Шаги в бесконечности - Михановский Владимир Наумович (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
– Корабль вышел на орбиту спутника Тритона, – сообщил капитан экипажу.
Теперь у Икарова появилось время поразмыслить над происшедшим. Больше всего капитана беспокоило возвращение на борт «Пиона» сигнала, посланного на Землю. Возврат депеши послужил предметом обсуждения всего экипажа.
– Случайное отражение от экранирующего поля, – высказал предположение Кельзав, штурман корабля.
– Экранирующих полей здесь нет, – возразил Энквен.
– Депеша вернулась не случайно, – сказал Икаров, – Виновата гравитация Тритона. Это она возвратила сигнал, не дав ему вырваться в открытое пространство.
– Не может быть, чтобы притяжение удержало сигнал, – не согласился Кельзав.
Логическое мышление штурмана, весь его предыдущий опыт восставали против подобной диковины.
Икаров посмотрел на помощника.
– Твое мнение, Энквен? – спросил он.
Робот колебался.
– Говори, – велел капитан.
– Считаю нужным твои слова проверить на опыте, капитан, – сказал Энквен.
– Разумное предложение, – согласился капитан. Экипаж поддержал его.
Несколько белковых по приказу капитана скрупулезно проверили всю передающую и приемочную аппаратуру. Ревизии подвергался каждый блок, каждая емкость, каждое сопротивление. Что-что, а проверить механизм, отладить устройство, пусть самое сложное, – это белковые умели.
Тем временем Энквен вышел наружу, чтобы проверить систему антенн. Капитан следил за его действиями и руководил ими. Робот осторожно перемещался от антенны к антенне. Осторожность была вызвана тем, что поверхность корабельной обшивки казалась изогнутой – следствие искривления пространства, вызванного неумеренной гравитацией Черной звезды.
«Сбылось то, о чем ты грезил, Лобачевский, – подумал капитан Икаров.
– То, о чем ты грезил в долгие беспросветные ночи, не понятый и осмеянный современниками. Ты верил в свои идеи и не согнулся, не сломился до самой смерти. Слепой, угасающий старик, ворочающийся без сна на постели, ты видел в мечтах корабль землян, пронзающий просторы космоса. Мы приняли твою эстафету, Николай Лобачевский. «Пион» не уронит ее».
Следы Энквена на обшивке слабо светились. Небо было абсолютно черным, но к этому и капитан, и экипаж уже успели привыкнуть: как только «Пион» стал спутником Черной звезды, звезды исчезли с неба, будто стертые гигантской губкой. Черная клякса, расплывшись, заняла весь экран обзора.
Кончив работу, Энквен выпрямился и замер.
– Как антенны? – мысленно спросил Икаров по биопередатчику, который в новых условиях стал работать так хорошо, как никогда до этого.
– В порядке, капитан, – ответил робот.
– Возвращайся в отсек, – велел Икаров и сел к приемопередающему устройству. Сейчас все прояснится… Он набросал текст передачи и послал депешу в эфир. Через короткое время замигал глазок приемника: волны, отраженные невидимой преградой, возвратились к своему источнику.
– Капитан, у нас есть еще направленный передатчик, – напомнил вошедший в рубку Энквен.
– Пустое, – бросил Икаров, но тем не менее включил направленный передатчик и принялся бросать депешу, закодированную в узком, как нить, кинжальном луче, в разных направлениях. И каждый раз посылаемая в пространство депеша с неумолимостью возвращалась обратно…
«Пион» был замкнут в тюрьму, из которой даже луч не мог вырваться.
Кельзав, наблюдающий за курсом корабля, обнаружил странное явление. От источника, расположенного на капитанской рубке, отделился луч, тонкий, как струна. Но струна тут ясе изогнулась, образовав гигантский круг: луч вернулся в точку, из которой появился. Затем круги завертелись, меняя положение, но каждый раз луч возвращался обратно.
Штурман тщательно зафиксировал на пленку удивительное явление. «Когда сменюсь с вахты, покажу микрофильм капитану», – решил он.
Свыкнуться с новым положением было нелегко. Стены отсеков, пол, плоскости приборов – все странно изогнулось, если верить глазам, и оставалось по-прежнему ровным, неискривленным, если верить показаниям тех же приборов.
Искривленное пространство выкидывало с кораблем и его экипажем все новые штуки.
Однажды утром, войдя в головную рубку, Энквен застал капитана за странным занятием. Икаров зачем-то ощупывал панель, на которой были смонтированы навигационные приборы «Пиона». Он прикладывал к изогнутой на вид панели линейку, столь же изогнутую, натянутую нитку, отходил на шаг от пульта и подходил к нему снова.
– Доброе утро, капитан, – произнес робот.
Икаров посмотрел на помощника, словно видел его впервые.
– Так я и знал, это ты виноват, – пробормотал Икаров, не сводя взгляд с Энквена.
Энквен выдержал взгляд.
– Что случилось, капитан? – спросил он.
– Как стоишь? Как держишься? – закричал Икаров.
Робот повел плечом.
– Не сутулься, Энквен, – попросил капитан.
– Я стою прямо, – ответил робот.
– Ты изогнулся, словно циркуль! А с тебя берут пример другие члены экипажа, – сказал капитан. – Смотри!
Он включил внутренний обзор корабля, и на экране замелькали отсеки, в которых находились странно изогнутые, искривленные фигуры роботов.
– Это ты виноват! – сказал Икаров. – Когда в Зеленом городке у тебя нарушилась координация движений, все роботы из группы «Пиона» захромали. Здесь история повторяется. Проклятая биосвязь! – заключил капитан.
– Биосвязь ни при чем…
– Выйдет экипаж из строя – кто поведет «Пион» к Земле? – перебил капитан. – Кто будет заниматься исследованием Черной звезды?
Вместо ответа Энквен взял капитана за руку и подвел к серебристому плоскому овалу, вмонтированному в стену отсека и играющему роль зеркала.
– Да, Энквен… И я… И я тоже… – пробормотал Икаров, оглядывая свою чуть не вдвое сложенную фигуру.
Робот молчал. Капитан обвел рубку долгим взглядом, будто попал сюда впервые. Ему почудилось, что по искривленным плоскостям стен и приборов пробегают волны. Словно по реке, когда повеет ветер…
Икаров потер лоб. Может быть, он болен? Может, все тут на «Пионе» заболели, утратив правильность восприятия реального?
– Ты здоров, капитан, – сказал Энквен, угадывая мысли капитана.
Оттолкнувшись от зеркала, капитан рассчитанным прыжком перелетел к пульту.
– Обшивка корабля продолжает светиться, капитан, – сказал Энквен.
– Усильте защиту от излучения, – сказал Икаров, – чтобы вспышка активности Черной звезды не застала «Пион» врасплох.
– Если бы мы могли предсказывать такие вспышки, капитан… – произнес Энквен.
– Мы еще не изучили Тритон, – сказал капитан. – Зато у нас есть «живой барометр», который предсказывает за несколько дней вспышку радиации.
Робот кивнул.
– Займись защитой «Пиона», – велел Икаров.
Проводив взглядом изломанную фигуру робота, капитан задумался. Чтобы немного рассеяться, он решил совершить обход всех отсеков корабля и начать с оранжерейного.
В оранжерейном отсеке стояло раннее утро. Солнца не было видно: оно скрывалось за тучей. Моросил дождик. Как только капитан захлопнул за собой люк, ветер швырнул ему в лицо пригоршню холодных брызг. Федор улыбнулся – впервые за эти дни – и плотнее запахнул плащ. Таких дней в мае запрограммировано немного. Значит, ему повезло!
Ненастные дни Федор любил больше всего, и друзья на Земле подшучивали над этой его странностью.
Капитан привык к обуви с магнитными присосками, и почти не замечал невесомости. Он шел не спеша, слегка подавшись вперед, часто останавливался, обращая внимание и на изогнутый пол, и на изломанные деревья. Подошел, как всегда, к заветной березе. Веточка, некогда посаженная Лин, еще в те времена, когда «Пион» собирался на Лунных стапелях, превратилась теперь в рослое, стройное дерево.
Обхватив рукой березу, капитан окинул взглядом отсек, в котором были собраны многие растения Земли и других планет Солнечной системы. «Нужно приходить сюда каждый день, – решил Икаров. – Очень важно наблюдать, как будет вести себя флора оранжерейного отсека в новых условиях, при чудовищной гравитации Черной звезды, искривляющей пространство». Особый интерес Икарова и всего экипажа вызывали посадки рутонианского мха.
