Остров ужаса - Кинросс Альберт (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Любезный Фордред, — сказал Сноуд, — ежели это и вправду божество сих мест, нам стоило бы выказать ему свое почтение, что было бы только подобающим.
— Нет, — возразил я суровым и громким голосом, — Томас Сноуд, лучше нам будет перекреститься и вознести хвалу Деве Марии, каковая недавно спасла нас от смерти чрез утопление!
— Ты прав, любезный Фордред, — ответил он, и мы с ним дважды прочитали Господню Молитву [9], ибо то была единственная молитва, каковую мы знали наизусть.
После этого мы, преисполнившись отваги и без всякого страха, приблизились к идолу и поглядели на его лицо, на его громадный нос, на дыры, заменявшие глаза, и на шею — а на шее той висели искрящиеся камни, прозрачные и сияющие, словно бриллианты, что я видывал в ювелирной лавке, только эти камни были куда больше всех, какие я видел до тех пор, хоть я и бывал в лондонском Тауэре и лицезрел огромный рубин в короне Генриха V Азенкурского.
— Вот это бриллианты! — сказал Сноуд.
— Не стану возражать, — отозвался я.
Далее мы снова оглядели статую от макушки до пят и заметили, что у ног гигантского изваяния были разбросаны человеческие костяки — черепа, кости ног и рук, ребра.
— Ты видишь это, дружище Сноуд? — спросил я.
— Да, вижу. Этих людей принесли в жертву. Я слыхал, что такое заведено среди язычников.
Надобно сказать, что у Томаса Сноуда всегда был готов слететь с языка ответ или объяснение, даже если он ничего не знал о предмете беседы. То была его главная слабость — мелкий недостаток, ибо в остальном он был самым бравым из мореходов, когда-либо ступавших на палубу корабля.
Мы пригляделись к скелетам и увидали, что все они были сломаны посредине, так что верхние половины лежали с одной стороны, а нижние — с другой.
— Ты видишь это, дружище Сноуд? — спросил я, и мысли мои устремились к костям в усыпальнице церкви Хайта.
— Ну да, — ответил он, как было у него заведено, — видать, такой у них способ приносить жертвы.
Некоторое время мы раздумывали, что же это за божество и чьи кости белеют у его ног.
И вновь мы впились взорами в огромные прозрачные камни, блестевшие ярче, чем женские глаза.
— Это нас они дожидаются, — сказал Сноуд. — Не желаешь ли залезть наверх и забрать их? До камней будет нетрудно добраться. Иначе, не ровен час, заявятся идолопоклонники, и тогда будет слишком поздно.
— Прояви мудрость, друг мой Сноуд, — ответил я, — и считай, что тебе посчастливится, ежели эти идолопоклонники не принесут тебя в жертву. Бриллианты могут подождать: упаси Бог, нас найдут обитатели этой земли, и камни те дорого нам обойдутся.
С этими словами я повел его прочь; мы шли весь день и не увидели ни единого человека или людского жилища. Ели мы фрукты и ягоды и ловили больших крабов, что выползали из моря и силились нас ущипнуть. Мы били их камнями и обломками утесов, раскалывая панцирь, после чего они умирали. Мясо тех крабов было сырое, но голодный человек обойдется и без повара.
Той ночью мы спали под густым деревом, близ ручья, откуда мы пили воду. Проснувшись на следующее утро, я нашел себя в одиночестве: Томаса Сноуда нигде было не видать.
— Сноуд, Томас Сноуд! — звал я, покуда у меня не заболело горло. Ответа не было. Наконец я вспомнил о бриллиантах и неуемном вожделении, что сверкало вчера в глазах Сноуда.
Я мигом вскочил на ноги и стремглав помчался к морскому берегу, туда, где стоял большой бронзовый идол с блистающим ожерельем на шее; приблизившись, я увидал, что Сноуд карабкается по статуе, перебираясь с громадных пальцев ног на колени.
— Слезай вниз! — вскричал я. — Слезай вниз, ты, вор, богохульник и вор, не навлекай на свою голову несчастье, ибо тяжким будет наказание!
Так я говорил Томасу Сноуду, поскольку Господь даровал мне честную душу.
Он не послушался, и вновь я воззвал:
— Слезай вниз, Томас Сноуд!
Однако же он не отозвался; и вот он положил руку на выступающую грудь, стоя на бронзовых коленях, а затем, когда он потянулся к шее, на коей искрились драгоценности, огромные бронзовые руки сомкнулись — о да, сомкнулись, готов поклясться, — и быстро и крепко обхватили Томаса Сноуда, да так, что его голова и туловище полетели в одну сторону, а живот и ноги в другую, и прямо к моим ногам; и я стал креститься, упав на колени, и увидал, как руки этого проклятого истукана снова разошлись в стороны, распростертые и пустые, как и прежде, а Томас Сноуд лежал у моих ног, разорванный пополам, и тогда я понял значение тех сломанных скелетов, расчлененных посредине, и принялся грозить кулаком нечестивому идолу, но руки его оставались распростертыми и недвижными, а большие прозрачные бриллианты издевательски сверкали на утреннем солнце.
Несколько минут я простоял на коленях, охваченный страхом, весь дрожа и гадая, в какой дьявольский край меня занесло, и тут, стоя на коленях, почувствовал, как что-то мягкое и одновременно плотное нежно прикоснулось к моему бедру, и в то же время услыхал низкий звук, подобный тому, какой издает довольный кот. Я глянул и увидал, что ко мне ласкается черный кот с корабля, тот самый, что изведал человеческой плоти и жил ранее у ведьмы. Был он до крайности дружелюбен и морда его выражала доверчивость; однако же, несмотря на это, я поспешно поднялся, вспомнив о теле бедного Томаса Сноуда, что лежало бездыханным и расчлененным надвое, и показалось мне, что я вовремя вскочил, ибо нужно было похоронить его во избежание греха. Я поискал вокруг и нашел камень, широкий и плоский, как лопата, и принялся рыть яму в мягком песке, и в десять часов того дня, судя по солнцу, я похоронил Томаса Сноуда, то бишь все бренные останки бравого морехода. И когда песок толстым слоем сомкнулся над ним, я не позабыл прочитать молитву и снова воззвал: «Отче наш, иже если на небесех», ибо то была единственная молитва, каковую я мог произнести без помощи книги или священника. Я остался один, и когда слово «аминь» слетело с моих губ, чувство неизмеримого одиночества и заброшенности объяло меня со всей силой, и на сердце у меня было тяжело, и слезы жалости к себе навернулись на оба моих глаза. Я едва не зарыдал и лежал, беспомощный и лишенный всякой надежды, покуда с немалым усилием не сказал себе: «Сайлас Фордред, ты мужчина, так будь же мужчиной». Это я повторил трижды, ощущая, как с каждым повтором ко мне возвращаются силы, и туман перед моими глазами рассеялся, хотя слезы медленно стекали по обе стороны носа и падали вниз на жаждущий песок. Я снова ясно видел все вокруг, и черный кот был передо мной и жалостливо заглядывал мне в лицо, точно желал разделить тяжкую ношу моей печали. Я бережно усадил его себе на колени, и так мы сидели, одинокие и заброшенные на этом пустынном берегу, и размышляли о том, что еще уготовила нам эта ужасная земля бронзового идола.
Глава II
На следующее утро мы с котом устроили совет — предыдущую ночь мы спали вместе, ибо каждый из нас нуждался в товарище.
— Черный ведьминский кот, — сказал я после того, как долго, пристально и с раздумьем глядел на него, — ты ведаешь колдовство и потому веди, я же последую за тобой, — и, произнеся это, я легко прикоснулся к голове зверя, и он посмотрел мне в глаза без страха, как друг. После чего, подняв хвост и расправив влево и вправо усы, он направился прочь от моря; я следовал за ним, и два дня и одну ночь мы путешествовали по густым лесам, что перемежались тут и там плодородными равнинами, могущими служить такими же прекрасными пастбищами, как низины вкруг города Ромни.
На второй день наших странствий, ближе к вечернему часу, мы вышли к холму, на вершине коего стоял красивый замок, каковой, ничуть не будучи древним или разрушенным, тем не менее выглядел заброшенным и позабытым, поскольку весь порос мхами, сорными травами и вьющимися растениями; все те растения буйно процветают в южных землях и за год успевают вырасти настолько, что в нашей стране на это потребовалось бы десять лет.
