Прайд Саблезуба - Щепетов Сергей (библиотека книг .TXT) 📗
Глушить, обездвиживать добычу было некогда, и окуни бились в лодке, прыгали, стучали по бортам хвостами, пачкали их чешуей и слизью. «Сейчас, сейчас я вами займусь, – бормотал Семен, закидывая очередной раз удочку. – Сейчас клев кончится – такое долго не бывает, – и займусь!»
Промежутки между поклевками действительно стали удлиняться, а потом и вовсе самое уловистое место сместилось далеко за корму, так что удочку приходилось держать на вытянутой руке. «Ч-черт, стая отходит! – переполошился Семен и стал выбирать якорную веревку. Он спустился метров на пять ниже по течению, вновь положил камень на дно и забросил удочку. – Есть! Ого, какой красавец!»
Срывался примерно каждый третий. Главное – вовремя подсечь – не раньше и не позже – вот так!
Через какое-то время клевать вновь стало хуже, Семен еще немного сплавился вниз, и опять пошло – ух!
Тем, кто провел детство с удочкой в руках, тем, кто насаживать червяка научился раньше, чем писать буквы, не надо объяснять, как это бывает. Остальным же этого не понять…
Поклевки стали реже, а окуни – крупнее. «Вот это да! Только срываются, гады…»
Срывы шли один за другим, и Семен скрипел от досады зубами. А тут еще на его глазах здоровенный окунь выпрыгнул из лодки. Семен попытался подхватить его на лету, но, конечно, не смог. «Да что же такое?!» – негодовал рыбак, насаживая очередную личинку. Насадил, забросил и вдруг…
И вдруг понял, почему они срываются: потому, что он не вовремя подсекает. А подсекает он не вовремя потому, что уже почти не видит поплавка.
«Все-все, пора завязывать! Жадность, как говорится, фраера сгубила! Ну… Если только еще один раз – последний!»
И он забросил. А потом еще раз. И еще…
Пойманные окуни бесились в лодке, постепенно затихая. Семен сидел и озадаченно оглядывался по сторонам. Вокруг было темно.
«Вот это я попал… А на небе, похоже, сплошная облачность. Вот это да-а… Такое, помню, со мной было на Куйбышевском водохранилище – кажется, после девятого класса. Заплыл далеко от берега, вечереет, а тут подлещики начали клевать. Целую неделю до этого не клевали, а тут начали. Ну, увлекся… Потом, пока к берегу греб, стемнело, и оказалось, что этого самого берега я не вижу – куда плыть?! И никаких ориентиров! Хорошо, у меня с собой фонарь дальнобойный имелся, так я лучом сумел прибрежный обрыв нащупать. Но страху натерпеться успел. А тут что делать? Ведь тогда мальчишкой был, а теперь?! Вот что значит азарт: все понимаешь, а остановиться не можешь. На фига мне столько рыбы?!»
Попытка протолкаться к берегу сквозь камыши закончилась вполне предсказуемо – лодка застряла в зарослях. Поскольку течение в них отсутствовало, вскоре Семен начал всерьез сомневаться в том, что он точно знает, в какой именно стороне ближайший берег. В общем, попал… «Что же такое со мной случилось, а? Ведь нарыбачился за свою жизнь сверх всякой меры. Трижды попадался рыбнадзору и штраф платил, правда символический. А уж сколько рыбы засолил-закоптил-завялил?! И вот поди ж ты… А – клюет! Причем не какой-нибудь хариус или мальма озверелая – окунь, тот самый, который из детства, которого с дедом на Оке ловил. Только покрупнее, конечно. Ох-хо-хо-оо, ведь придется тут до рассвета сидеть!»
Было это, конечно, ужасно обидно, некомфортно и противно, но не смертельно. Если не считать пойманной рыбы, лодка была практически пуста: запасное длинное весло и свернутая в рулон шкура, на которой Семен сидел. Это все-таки лучше, чем ничего…
Утром Семен, пихаясь длинным веслом в вязкое дно, кое-как вывел лодку на открытую воду. Над рекой висел туман, подсвеченный лучами встающего солнца. Семен осмотрелся, горько вздохнул и тихо опустил в воду якорь. Потом трясущимися от утреннего озноба пальцами стал насаживать на крючок предпоследнюю личинку: «Ну, всего один заброс – и домой!»
Надо сказать, что ловить окуней оказалось гораздо приятней, чем употреблять их в пищу. Нет, они, конечно, оказались совсем недурны на вкус, особенно в печеном виде, но кости! Одно дело, если хочешь полакомиться, и совсем другое, когда нужно набить брюхо. Это же не еда, а сплошное мученье! Дело кончилось тем, что в горле у Семена застряла маленькая тонкая косточка. Жить она мешала не сильно, но жутко раздражала и отравляла жизнь в течение нескольких дней. Тем не менее окуней Семен упорно варил, жарил и пек, пока они не кончились – закон джунглей суров: добыл, значит, должен съесть! Когда он доел последнего, то дал себе торжественную клятву никогда больше такую дрянь не ловить.
Питаться, однако, чем-то было надо. Работая веслами, Семен присматривался к прибрежным зарослям и время от времени десантировался на берег – заниматься собирательством. Как-то раз он наткнулся на целую плантацию жимолости. Темно-фиолетовые, почти черные ягоды размером с некрупную виноградину, были переспелыми, и половина их уже лежала на земле. Семен диким ревом пугнул молодого бурого медведя, пасшегося с краю, и принялся набивать собственный желудок. Вкус был восхитителен, особенно для человека, давно отвыкшего от сластей. Слава богу, это оказалась не та жимолость, которая сильно горчит, а родная «северо-восточная», напоминающая по вкусу голубику, только лучше.
Когда плантация была опустошена, а желудок набит так, что стало страшно нагибаться, Семен с горечью подумал, что медведя-пестуна надо было не пугать, а пристрелить в упор из арбалета: мясо есть все-таки нужно, а где его взять? Он попытался идти по следу зверя, но, разумеется, почти сразу его потерял. При этом ему пришла в голову еще одна грустная мысль: переспелые ягоды однозначно свидетельствуют о том, что лето перевалило за середину, а возможно, уже и кончается – не зря же и листья уже желтые кое-где появились.
В другой раз Семен высадился там, где склон сопки подходил довольно близко к руслу – ему показалось, что он видит что-то знакомое. Он не ошибся – это оказались заросли орешника. Орехов – обычных, лесных – было море. Семен возликовал, рассчитывая сделать запас калорийного продукта, который может храниться сколько угодно. Как оказалось, радовался он напрасно, поскольку орехи были недозрелыми. Нет, есть их уже было можно – и грызть легко, и на вкус ядрышки весьма приятны, но при такой стадии спелости, как знал Семен, после высыхания они обращаются в ничто. Так что пришлось ограничиться набиванием карманов.
На мягкой сырой земле, присыпанной прелой листвой, Семен обнаружил признаки раскопок и массу следов, которые он определил как кабаньи. Он немедленно зарядил арбалет и крадучись (как ему казалось) стал бродить по лесу, всматриваясь в кусты. Никаких кабанов он, конечно, не встретил, зато наконец понял, что находится не в таежных зарослях, а в настоящем лесу, где растут березы, клены, дубы и еще какие-то теплолюбивые деревья, которые если и встречаются в средней полосе, то на самом ее юге. «Однако получается, что я действительно изрядно продвинулся на юг. Или, может быть, горы, хоть и невысокие, прикрывают данный район от северных ветров, и в закрытых долинах образуются этакие оазисы?»
Дважды Семен высаживался, разглядев на открытых пространствах пасущихся животных. В первый раз это были лесные олени с красивыми рогами, точнее, олень-рогач и несколько самок. Они исчезли из виду гораздо раньше, чем Семен приблизился на расстояние прицельного выстрела. Второй раз ему повезло больше: шесть баранов во главе с самцом, украшенным массивными закрученным рогами, стояли на каменистом склоне и с интересом его рассматривали – похоже, опасности снизу они не боялись. Было довольно близко, и Семен решил использовать непристрелянный болт. И, разумеется, лишился его безвозвратно – попавший в камень наконечник разлетелся вдребезги. К счастью, животные дали охотнику возможность перезарядить оружие. К счастью – не для себя, конечно.
Стрелять пришлось в того, который стоял удобнее всех, а тот оказался далеко не самым крупным. Семен смог его, не разделывая, взвалить на плечи и, кряхтя и матюгаясь, дотащить до берега. Свежевать тушу вдали от воды ему не хотелось, поскольку была она изрядно разворочена попавшим в лопатку болтом и, кроме того, добрый десяток метров прокатилась вниз по склону. О том, что творится под шкурой, не хотелось даже думать.
