Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир (книги онлайн полные .txt) 📗
Ворота захрустели, заскрипели. Солдат тянул створку на себя, она не поддавалась, охранник выскочил из «Мерседеса» и принялся помогать солдатику. Они догадались поставить часового, но забыли, что ворота два года не открывались… видно, как ушли отсюда, так и не пришло в голову заглянуть снова — заняты были своими делишками.
Оставшись с приятным чувством превосходства над местными ротозеями, я дождался, пока машины проехали по внутренней дорожке и остановились перед входом в бункеры, спрятанные подобно деревенскому погребу под поросшей травой насыпью.
Полковник Овсепян, выйдя из машины, достал из «дипломата» схему, и они с дядей Мишей расстелили ее на радиаторе.
Полковник Шауро тоже стал заглядывать в схему и, просунув руку между телами гостей, водил по ней пальцем. После каждой его фразы дядя Миша и Овсепян поднимали головы и взглядами находили объект, отмеченный на схеме.
Когда мы с майором подошли, дядя Миша как раз говорил:
— Вот тут мы и начнем.
Он первым направился налево, к просвету в кустарнике. Он шагал по-суворовски размашисто и быстро, остальным приходилось поспевать за ним, как придворным на картине Лансере, не помню, как она называлась. Там Петр Великий шагает по берегу.
Полковник встал на колени, потому что замок на бункере не хотел поддаваться.
Дядя Миша отыскал меня взглядом.
— Все в порядке? — спросил он голосом настоящего генерала, который вспомнил о существовании адъютанта.
— Так точно, — ответил я.
Когда-то вход в бункер был иным, посовременнее, но, верно, многое увезли при демонтаже, так что амбарные замки столетней давности вполне соответствовали уровню сохранности базы.
— Почему нет света? — строго спросил дядя Миша.
— Мы дали ток, — сказал полковник. — Но, оказывается, лампы перегорели.
Он сделал жест рукой — показал наверх. Сюда падал свет снаружи, и было видно, что перед лифтом некогда была лампа в матовом колпаке, обтянутом проволокой, чтобы осколки не разлетались. Колпак был разбит, лампочки и следа нет.
— Тогда время было такое, — сказал полковник Шауро.
— Ясно. — Дядя Миша был недоволен. — А почему не проверили, когда получили шифровку о прибытии?
— Мы думали, что сначала позавтракаем, — вмешался майор Хромой. — Я дал распоряжение, но у нас тоже дефицит, приходится в одном месте вывинчивать, чтобы в другом ввинтить.
— Альхен и Сашхен, — сказал я.
Полковник Овсепян улыбнулся углами полных губ.
— Простите? — Полковник Шауро прожег меня снизу жгучим злобным взором. Лишь дядя Миша, который наплевательски относился к юмору и ничего лишнего не читал, остался к моему замечанию совершенно равнодушным.
— Ну что ж, — сказал дядя Миша, — мы погуляем вокруг, пока свет привезут.
— Нет-нет, — расстроился Шауро. — Сейчас все будет. А вы тем временем позавтракайте. Я же предупреждал!
Дядю Мишу ничем не стронешь с места.
— Мы и не уверены, — вдруг сказал майор, — что наши лампы со склада подходят. Нам недавно присылали, а это старые отечественные.
— Пошли, Гарик, — сказал дядя Миша, — а вы, товарищ Овсепян, отдохните пока, покурите, вы, кажется, курите?
— Курю, — по-граждански ответил полковник из Москвы.
Дядя Миша пошел к леску, я догнал его. Уходил он, как статуя командора, совершившая свое дело. Упрашивать о снисхождении было бессмысленно.
Сзади слышались переговоры, они велись с помощью густого мата.
Когда я догнал дядю Мишу, взревел мотор «уазика» — он помчался за лампочками.
— А я думаю, — сказал дядя Миша, поднимая нависающие ветки и держа их, пока я не пройду, — что эти лампы, вернее всего, исчезли сегодня ночью.
— Они не хотят нас пускать?
— Точно не хотят. И это меня радует. Значит, мы не зря сюда приехали.
— Может быть какое-нибудь другое объяснение?
— Может быть. Но мне куда лучше покончить с этим сумасшедшим домом сегодня, чем существовать и дальше в нерешительности, в неуверенности. Наверное, это и есть шизофрения.
— Что вы имеете в виду?
— Когда у шизофреника бывает просветление, он останавливается и спрашивает себя: а чего же я вчера так боялся? Что за идиотские видения меня посещали? Никогда больше в них не поверю… А на самом деле он боится, что видения вернутся, и даже знает, что они вернутся. Мне лучше бы, чтобы не было этого Нижнего мира, этих озверевших от вечности консулов… мне надоело жить на пороховой бочке! А если, я думаю, они доберутся до забытой атомной бомбы и рванут ее? Потом я думаю — нет никакой забытой атомной бомбы, не теряй времени, Михаил. А если я поверю в то, что ее нет, а она рванет?
— Это не шизофрения, — сказал я. — Я там был. А я не шизофреник.
— Ты вообще урод с Марса, — буркнул дядя Миша. Он не хотел меня обидеть. Я в самом деле урод с Марса.
— Если бы с Марса, — вздохнул я.
Дядя Миша не улыбнулся.
— Послушай, Гарик, — сказал он, — я же тебя не зря с собой взял. Ты мне должен заменить десяток моих сотрудников. Мне не нравится, как себя ведет Шауро и этот… второй.
— Хромой.
— И «Мерседес» не нравится. И этот завтрак, и лампочки. Ты мысли не умеешь читать?
— Вы же знаете, что не умею, и вряд ли кто-нибудь умеет.
— Все равно читай мысли, — приказал генерал.
— Слушаюсь.
— И не смейся, мне не до смеха.
— И мне они тоже не нравятся, — сказал я.
— Смотри, чтобы на тебя в темноте что-нибудь не упало. А то окажется, приехали дураки из Москвы, полезли, куда не просили, а на них крыша упала.
— Не настолько они напуганы, — сказал я. — Если бы была такая ненависть и такой страх, я бы почуял.
— Дай-то бог. Ты не голоден?
— Нет, завтракать с ними не собираюсь. А вы Овсепяна хорошо знаете?
— Я думаю, что он здесь чужой. Значит, могу доверять. Мне он нужен, потому что знает расположение всех объектов.
— И вы допускаете, что здесь могли забыть бомбу?
— Это была ракетная база. Здесь не могли забыть бомбу. Но, что маловероятно, здесь могла очутиться ядерная боеголовка. Некогда, в древности, года три назад, они еще стояли на боевом дежурстве. Разумеется, я в это не верю.
— Где мы находимся? — спросил я.
— Если даже я тебе координаты укажу, ты все равно не поймешь.
— Как знаете.
Он мне не доверял. Я для него все равно чужой. Если для пользы дела меня придется ликвидировать, он сделает это без особых терзаний.
Мы повернули обратно.
Вскоре вышли снова на прогалину. Там был только Овсепян, он сидел на валуне и курил, любуясь колечками дыма.
«Валун, — отметил я, — значит, мы где-то к северу от Москвы, в зоне ледника».
«Мерседес» стоял у ворот, через ветровое стекло мне было видно, как шофер и охранник о чем-то мирно беседуют.
Ну скоро они эти чертовы лампочки привезут? И надо было им обоим ехать!
И тут же, откликаясь на мои возмущенные мысли, вдали зарычал форсированный движок — возвращался «уазик».
Через три минуты он проскочил ворота, оттуда выбежал полковник, изображавший желание услужить и отделаться от гостей, за ним, переваливаясь на ходу, — майор Хромой, который нес мешок.
— Да будет свет! — сказал Овсепян с жестким кавказским акцентом. А я думал, что он — московский армянин. Это грузины всегда говорят с легким хотя бы акцентом, даже если всю жизнь провели в Москве, грузины и англичане. А армяне, как народ диаспорный, говорят чисто, как буряты.
Мы снова спустились вниз. Шесть человек. Трое нас и они с автоматчиком.
— Давай, Сашок! — приказал полковник автоматчику. Видно, не хотел терять своего командирского достоинства.
Автоматчик встал на цыпочки, ввинтил лампочку. Лампочка не загорелась.
— Рубильник, — сказал дядя Миша. — У вас рубильник вырублен.
— Сашок, — приказал полковник.
Автоматчик прошел в темноту, исчез в ней. Лампочка загорелась.
— А вы говорили, — укоризненно заметил полковник Шауро.
— Я не говорил, — произнес дядя Миша, — я спрашивал, задавал вопросы. Лифт работает?
