Прайд Саблезуба - Щепетов Сергей (библиотека книг .TXT) 📗
Каждый вечер ему приходилось решать сложную философскую проблему: ставить вигвам-палатку на ночь или не надо. Принципы, конечно, дело святое, но так не хочется возиться. В конце концов он выработал компромиссное решение – вигвам ставил, но не полностью, а на трех опорах в виде ассиметричной норы-навеса. Главное преимущество конструкции заключалось в том, что не надо было каждый раз искать слеги для поддержания покрышки: берется длинное одиночное весло, с одного конца подвязываются в качестве стоек короткие весла… Получается кособокая тренога. Остается накрыть ее шкурой, придавить снаружи булыжниками и внутри можно спать. Правда, если выпрямиться во весь рост, то голова оказывается снаружи, но это детали, с которыми можно смириться.
Тогда, на последней стоянке у Большой реки, Семен, простившись с котом-саблезубом, долго думал, что ему делать с грузом, обрызганным кошачьими выделениями. Запашок от них шел, прямо скажем… По идее, надо бы все это помыть и постирать… Но каким образом? В конце концов Семен решил смириться с неизбежным: скрепя сердце отрезал кусок от своей шкуры-подстилки и стал протирать вещи как губкой. Закончив операцию, испачканный липкой гадостью клок он хотел выбросить, но в последний момент передумал: свернул в комок шерстью внутрь и туго обмотал длинным ремешком, который таскал в кармане. Запашок, конечно, на вещах остался, но дня через два-три Семен перестал его замечать – то ли принюхался, то ли просто запах выветрился. Впрочем, на счет последнего особых иллюзий он не питал.
С другой стороны, кое-какие положительные моменты «прощания» саблезуба все-таки обнаружились. Помимо крыши над головой, ежевечерне Семену приходилось решать еще одну проблему – убережения снаряжения и лодки от грызунов и мелких хищников. Как только угасал костер, мелкая вездесущная живность начинала проявлять активность. К утру огрызки и объедки исчезали бесследно, а шкуры, включая покрышку вигвама, оказывались изрядно погрызенными с краев. Площадь их ежедневно сокращалась на несколько квадратных сантиметров – мелочь, конечно, но ужасно досадная. Лодку приходилось оставлять на плаву вместе с частью груза, а то, что нуждалось в просушке, подвешивать на кустах или треногах. Это было ненадежно и хлопотно, да и лодке, вероятно, находиться постоянно в воде было не полезно. И вдруг все это безобразие прекратилось. Где бы Семен ни высадился (хоть посреди колонии сусликов-евражек!), вокруг него образовывалась как бы мертвая зона – никакого шевеления-шебуршения, даже новых следов утром на песке не обнаруживалось! Несколько раз Семен умышленно оставлял на земле кусочки мяса и рыбы – ночью никто к ним не притрагивался, и лишь на рассвете утаскивали вороны. «Ну, что ж, – сказал Семен, когда понял, в чем тут дело. – Спасибо, котик, за заботу».
Медленно, но неуклонно продвигался Семен в глубь горной страны. Долина то сужалась до нескольких сотен метров, и приходилось активно бороться с течением, то расширялась на несколько километров, и основной проблемой становился выбор лучшей протоки, чтобы не оказаться на мели. Никаких особенных заломов или завалов в русле не встречалось, однако было заметно, что уровень воды все-таки остается значительно выше нормы. Почти все время Семен видел лишь прибрежные заросли да вершины дальних сопок за ними. Впрочем, иногда открывались и ближние склоны. Там, где они были свободны от леса, изредка можно было разглядеть фигурки пасущихся животных. В общем, создавалось впечатление, что живности тут, конечно, меньше, чем в степи, но все равно немало, а вот люди отсутствуют совершенно. «С другой стороны, – гадал Семен, – они, конечно, не обязаны афишировать свое присутствие. Или, может быть, после всех зимне-весенних катаклизмов стараются держаться подальше от большой воды».
Добытого мяса с учетом «подножного корма», которым Семен не брезговал, хватило дней на десять. Когда стало ясно, что оставшиеся вялено-копченые куски будут съедены раньше, чем окончательно стухнут и заплесневеют, он вновь начал рыбачить. Сначала он просто тянул за лодкой леску с наживкой в надежде поймать гольца. Дважды это ему удавалось, правда, вторая рыбина оказалась совсем маленькой, и ее хватило только на ужин. Потом несколько дней подряд вообще ничего не попадалось, не было даже характерных всплесков в русле, и Семен решил, что гольцов тут просто нет – кончились. Заниматься активной рыбалкой не хотелось, но продукты кончались неумолимо, и надо было что-то делать. Однажды недалеко от места ночевки он обнаружил толстый трухлявый ствол дерева. Содрав зачем-то здоровый кусок коры, он углядел под ним с полдюжины толстых белесых личинок, размером чуть меньше мизинца. Некоторое время Семен прикидывал, нельзя ли их употребить в пищу – наверняка в них полно калорий и витаминов. Потом решил, что, пожалуй, нельзя, поскольку уж больно противно они выглядят. Тем не менее отказываться от этого «дара природы» не хотелось, и он придумал другой способ его использования.
Найти не слишком тяжелую, но крепкую с виду палку метра три длиной оказалось нетрудно. Отрезать нужный кусок от своей лески Семен, конечно, не стал, а обмотал излишки вокруг удилища. Очень долго пришлось повозиться с привязыванием костяного крючка, поскольку лишиться его совсем не хотелось, а ушко у него отсутствовало. Он вовсе не был уверен, что поплавок ему нужен, однако на берегу валялись два больших пера какой-то крупной птицы, и Семен решил их использовать – опалил на огне, обмотал ниточкой сухожилия и прикрепил к леске примерно в полутора метрах выше крючка. Наличие поплавка давало возможность удлинить леску до предела, при котором ее можно будет забрасывать. «Вспомним детство золотое, – ухмыльнулся Семен, разглядывая свою снасть. – Очень похоже на то, что мы, будучи совсем малышами, пытались изобразить, подражая старшим. Впрочем, у нас тут – в каменном веке – клюет и не на такое. Чем, как говорится, черт не шутит, пока Бог спит. В лучшем случае не будет ничего, а в худшем – останусь и без крючка, и без лески. Попробовать на вечерней зорьке или уж оставить до завтра?» До темноты время еще оставалось, и Семен решился. Он соорудил из бересты кулек, сходил к бревну и набрал пару десятков личинок, загрузился в лодку и стал выбираться на открытую воду.
До нее было добрых полсотни метров сквозь заросли какого-то растения, похожего на камыш. Удаляться от его границы Семен не стал, чтобы не оказаться на сильном течении, а поднялся на сотню метров выше и опустил в воду якорь. Личинки оказались сопоставимыми по размерам с габаритами крючка, так что вполне годились в качестве наживки.
Семен раз за разом забрасывал удочку и сплавлял поплавок то справа, то слева по борту, но ничего не происходило. Личинка оставалась целой, невредимой и даже живой – слегка шевелилась. «Ах, какая наживка – сам бы ел, а никто не желает! Что тут за река такая?! Хоть бы ерш клюнул или бычок какой-нибудь. Впрочем, бычков можно было и с берега ловить…»
Через некоторое время он приподнял якорь, подождал, пока течением снесет лодку чуть ниже, и вновь опустил его на дно. Снова закинул…
Клюнуло на третьем забросе – хорошо, красиво, можно даже сказать, классически! Семен дождался, когда поплавок плавным потягом уйдет под воду, и обратным движением выполнил подсечку – все по науке!
Рыбина оказалась очень удачной – не большой и не маленькой – сантиметров 25–30 длиной. С крючка она сорвалась уже будучи внутри лодки, и на нем осталась пожеванная, но, в общем, почти целая личинка. Рыбину Семен кое-как ухватил, пристукнул головой о шпангоут и стал рассматривать. Рассмотрел и радостно рассмеялся: «Господи, да ведь это же окунь! Самый обычный окунь – колючий и полосатый! Крупный, конечно, но не чрезмерно – в пределах нормы».
Боясь спугнуть удачу, Семен насадил свежую личинку и вновь забросил, стараясь попасть в то же место. Ждать пришлось долго – минут пять!
«…Третий… Пятый… Восьмой… Стоп, нельзя считать добычу – дурная примета! Еще один! И еще! И… блин, сорвался! Ща-а-ас!»
Свежих личинок он насаживал, лишь когда крючок оставался почти голым…
