Мерзейшая мощь - Льюис Клайв Стейплз (электронная книга txt) 📗
— Простите, что я вас задерживаю, — сказал Марк, — только ответьте мне насчет Стила. Стоит ли мне заполнять форму, пока не решен этот вопрос?
— Очень интересная тема, — одобрил Уизер. — Когда-нибудь мы с вами обстоятельно об этом поговорим… по-дружески, знаете, в неофициальной обстановке… А в данный момент я не буду считать ваше решение окончательным. Загляните ко мне хоть завтра…
Он углубился в какое-то письмо, и Марк вышел из комнаты, склоняясь к мнению, что институт действительно в нем заинтересован и собирается ему много платить. Со Стилом он уточнит как-нибудь попозже, а пока изучит форму.
Внизу его действительно ждало письмо.
«Брэктон Колледж, Эджстоу, 20.X.19…
Дорогой Марк!
Все мы огорчились, когда Дик сказал, что Вы уходите от нас, но для Вашей карьеры так лучше. Когда институт переберется сюда, мы с Вами будем часто видеться. Если Вы еще не послали прошение об отставке, время терпит. Напишете его к концу следующего семестра, а мы на первом же заседании подберем человека. Кого бы Вы сами предложили? Вчера мы с Джеймсом и Диком толковали про Дэвида Лэрда (Представляете, Джеймс о нем и не слышал!). Вы, конечно, знаете его работы. Не напишете ли Вы мне о них, о нем самом? Я его увижу на той неделе в Кембридже, на банкете. Будет премьер, газетчики. Конечно, вы слышали, что у нас тут творилось. Институтская полиция нервная какая-то, начали стрелять в толпу. Разбили окно Марии Генриетты, камни попадали в залу. Глоссоп сорвался, полез было объясняться, но я его урезонил. Конечно, все это между нами. Многие были бы рады придраться и поднять крик, зачем мы продали лес. Однако, я спешу, надо распорядиться насчет похорон (Ящер).
Искренне Ваш Дж.С.Кэрри.»
Первые же слова повергли Марка в ужас, но он попытался себя успокоить. Надо немедленно объяснить, что это недоразумение, и все будет в порядке. Нельзя же выгнать человека из-за какого-то частного разговора! Он вспомнил, что именно в таких случаях избранные говорили: «дела, знаете, делаются не в кабинетах», «мы не бюрократы» и тому подобное; но он и это постарался отогнать. Тут появилось еще одно воспоминание: так потерял работу бедняга Кеннингтон; однако, ведь то был чужак, а он — избранный из избранных, почище Кэрри. А вдруг нет? Если в Беллбэри он чужак, не значит ли это, что Фиверстоун больше его не поддерживает? Если он вернется в Брэктон, останется ли он в прежнем кругу? Может ли он вообще вернуться? Ну, как же! Надо написать сейчас письмо, объяснить, что он уходить не собирается, и вакансии у них не будет. Марк сел за стол и взял перо. Тут новая мысль пронзила его: Кэрри покажет письмо Фиверстоуну, тот скажет об этом Уизеру, и Уизер решит, что Марк не собирается работать в ГНИИЛИ… Эх, будь, что будет!.. В конце концов, он откажется от фантазий и снова станет работать там, у себя. А если это уже невозможно? Тогда у них с Джейн не будет ни гроша. Фиверстоун, с его влиянием, перекроет ему все дороги. А где, кстати, Фиверстоун?
Как бы то ни было, вести себя надо умно. Он позвонил и спросил виски. Дома он с утра не пил, да и днем пил пиво. Но сейчас его познабливало. Недоставало еще простудиться!..
Писать он решил разумно и уклончиво. Нельзя просто сказать, что вернешься — поймут, что его не взяли в Беллбэри. Но и слишком туманно — не годится. А ну его к черту! Двести фунтов за клуб, этот счет, — Джейн придется объяснять… Да и отсюда не уйдешь. В конце концов, виски и многочисленные сигареты помогли ему написать так:
«Государственный Научно-Исследовательский
Институт Лабораторных Исследований
21.X.19…
Дорогой Кэрри!
Фиверстоун, по-видимому, ошибся. Я и не собирался уходить. В сущности, я склоняюсь к тому, чтобы не брать в ГНИИЛИ полной нагрузки, так что в колледж вернусь дня через два. Меня беспокоит здоровье жены, и я не хотел бы с ней разлучаться. Кроме того, хотя здесь все исключительно ко мне расположены и упрашивают остаться, сама работа — не столько научная, сколько организационная и даже газетная. Словом, если Вам скажут, что я ухожу, не верьте. Желаю Вам хорошо провести время в Кембридже. Однако, и в сферах же Вы вращаетесь, не угонишься!
Ваш Марк Г.Стэддок.
P.S. Лэрд не годится в любом случае. Опубликовал он одну-единственную статью, да и ту люди знающие всерьез не принимают. Писать он не умеет вообще. А умеет только одно: хвалить заведомую дрянь.»
Легче ему стало всего на минуту. Запечатав конверт, он сразу задумался, как ему дотянуть день. Сперва он пошел к себе, но там вовсю работал пылесос: по-видимому, в такой час никто у себя не сидел. Внизу, в холле, тоже шла уборка. В библиотеке было почти пусто, но двое ученых, склонившихся друг к другу, замолчали и недружелюбно взглянули на него. Он взял какую-то книгу и ушел. В другом холле, у доски объявлений, стоял Стил и какой-то человек с остроконечной бородкой. Никто не обернулся, но оба замолчали. Марк пересек холл и посмотрел на барометр. Повсюду хлопали двери, стучали шаги, звонили телефоны — институт работал вовсю, а ему места не было. Наконец он выглянул в сад и увидел плотный, мокрый, холодный туман.
Любой рассказ лжив в одном смысле: он не может передать, как ползет время. День тянулся так долго, что вы не вынесли бы его описания. Иногда Марк шел к себе (уборка кончилась), иногда выходил в туман, иногда бродил по холлам. Там, где народу было много, он старался, чтоб никто не заметил, как он растерян и подавлен; но его вообще не замечали.
Часа в два он встретил Стоуна в каком-то коридоре. Он не думал о нем со вчерашнего утра, но сейчас, взглянув на него, понял, что не ему одному здесь плохо. Вид у Стоуна был такой, как у новеньких в школе или у «чужих» в Брэктоне — словом, тот самый, который воплощал для Марка худшие страхи. Инстинкт советовал с ним не заговаривать, он знал по опыту, как опасно дружить или даже беседовать с тем, кто идет ко дну: ты ему не поможешь, а он тебя утопит. Но сейчас ему самому было так одиноко, что он болезненно улыбнулся и сказал: «Привет».
Стоун вздрогнул, словно сам боялся, чтобы с ним заговорили.
— День добрый, — быстро ответил он, не останавливаясь.
— Пойдемте, потолкуем, если вы не заняты, — предложил Марк.
— Я… я не знаю, долго ли я буду свободен, — промямлил Стоун.
— Расскажите мне про это место, — попросил Марк. — Нехорошо тут, вроде бы, но я еще не все понял. Пойдемте ко мне?
— Я так не думаю!.. — быстро заговорил Стоун. — Совсем не думаю! Кто вам сказал, что я так думаю?..
Марк не ответил, увидев, что прямо к ним идет ИО. В следующие недели он понял, что тот бродит по всему институту. Нельзя было сказать, что он подсматривает — о приближении его оповещал скрип ботинок, а часто и мычание. Иногда его видели издалека, ведь он был высок, а если бы не сутулился, был бы даже очень высоким; и нередко лицо его, обращенное прямо к вам, возникало над толпой. На сей раз Марк впервые заметил эту вездесущность и подумал, что худшего времени ИО выбрать не мог. Он шел к ним медленно, глядя на них, но нельзя было понять, видит он их или нет. Говорить они больше не могли.
Выйдя к чаю, Марк увидел Фиверстоуна и поспешил сесть рядом с ним. Он знал, что в его положении нельзя навязываться, но ему было уже совсем худо.
— Да, Фиверстоун, — бодро начал он, — никак я ничего не разузнаю… — И облегченно перевел дух, увидев, что тот улыбается в ответ. — Стил меня, прямо скажем, принял плохо. Но ИО и слышать не хочет об уходе. А Фея просит писать в газету статьи. Что же мне делать?
Фиверстоун смеялся долго и громко.
— Нет, — продолжал Марк, — я никак не пойму. Попробовал прямо спросить старика…
— О, Господи! — выговорил Фиверстоун и засмеялся еще громче.
— Что же, из него ничего нельзя вытянуть?
— Можно, но не то, что вы хотите, — Фиверстоун прищелкнул языком.
