Гость из моря - Голубев Глеб Николаевич (читаем книги .txt) 📗
Сейчас вода выбьет стекло и ворвется в мезоскаф…
— Сергей Сергеевич, вода! — потянул я Волошина за локоть.
— А? Ничего страшного, — ответил он. — Просто температура за бортом меняется, стенки потеют. Мы еще не тонем.
Он показал мне на другую струйку воды, стекавшую прямо по металлической стенке кабины в стороне от иллюминатора…
Мое внимание привлекла совсем необычная рыба. Ее длинное тело и темные бока были освещены как бы со стороны — неизвестно откуда. Макаров мне объяснил, что такое странное освещение возникает потому, что светящиеся органы-фотофоры находятся под чешуей рыбы.
Интересно, как менялся свет прожектора. В начале спуска он был желтого цвета. Этот луч заканчивался небольшим бирюзовым пятном. Но мы погружались глубже, и бирюзовое пятно все разрасталось, постепенно надвигаясь ближе и ближе. А желтый свет, отступая, постепенно превращался в светлосерый, пока надвигающаяся бирюза совсем не поглотила его.
Теперь уже весь луч прожектора, разрывающий тьму глубин, стал ярко-голубым и вдоль него, по границе с непроглядным мраком, тянулась узкая кайма красивого бархатисто-синего цвета.
— Посмотрите, трехзвездный удильщик, — позвал меня к своему иллюминатору Макаров.
Он подвинулся, уступая мне место, и я увидел за стеклом небольшую черную рыбку с крохотными глазками. Они почему-то были не круглые, а овальные, продолговатые. Вся спина рыбки сияла довольно сильным желтоватым светом. А над ее головой поднимались как бы три длинных стебелька, и на каждом из них покачивался яркий розоватый фонарик.
Мне даже стало немножко обидно, что не мы открыли эту удивительную рыбешку, и она уже имеет название. Но Макаров меня утешил, сказав, что до нас живого трехзвездного удильщика видели лишь два человека на земле — Биб и Бартон, впервые опустившиеся в батисфере на глубину километра где-то в этих же краях.
А потом мы вошли в стаю личинок угрей, мелькавших в свете прожекторов серебристой метелицей, — и смотреть уже совсем стало не на что.
Прожекторы погасли, чтобы не распугать личинок. И мы несколько часов дрейфовали вместе с ними в полной темноте, попросту парили в океане. Изредка только Макаров или помогавший ему молодой биолог зажигали на короткое время лампочку над лабораторным столом, чтобы взять очередную пробу воды и проверить, как работают приборы-самописцы.
Меня вскоре стало клонить в сон, и я даже обрадовался, что нашей однообразной и скучноватой подводной вахте пришел конец и мы стали всплывать, чтобы наблюдатели сменились. Не очень романтическое плавание. И пока никаких открытий.
Пора бы, впрочем, мне уже привыкнуть, что в исследовательской работе будней куда больше, чем праздников… Опять бесконечные научные станции. Снова мы вытаскиваем сети, набитые скользкими, никому не нужными водорослями. Потом их приходится часами разбирать на палубе под неистовым тропическим солнцем в надежде найти хоть несколько прозрачных, как призраки, личинок Дни были целиком заполнены такой однообразной работой, и лишь два события внесли оживление и опять вызвали споры.
Гидролокаторы работали теперь круглые сутки, выискивая в толще воды скопления личинок. Однажды среди ночи Волошина разбудил дежурный техник с поразительным сообщением: кажется, удалось случайно подслушать сигналы одного из угрей, привезенных на самолете с Балтики и выпущенных у Босфора, а потом бесследно пропавших во время шторма и магнитной бури!
Я поспешил за Волошиным в локаторную. Сергей Сергеевич долго вслушивался в слабые сигналы, долетавшие откуда-то из глубины, менял настройку, потом решительно сказал:
— Да, это пропавший балтийский, никаких сомнений. Где же он блуждал столько времени?
Разбудили Логинова, Елену Павловну. Скоро на «Богатыре» уже никто не спал. Всех взволновало это событие. И конечно, снова разгорелись споры.
Как ухитрился сбившийся с пути угорь все-таки отыскать дорогу в Саргассово море? Он так долго блуждал в океанских просторах, что приплыл сюда, когда нерест уже закончился, — но ведь все-таки нашел дорогу, о которой ничего не мог вспомнить, потому что никогда раньше не проплывал через Гибралтар и провел всю свою жизнь в тихой прибалтийской речке.
Опять началось:
— Магнетизм!
— Изменения солености и температуры…
— Нет, только по химическому составу воды!
Сергей Сергеевич в азарте предлагал попытаться поймать этого «заблудшего угря», но задача эта, конечно, была невыполнима. Мы продолжали свой путь, а сигналы из глубины еще долго звучали в приемнике локатора, постепенно удаляясь и затихая…
Другим событием, которое, правда, вызвало больше иронических замечаний, чем серьезных споров, было то, что Волошину как будто удалось подслушать загадочный голос неведомого обитателя морских глубин. Он был таким же, как и в первый раз: сигнал, потом отраженное дном эхо и снова сигнал, примерно через полторы секунды. Но запись их на ленте оказалась такой смутной и неразборчивой, что Волошин даже не стал на этот раз заводить разговоров об остановке «Богатыря» для охоты за «морским змеем».
Забот у исследователей хватало и без «морского змея». Личинки американских угрей стремятся в одну сторону, европейских — в другую. И надо еще не упустить момента, когда личинки, плывущие к берегам Европы, начнут расходиться: часть отправится в Балтийское море, другие — в Средиземное, а затем в Черное. Как уследить за всеми, чтобы выведать их тайну?
Чтобы ускорить исследования, на Ученом совете решили временно разделить нашу экспедицию на два отряда. «Богатырь» должен был отправиться на запад, чтобы перехватить личинки угрей, плывущие к берегам Америки. А с мезоскафа предстояло вести наблюдения в морской глубине за личинками, европейских угрей, начавшими свой трехлетний путь к устьям далеких рек.
Я останусь благодарен Волошину до конца жизни за то, что мне посчастливилось принять участие в этом плавании, хотя оно оказалось и небезопасным.
Мезоскаф мог взять лишь четверых. Двое, конечно, должны быть биологами, чтобы вести наблюдения посменно. А подвахтенным для себя Сергей Сергеевич взял меня, убедив Логинова, что я, во всяком случае, сумею быстро разбудить его, если за время моего дежурства у пульта управления выйдет какая-нибудь заминка. Уж что-что, а будить Волошина я, дескать, наловчился, пока мы с ним живем в одной каюте. Довод был, пожалуй, не слишком лестным для меня, но, разумеется, я возражать не стал. Лишь бы плыть!
Еще в команду мезоскафа вошли Елена Павловна и ее муж.
Рано утром мы один за другим спустились в узкий люк. Волошин задраил его и сел на свое место за пультом.
— Дать свободу! — весело приказал он в микрофон.
Над нашими головами простучали по палубе сапоги матроса, освобождавшего мезоскаф от швартовов. Мягко зашипел воздух в трубах, змеившихся по стенкам кабины.
Мы погружались быстро, и в иллюминатор почти ничего не удавалось рассмотреть.
Наконец мы достигли заданной глубины, выбрали стаю личинок побольше и начали медленно дрейфовать вместе с нею. Было решено поймать несколько личинок для контроля. Ловушка сработала отлично, и всего через пять минут прозрачные личинки, только что шнырявшие в воде за бортом, уже оказались в руках наших биологов.
Началась будничная исследовательская работа.
Мезоскаф был совершенно неподвижен. На этой глубине не ощущалось ни малейшей качки. Мы медленно двигались, несомые течением. Но поскольку личинки за иллюминаторами двигались вместе с нами точно с такой же скоростью, казалось, будто мезоскаф замер на месте, повис в черной воде.
Наше время было разбито на вахты, как и на «Богатыре». Я с некоторой тревогой ожидал своего дежурства, когда окажусь один на один с бесчисленными кнопками и циферблатами, заполонившими не только пульт управления, но и всю стенку над ним. Правда, Волошин сказал мне, что постоянно следить нужно за показаниями всего шести приборов. Но все-таки на душе было неспокойно.
