Прайд Саблезуба - Щепетов Сергей (библиотека книг .TXT) 📗
Дни шли за днями – иногда сытые, иногда голодные. Стало встречаться довольно много птиц – в основном уток и гусей. Семен набрал в лодку камней подходящего размера и по временам развлекался, метая их в уток. Двух он даже сумел подранить, а потом добить веслом. В другой раз он смог подбить на берегу сразу трех куропаток. Это, вероятно, были птенцы, появившиеся весной, но уже почти сравнявшиеся по размеру с родителями. Впрочем, те тоже были значительно мельче страусов – полакомиться можно, а наесться нет. Там, где позволяла обстановка, то есть имелись в наличии ямы или просто глубокие места, Семен закидывал на ночь леску с большим крючком, на который насаживал живую лягушку, просто кусок рыбы или мяса. Дальний конец он привязывал к какому-нибудь плавучему бревну или к борту лодки. Обычно к утру наживка бесследно исчезала, однако однажды леска вытягиваться не захотела, и это оказался не зацеп, а вполне приличная усатая и толстая рыбина килограммов шесть-семь весом. Семен ее одолел без особого труда и решил, что это сом или налим – ни тех ни других он раньше никогда не ловил и видел лишь в магазине.
Он думал, что ведет трудную жизнь один на один с дикой природой. Однако выяснилось, что все это было, по сути, многодневным отдыхом, и настоящие трудности еще только грядут. С каждым днем долина становилась у2же, горы выше, а течение быстрее. Борьба с ним выматывала силы и расстраивала психику: Семен все чаще задавался вопросом, куда и зачем он плывет, и что будет делать, когда наступит зима.
В конце концов он решил сменить тактику. Там, где позволяли условия, он сидел в лодке и греб. Как только трудозатраты становились слишком высокими для еле заметного результата, он подгребал к берегу, вылезал и продвигался дальше пешком, толкая лодку перед собой или волоча ее на веревке. «Есть такой способ, – кряхтел он, – мы его в институте на занятиях по технике полевых работ осваивали. И у Джерома в „Трое в лодке…“ он описан – „на бечеве“ называется. Только в эту игру нужно играть втроем и, желательно, с участием лошади. Грубо говоря, это делается так: один сидит в лодке и отгребается от берега, другой по этому берегу идет и тянет за веревку лодку вверх по течению. А третий болтается посередине и при помощи палки и мата перемещает бечеву через прибрежные кусты и камни. Собственно говоря, достославные бурлаки на Волге примерно тем же самым и занимались. В общем, как ни крути, а „в одну харю“ никак».
Нет, кое-что получалось – иногда даже со скоростью километра три в час, но при этом приходилось самому идти по колено в воде, рискуя поскользнуться, споткнуться или заработать насморк. Тем не менее Семен решил, что с лодкой не расстанется до последней возможности – мысль оказаться в лесу даже без такого скудного снаряжения вызывала содрогание.
К середине того дня он продвинулся в лучшем случае на десяток километров и, вконец измученный, решил устроить перерыв – сходить в лес попастись. Семен надел сухие мокасины, вооружился посохом (тащить арбалет ну никак не хотелось!) и полез через кусты на склон. Ничего путного там не обнаружилось, кроме голубики. Она была уже вполне спелой, но ее концентрация оставляла желать много лучшего. Семен ползал на коленях в низком кустарнике, отправлял в рот ягоды и пытался размышлять о чем-нибудь приятном и отвлеченном: «Вот ведь интересно: считается, что в лесах, истоптанных грибниками и ягодниками, грибов и ягод значительно меньше. Каждый городской грибник мечтает попасть в места, куда никто больше не забирается. А оказывается все наоборот. Опыт жизни „в том“ мире свидетельствует однозначно: дикая, нетронутая природа к излишествам не склонна. Взять, скажем, мой любимый Город: на окрестных сопках (зная места, конечно) набрать ведро брусники за несколько часов вовсе не подвиг – дело обычное. А ведь там народу каждую осень шатается – будь здоров сколько. С другой стороны, не раз же приходилось встречать осень в местах, людьми практически не посещаемых. Брусника там была – кое-где брусничники по террасам на многие километры, – но собирать ягоды никто из наших даже не пытался, поскольку их концентрация слишком низка. Одно дело грести горстями, и совсем другое – рвать по одной-две штучки. То же самое и с грибами: из пригородных лесов в хороший год люди тащат переполненные корзины, а в „ненаселенке“ я за десять лет ни разу не встретил места, где их вообще стоило бы собирать и запасать – их просто слишком мало. Наверное, так пригородные биоценозы реагируют на человеческое давление – повышают продуктивность до ненормального уровня. Вот, скажем, здесь эту несчастную голубику, кажется, никто никогда не собирал, даже медвежьих следов не видно – глухомань, блин!»
В конце концов он набил себе оскомину и решил это дело прекратить – уселся на камень и принялся оглядывать окрестности. Ничего нового он не увидел – все те же поросшие лесом склоны. Растительность, правда, не «северо-восточного» облика, а какого-то смешанного, но Семен к нему уже привык: «Собственно говоря, ведь пресловутая „мамонтовая фауна“ тоже представляет собой дикую смесь южных и северных животных. Через тысячи лет ареалы распространения, скажем, овцебыков и сайгаков будут разделены тысячами километров и несколькими климатическими зонами, а здесь они пасутся рядом…»
В этом красивом, но однообразном пейзаже взгляд зацепился за некую странность – один из дальних распадков выглядел как-то не так, как остальные. Семен стал всматриваться с применением известных ему способов обострения зрения – сквозь кулак, щель между пальцами, с оттягиванием к виску уголков глаз. Все эти ухищрения, придуманные близорукими очкариками, бинокль заменить, конечно, не могли, но все-таки.
Итог наблюдений был многосмысленным: скорее всего, там дым. А дым – это люди. Значит, надо идти туда. Или наоборот, быстрее сматываться, пока не заметили. Что вернее? Сейчас середина дня, расстояние по прямой километра два…
Семен поднялся, пощупал карман с ножиком, покрутил в руках посох, пытаясь быстренько вспомнить изрядно подзабытые приемы, вздохнул, ругнулся и… зашагал вниз – в направлении дыма.
Разумеется, расстояние в два километра он преодолел не за двадцать минут. К тому же внизу, в долине, которую нужно было пересечь, он чуть не завяз в болоте – помимо того что выглядело оно отвратительно, от него еще и сероводородом воняло со страшной силой. Болото он обошел, умудрившись не потерять направления, и вскоре оказался в русле крохотного ручья – кажется, он тек из того самого распадка. Семен двинулся вверх по течению и вскоре обнаружил, что вода в ручейке имеет какой-то ненормальный белесый оттенок и при этом странно попахивает. Пройдя вдоль русла несколько сотен метров, Семен догадался-таки сунуть руку в воду.
Вода оказалась теплой. Во всяком случае, ощутимо теплее, чем ей положено быть в нормальных условиях. «Ну, вот, – расстроился Семен, – все ясно, и дальше можно не ходить. Никаких людей, никакого дыма тут нет. Впрочем, любопытно…» Назад он, конечно, не повернул – ученые, как и сотрудники госбезопасности, «бывшими» не бывают.
То, что Семен увидел, вероятно, являлось следствием одного из недавних землетрясений: довольно «свежая» (не заросшая ни мхом, ни кустами) крупноглыбовая осыпь, в нескольких местах которой из-под камней пробиваются струи вонючего пара. С проявлениями современной вулканической активности Семен по роду своей былой деятельности не сталкивался. Всякие там гейзеры с фумаролами видел только на картинках и по телевизору, да, признаться, и особого интереса к ним не испытывал. Впрочем, понять природу данного явления смог бы, наверное, любой старшеклассник: там, под камнями, – трещины, уходящие глубоко в недра земли, по ним к поверхности поднимаются горячие растворы и пар. В общем, данное место на Долину гейзеров не тянет – так, нечто вроде термального источника.
«Ну, и какая от всего этого может быть польза? – размышлял Семен. – Может, эта мутная дрянь, которая сочится из-под камней, обладает целебными свойствами? Что-то не похоже – окрестная растительность выглядит не буйной, а, наоборот, подавленной и загибающейся. Кусты вообще стоят голыми, если не считать белесого налета на ветках. Соорудить здесь гидротермальную электростанцию и зажечь первую в мире „лампочку Ильича“? Ага, как же… Или построить фазенду с паровым отоплением? Черта с два тут что-нибудь построишь – и находиться-то рядом невозможно: уже в горле свербит, поскольку пары раздражают слизистую оболочку. Тут явно полно каких-то сернистых соединений, а они, как известно, разъедают все на свете. Может, тут и сера самородная есть?»
