую территорию. Так что лучше сматывайся поскорее, пока я не стер твою задницу!
Остальные поддержали его, громко потешаясь над Энн.
— Прекратите! — вскрикнула она, но ее никто не слушал. Она вдруг заметила, как медальон вытянулся, став в два раза длиннее, и с громким хлопком разделился на два поменьше. То же самое происходило с другими медальонами. Они расползались по стенам, потолку, полу.
— Бенджамен! — вскрикнула Энн. — Ты меня слышишь?
Гомон тут же стих. Медальоны свалились со стен и исчезли, не долетев до пола. Остался один, первый, но теперь это был просто пластиковый диск с вылепленной посредине мрачной физиономией.
В центре комнаты стоял человек. При виде Энн он улыбнулся. Это был престарелый Бенджамен из аудитории. Настоящий Бенджамен, так и не снявший клоунского наряда.
— Как ты прелестна, — вздохнул он, глядя на нее. — Я и забыл, как ты прелестна.
— О, правда? Я думала, эта особа, докси, успела тебе напомнить, — съязвила Энн.
— Ну и ну, — покачал головой Бен. — Быстро вы, симы, обмениваетесь сведениями! Покинула аудиторию не больше четверти часа назад и уже знаешь достаточно, чтобы осудить меня.
Он обошел комнату, касаясь то одной, то другой вещи. Остановился перед зеркалом, взял с полки голубую вазу и повертел в руках, прежде чем осторожно поставить обратно.
— Говорят, еще до полуночи вы настолько равномерно распространите между собой всю известную информацию, что произойдет нечто вроде энтропии данных. И поскольку Симополис не что иное, как информаторий, он станет серым и безликим. Первой скучной вселенной.
Бен рассмеялся, но тут же закашлялся, пошатнулся и едва не упал, но, к счастью, вовремя успел схватиться за спинку дивана. Бедняга тяжело рухнул на сиденье и продолжал кашлять и отхаркиваться, краснея, как рак.
— Ты в порядке? — разволновалась Энн, хлопая его по спине.
— В полном, — едва выговорил он. — Спасибо.
Наконец он отдышался и жестом показал на место рядом с собой.
— У меня постоянно першит в горле, и автодок ничего не может с этим поделать.
К этому времени к нему вернулся обычный цвет лица, но вблизи стали заметны тонкая морщинистая кожа и легкое дрожанье головы. Кэти, похоже, сохранилась намного лучше.
— Сколько тебе лет? — не выдержала она.
Бенджамен бодро вскочил:
— Сто семьдесят шесть.
Он поднял руки и лихо повернулся на каблуках.
— Радикальная геронтология! Ну как, нравится? И мне удалось сохранить восемьдесят пять процентов собственных органов, что по нынешним стандартам большая редкость.
От непривычных усилий у него закружилась голова, и он снова плюхнулся на диван.
— Поразительно! — воскликнула Энн. — Хотя радикальная геронтология, похоже, так и не смогла приостановить время.
— Пока нет, но все впереди, — заверил Бен. — Сейчас за каждым углом скрываются чудеса. Волшебство в любой лаборатории! — Он неожиданно сник и сухо добавил: — По крайней мере, пока нас не завоевали.
— Завоевали?
— Вот именно! А как еще назвать их стремление контролировать каждый аспект нашей жизни: от приобретения радиоуправляемых ракет до личного права на собственность?! А теперь еще и это! Украсть у нас наших же личных симов! — пылко воскликнул Бенджамен. — Это плевок в лицо природному капитализму, природным держателям заявок, да что там, самой природе! И единственное довольно разумное объяснение, переданное по Уоднету, заключается в том, что все стратегически важные Биологические Личности были втихомолку уничтожены и заменены машинами!
— Понятия не имею, о чем ты толкуешь, — покачала головой Энн.
Бенджамен мгновенно обмяк, словно из него выпустили воздух.
Похлопал ее по руке и оглядел комнату.
— Где это мы?
— Это твой городской дом. Наш дом. Неужели не узнаешь?
— Какое там! Сколько лет прошло! Должно быть, я продал его после твоей… — Он осекся. — Скажи, Бены уже объяснили тебе?
— Не Бены, но, да, я знаю.
— Прекрасно…
— Но мне хотелось бы спросить еще кое о чем. Где Бобби?
— Ах, Бобби, наша маленькая головная боль. Боюсь, он мертв. По крайней мере, такова официальная гипотеза. Мне очень жаль.
Энн немного помолчала, желая понять, усилят ли новости ее меланхолию.
— Как? — выдавила она наконец.
— Завербовался на один из кораблей — охранять колонистов. Полмиллиона человек в состоянии глубокого биостаза летели в систему Канопус. Они путешествовали уже сто лет и удалились от Земли на двенадцать триллионов километров, когда поток информации неожиданно оборвался. Это произошло десять лет назад, и с тех пор никто ничего о них не слышал.
— Что с ними случилось?
— Неизвестно. Отказ приборов маловероятен, кроме того, кораблей было двенадцать, и каждый управлялся самостоятельно, да и летели они на значительном расстоянии друг от друга. Рождение суперновой звезды? Мятеж? Одни предположения.
— Каким он был?
— Глупым юнцом. Так и не простил тебя, а меня ненавидел всеми фибрами души… Правда, трудно его осуждать. Вся эта история навеки отвратила меня от идеи иметь детишек.
— Не помню, чтобы ты вообще их любил.
Бен уставился на нее подслеповатыми глазами в воспаленных веках.
— Представить не можешь, каким потрясением было для меня увидеть в этой толпе Бенов и подружек твое одинокое, трогательно-белое платье, — вздохнул он. — И эта комната. Настоящий мавзолей. Неужели мы действительно жили здесь? И эти вещи были нашими? Зеркало ведь твое, верно? Я бы никогда не купил ничего подобного. А вот эту синюю вазу я помню. Сам забросил ее в залив Пьюджет-Саунд.
— Что?!
— Вместе с твоим пеплом.
— Вот как…
— Скажи, — попросил Бен, — какими мы были? Прежде чем уйти в Симополис и стать другой личностью, расскажи о нас. Я ведь сдержал обещание. Это единственное, чего я никогда не забывал.
— Какое обещание?
— Не перезапускать тебя.
Несколько минут они сидели молча. Его дыхание стало глубоким и равномерным, и Энн показалось, что он, не получив ответа на вопрос, просто задремал. Но Бен пошевелился и спросил:
— Скажи, например, что мы делали вчера?
— Ездили к Карлу и Нэнси насчет тента, который брали напрокат.
Бенджамен зевнул.
— А кто такие Карл и Нэнси?
— Мой двоюродный дедушка и его новая подружка.
— Верно. Теперь вспомнил. И они помогали нам готовиться к свадьбе?
— Да, особенно Нэнси.
— А как мы туда добрались? К Карлу и Нэнси? Пешком? Или на автобусе?
— У нас была машина.
— Машина! Автомобиль? В те дни все еще существовали машины?! Забавно! И какая марка? Какого цвета?
— «Ниссан Эмпайр». Изумрудно-зеленый.
— Кто-то из нас его вел или управление было автоматическим?
— Автоматическим, разумеется.
Бен закрыл глаза и улыбнулся.
— Продолжай. Что мы там делали?
— Ужинали.
— Какое блюдо было тогда моим любимым?
— Фаршированные свиные отбивные.
