Хроники Вторжения - Веров Ярослав (читать книги бесплатно txt) 📗
Странным же было то, что как только открылась дверь, все сидящие в зале одновременно повернулись в его сторону. Полковник еще созерцал возникшую улыбку брюнетки, только подумал: "Ну-с, посмотрим", а все уже смотрели. Смешно говорить, что они среагировали на какой-то звук, издаваемый дверью: полчаса назад так же входил сам полковник – и никакой реакции.
Высокий, худой, нос с небольшой горбинкой, наверное перебитый, русые вьющиеся волосы. Джинсовый костюм, белая рубашка с высоким воротником, а на ногах такие «ковбойские» сапожки, без шпор. На вид полковник дал бы ему лет тридцать – тридцать пять.
Он подошел к их столику и, наклонившись к брюнетке, обернулся, коротко глянул на полковника. Взгляд полковнику понравился. Если бы не моложавый вид этого человека, Степан Тимофеевич сказал бы, что тот заглянул ему в душу, словно в один миг все о нем поняв.
– Рита, извини, все опаздываю и опаздываю.
Она чмокнула его в щеку. А он погладил ее руку.
– Рома, твое место уже занято.
Тот развел руками:
– Что поделаешь, сам виноват. Да и потом, я сейчас на подиум, есть что сказать.
И он, перешагнув по камню через ручей, пошел к помосту.
Пожал руку поэту и, повернувшись к залу, спокойным голосом, словно не объявление делал, а просто разговаривал с товарищем о чем-то обоим хорошо известном, произнес:
– Друзья. У меня есть хорошее известие. Только что подписан контракт. Книга "Разобранная разборная жизнь" нашего Я-Странника будет издана, увидит свет в "Золотой серии" «Бодриуса». Я-Страннику желаю писать и писать, как и всем вам – ничего не пропадет даром. Все увидит свет.
Пока он произносил эту речь, светильники на столах изменили свой цвет, очевидно цвет выбирался самими посетителями. Стали преобладать синие оттенки, голубые, даже бирюзовые. Затем брызнули апплодисменты. Кто-то, очевидно сам Я-Странник, поднялся и стал кланяться, как со сцены. Я-Странник носил жидкую бороденку, маленькие очечки в металлической оправе и прилизанные бриолином волосы. Одет был не по-страннически – в костюме-тройке. Пиджак лежал на спинке кресла, и жилетка смотрелась внушительно, как на парижском официанте.
Ну что ж, для первого раза достаточно. Полковник поднялся и не спеша вышел на улицу. Земля под ногами качнулась: косой полет к звездам оборвался. Он вновь стоял на планете Земля.
III
За окошком был месяц май. Бодрое послеполуденное солнце, свежая трава и молодые в эту пору года деревья. Тихое для Москвы время дня – обед уже закончился, а час пик еще не наступил.
Он остановил свою волгу за оградой университетского городка. И, взяв с заднего сиденья букет ромашек, пошел к корпусу журфака. В вестибюле вахтерша улыбнулась ему как старому знакомому. Прозвенел звонок с пары, и побежали-застучали каблучки, зазвенели голоса, поплыло облако парфюма и сигаретный дух.
Будущие журналистки-вертихвостки спешили на свободу. Он стоял, а поток обтекал его, оставляя вокруг него свободное пространство.
И в это пространство вошла она. В зеленом, нежно-салатного цвета костюме, бежевой блузке, поблескивая кулончиком – «стрельцом» на золотой лошадке. И на ногах туфельки-лодочки под цвет костюма.
– Привет, – сказала она.
– Ромашки, – сказал он.
– Мерси, – сказала она.
– А давай сегодня махнем на Арбат, – сказал он.
Они вышли под сень деревьев.
– Почему здесь нет белок? – спросила она.
– Хочешь, будут? – сказал он.
– Не надо, пусть белочки останутся в лесу.
– Пускай, – согласился он. – Поехали?
– А может, полетим? – рассмеялась она.
Он улыбнулся.
– Можем и полететь. Выбирай, королева.
– Не будем пугать честной народ.
– Не будем. Руку, королева, – он, открыв дверцу машины, усадил ее на переднее сиденье.
На Кутузовском случилась «пробка». Они стояли, зажатые в стаде автомобилей, минут десять. И не было им дела до «пробок», автомобилей и людей. Они говорили, смеялись. А потом, поглядев на безобразие за окном, переглянулись и одновременно произнесли:
– Летим.
У водителя стоявшего сзади авто на миг потемнело в глазах; что-то словно вдавило его в сидение. А волга взмыла ввысь, перевернулась вверх колесами и стремительно унеслась вверх.
– На Арбат? – спросила она.
Машина падала в бездонную голубизну неба. Москва под крышей падающего в небо авто становилась все меньше.
– А давай махнем в Петергоф, – сказал он.
– Погуляем по парку?
– Помнишь фонтаны-шутихи?
– Теперь твоя очередь мокнуть…
Не воняло тиной, как на Москве-реке, или застоявшейся водой, как на Чистых прудах. С Невы тянуло пронзительным запахом моря. Спустившись с полярных широт, плыла городом белая ночь. Призрачная игла адмиралтейства с притворным равнодушием соседствовала в небе с такой же сомнамбулической луной, готовая при первой же возможности нанизать луну на свое острие.
С Дворцовой площади каким-то кривым переулком они вышли на Невский. Здесь горели неоновые огни и шатался праздный люд. Из дверей казино, из припаркованных автомобилей доносилась разнообразная музыка эфэм-радиостанций. Под вывеской, в ореоле рестораного сияния скучал швейцар, а рядом с ним скучал омоновец в плохо подогнанной форме, с дубинкой и наручниками на поясе. Швейцар рассказывал, как вчера на этом месте упал такой-то, с перепоя. Дал сотню баксов на чай и, пройдя не более двух шагов, упал, рухнул мордой в асфальт. В рассказе швейцара чувствовалось удовольствие. Хотелось ему, чтобы все клиенты вот так бы мордой в асфальт. Омоновец даже не делал вида, что слушает. Он курил и рассматривал женщин. Твердым, профессиональным вглядом донжуана, позвякивая наручниками. О чем он мечтал в эту чудную ночь самоубийц – неизвестно. Может быть, мечтать не умел.
На ступенях казино холеного вида женщина в дорогом вечернем платье орала дурным голосом на жирного приземистого мужика в итальянском костюме:
– Говно! Тебе еще и денег? Мудило! Говна тебе, а не денег. Я и тебя, и лахудру твою рыжую грохну!..
Тот улыбался виноватой улыбкой прохиндея. И, тяжело ворочая языком, повторял, как заведенный:
– Ал-луся, ну пару сотенок? Парочку, Алусенька?
– А щенка своего ты на что в Англию повезешь? Своего долбадуя!
– Алуся, я выиграю, я осторожно. Пару сотенок. Мне повезет.
– Грузите, – скомандовала дама охранникам, и те, подхватив мужика под руки, закинули в мерседес. – Отвезите, пускай эта зараза проспится.
Дама, поправив меховой воротник, величественно вернулась в игорное заведение.
Голубой свет супермаркета обесцвечивал мостовую, пешеходов на ней и казался зрительным предвестнием ада. Где-то рядом должны быть адские врата, может, в супермаркете, может, в метро, или в темном закоулке.
Две девчушки-подростка на роликовых коньках, стояли здесь же у прилавка, выбирали компакт-диски. Больше никого в зале супермаркета не было.
Они шли Невским, ничего их не задевало, массовый психоз обтекал их звуками, движением призраков и автомобилей, игрой рыхлого, расплывающегося света и резкой, острой как бритва тени. Они вынырнули из лазури рассвета, на минуту открыли первую попавшуюся дверь, – а там весело, там празднуют свою свадьбу огородные пугала, – глянули и пошли дальше.
Она задержалась у цветочного киоска. Взяла из ведерка букет фиалок, понюхала.
– Тогда были фиалки, – сказала она.
– А ты была задумчива. Стеснялась, верно?
– Не стеснялась. Я сразу влюбилась, как дурочка. Я возьму этот букетик, – повернулась она к цветочнице.
Цветочница похабно улыбнулась и нагло заломила цену:
– Пятьдесят рублей.
– Тогда всю корзинку, – решил он. – Получите свое. Идем, королева.
Второй раз полковник посетил литературно-философское общество через неделю. В "космическом корабле" ничего не изменилось, разве что светильники горели розовыми огоньками. Молодой человек по имени Роман оказался руководителем «Цитадели». Он сообщил, что пошла в печать поэма Фагота "Раз пять пропущенный через медпункт". Затем вышел на помост сам Фагот и звонко, по-молодецки оттарабанил первую главу поэмы. Медпункт в первой главе не упоминался. Главу оккупировал лирический герой, углублявшийся с наивностью маньяка в скальные недра собственного подсознания. Иногда терялась рифма. Иногда вместо стихов возникала проза. Перед таким прозаическим куском Фагот не без торжественности объявлял: "Пропуск номер…"
