Мерзейшая мощь - Льюис Клайв Стейплз (электронная книга txt) 📗
Стил и Коссер взглянули на него, как глядят на случайного посетителя, и не сказали ничего.
— Доброе утро, — неловко начал Марк.
Стил сделал пометку на каком-то большом листе бумаги, лежащем перед ним, и спросил, не глядя:
— В чем дело, м-р Стэддок?
— Я к Коссеру, — сказал Марк. — Вот что, Коссер, в последнем разделе нашего отчета…
— Какой отчет? — спросил Коссера Стил. Коссер криво усмехнулся.
— А, я тут подумал, составлю-ка отчетик про эту деревеньку. Вчера у меня дел не было, я поехал туда, а Стэддок мне помогал.
— Неважно, — сказал Стил. — Поговорите в другой раз, Стэддок. Сейчас Коссер занят.
— Простите, — сказал Марк. — Давайте разберемся. Значит, этот отчет — частное дело Коссера? Жаль, что я не знал. Я бы не потратил на него восемь рабочих часов. И вообще, кому я подчиняюсь?
Стил, играя карандашом, смотрел на Коссера.
— Я спросил вас, кому я подчиняюсь, мистер Стил, — сказал Марк.
— При чем тут я? — удивился Стил. — Вы, я вижу, не заняты, а я — занят. Ничего я не знаю о ваших делах.
Марк обратился было к Коссеру, но уже просто глядеть не мог на его веснушчатое лицо и пустые глаза. Выходя, он хлопнул дверью и направился к Уизеру.
У его дверей он помедлил немного, услышал какие-то голоса, но он был настолько сердит, что все-таки вошел, не заметив, что на стук его ответа не последовало.
— Мой дорогой! — воскликнул ИО, глядя куда-то в сторону. — Как я рад вас видеть!.. — Тут Марк разглядел, что в кабинете находится еще один человек, некий Стоун, с которым он познакомился в первый же день, за обедом. Стоун переминался с ноги на ногу перед столом, сворачивая и разворачивая кусок промокашки. Рот у него был открыт, и он не обернулся.
— Рад, очень рад… — повторил Уизер. — Тем более, что вы прервали… э-э… эту неприятную беседу. Я как раз говорил бедному Стоуну, что я всем сердцем хочу превратить наш институт в единое семейство… да, Стоун, единая воля, полное доверие, — вот чего я жду от своих сотрудников. Вы напомните мне, м-р… э-э… Стэддок, что и в семьях бывают нелады. Да, дорогой мой, потому я сейчас и не совсем… нет, Стоун, не уходите, мне еще многое нужно вам сказать.
— Может, мне зайти попозже? — спросил Марк.
— Вообще-то… вообще-то, мистер Стэддок, обычно записываются у моего секретаря. Поймите, я сам ненавижу формальности и был бы всегда рад вас видеть. Я просто жалею ваше время.
— Спасибо, — откланялся Марк. — Пойду запишусь.
В соседней комнате секретаря не оказалось, но за длинным барьером сидели какие-то барышни. Марк записался у одной из них на завтра, на десять утра — раньше все было занято — и, выходя, столкнулся с Феей.
— Привет, — сказала она. — Рыщем вокруг начальства? Нехорошо, нехорошо!..
— Или я все выясню, — заявил Марк, — или уеду.
Фея посмотрела на него как-то странно, по-видимому — развлекаясь. Потом обняла его за плечи.
— Вот что, сынок, — сказала она, — ты это брось! Толку не будет. Пошли, поговорим.
— О чем тут говорить, мисс Хардкастл, — удивился Марк. — Мне все ясно. Или я получаю здесь работу, или возвращаюсь в Брэктон. Собственно, мне все равно.
Фея не ответила и так сильно сдавила его плечо, что он чуть не оттолкнул ее. Объятия эти напоминали и о полицейском, и о няньке, и о любовнице. Марк шел с ней по коридору и думал, что вид у него поистине дурацкий.
Она привела его в свой кабинет, перед которым кишели девицы из Женской Общественной Полиции Института. Под началом Феи служили и мужчины и их было намного больше, но гораздо чаще, буквально повсюду, вы натыкались на девиц. В отличие от своей хозяйки, они, по словам Фиверстоуна, были «женственны до идиотизма» — все маленькие, пухленькие, в локонах, и вечно хихикали. Мисс Хардкастл обращалась с ними с мужской нагловатой ласковостью.
— Лапочка, нам коктейль! — проревела она, входя в свой кабинет. Там она усадила Марка в кресло, а сама встала спиной к камину, широко расставив ноги. Когда девица принесла коктейль и вышла, Марк начал рассказывать о своих бедах.
— Плюнь и разотри, — заключила Фея. — Главное — не лезь к старику. Начхать тебе на эту мразь, пока он за тебя. А будешь к нему лезть, будет против.
— Это прекрасный совет, мисс Хардкастл, — согласился Марк, — но я не собираюсь оставаться. Мне здесь не нравится. Я почти решил уйти. Только хотел с ним переговорить, чтобы все окончательно выяснить.
— Выяснять он не любит, — предупредила Фея. — У него другие порядки. И очень хорошо, сынок… он свое дело знает. Ох, знает! А уйти… Ты в приметы веришь? Я верю. Так вот, уйти отсюда — не к добру. А на Стилов и Коссеров тебе начхать. Ты проходишь проверочку. Вытянешь — перепрыгнешь через них. Ты знай, сиди тихо. Когда мы начнем настоящую работу, их и в помине не будет.
— Коссер говорил то же самое о Стиле, — невесело усмехнулся Марк, — а что вышло?
— Вот что, друг, — подвела итог Фея, — нравишься ты мне, твое счастье. А то бы я обиделась.
— Я не хотел вас обидеть, — извинился Марк. — Господи, да посмотрите вы с моей точки зрения!
— Нечего мне смотреть, — покачала головой Фея. — Знаешь ты мало, и твоей точке зрения грош цена. Тебе не место предлагают. А куда больше. Выбор простой: или ты с нами, или не с нами. А я-то разбираюсь, где лучше.
— Я понимаю, — кивнул Марк. — Но я вроде с вами, а делать мне нечего. Дайте мне конкретную работу в отделе социологии, и я…
— Да их скоро в помине не будет! Завели для начала, пропаганды ради. Разгонят не сегодня-завтра.
— Какие же у меня гарантии, что их сменю я?
— Никаких. Никто их не сменит. Настоящая работа не для них. Настоящей социологией займутся мои люди.
— Что же мне придется делать?
— Положись на меня, — сказала Фея, ставя стакан и вынимая сигару, — расскажу, зачем ты тут нужен, какое у тебя дело.
— Какое же?
— Алькасан, — процедила сквозь зубы мисс Хардкастл (она уже сосала свою бесконечную сигару). — Знаешь такого? — И она не без презрения взглянула на Марка.
— Это физик, которого казнили? — в полной растерянности пробормотал Марк. Фея кивнула.
— Надо его обелить, — сказала она. — Постепенно. Факты у меня в досье. Начнешь с тихой-мирной статейки. Ничего не скажешь, виноват он или нет, даже намекнешь, что он, конечно, сволочь, но многие против него предубеждены. Казнили его за дело, но очень неприятно думать, что точно так же казнили бы и невиновного. Через денек-другой пишешь иначе: какой он великий ученый, какую приносил пользу. Факты подберешь за полдня. Потом — письмо протеста в ту газету, где первая статья, ну, и так далее. К этому времени…
— Простите, к чему все это?
— Сказано тебе, Стэддок, надо его обелить. Будет он у нас мученик. Невосполнимая утрата для всего человечества.
— Но зачем же?
— Опять ты за свое! Нет работы — плохо, дают ему работу — кочевряжится. Нехорошо. У нас так не делают. Приказано — выполняй — вот наш закон. Оправдаешь доверие — сам разберешься, что к чему. Ты начни работать, а то ты никак не поймешь, кто мы такие. Мы — армия.
— Может, вы и армия, но я не журналист, — заметил Марк. — Я приехал сюда не для того, чтобы писать статьи в газеты. Кажется, я сразу объяснил Фиверстоуну…
— Ты поскорей бросай эти всякие «для того», «не для того». Я тебе добра желаю. Писать ты умеешь, за то и держим.
— По-видимому, произошло недоразумение, — заявил Марк. Он был все же не так тщеславен, чтобы намек на литературные таланты компенсировал пренебрежение к его научной значимости. — Я не собираюсь заниматься журналистикой. А если бы собирался, то должен был бы познакомиться получше с политической линией института.
— Тебе что, не говорили? Мы вне политики.
— Мне столько говорили, что я совсем запутался, — признался Марк. — И все-таки, я не пойму, как можно вести вне политики газетную кампанию. В конце концов, печатать статьи будут или левые газеты, или правые.
— И те, и другие, сынок, — разъяснила Фея. — Ты что, совсем глупый? В левых газетах борьбу против нас назовут происками правых, а в правых газетах — происками левых. Если хорошо повести дело, они сами переколотят друг друга. Короче говоря, мы вне политики, как и всякая истинная сила.
