Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир (книги онлайн полные .txt) 📗
Я пожал плечами. Мы приехали, когда все уже кончилось.
— А как доктор, Леонид Моисеевич?
— Его мы не нашли, — сказал Егор.
— Мне тут говорили, что он ушел куда-то. А вдруг с ним тоже что-то сделали? Жалко. Он хороший.
— Мне тоже жалко, — сказал Егор.
Снаружи послышался какой-то шум. Кричали, словно дрались.
— Я посмотрю, — сказала Люся. — Я тут им не даю распускаться. В конце концов, они тоже люди.
Мы пошли за ней.
И оказались там вовремя. Бандиты притащили и замыслили казнить единственного пленника. Им оказался Кюхельбекер.
В углу манежа стоял пинг-понговый стол, и несколько разбойников распинали на нем Кюхельбекера, который никак не желал сдаваться. Его черные одежды разорвались — худые голубые ноги дергались над столом, а полдюжины бандитов, что готовили казнь, с восторгом занимались истязанием министра, превратив это в детскую игру.
С двух сторон одновременно выбежали Веня с гитаристом и мы с Люсей.
Реакция у нас была одинаковой.
— Прекратите! — закричал атаман вольницы. — Он мне нужен. Не сметь!
В ответ послышались ругательства, которые приходилось не раз выслушивать капитану Кидду, а уж тем более Степану Разину, когда он пытался сохранить жизнь пленной княжне.
Авторитет, а соответственно и власть Вени Малкина, великого певца и знатного бандита, висели на ниточке.
И не исключено, что Веня попал бы в жертвы своим неудовлетворенным добычей сообщникам, которые выкрикивали имена своих друзей, не вернувшихся из похода, если бы не появление ее величества.
Удивительно, как человечество долго и упрямо играет в эти игры.
Ну почему у этих дикарей, живущих в мире без времени, как и у нашего мещанина, будь он кинорежиссером или министром, титул вызывает внутреннюю щекотку и желание целовать ручку? И Люська Тихонова настолько сумела силой женской интуиции почувствовать свою исключительность, что, войдя в зал, кричать не стала, отстранила Егора, который бросился было вперед, и кинула искоса взгляд на меня, припечатав к полу, и остановилась, не доходя до пинг-понгового стола, на котором извивался Кюхельбекер, именно на том расстоянии, на котором ее было всем видно и слышно и в то же время на котором она была отделена от прочих, обыкновенных, людей бесконечностью пространства.
— Прекратить, — приказала она.
То есть произнесла то же слово, которое выкрикнул певец, но именно произнесла, а не сказала и не выкрикнула.
— Отпустите его, — сказала Люся.
В гулком Дворце спорта наступила тишина и слышно было дыхание людей.
Разбойники отходили от стола, отпускали веревки, которыми только что орудовали, и делали все покорно, но медленно — точно так же, как ведут себя хищники на арене, когда дрессировщик, хлопнув по песку хлыстом, велит им возвратиться на тумбы.
— Господин Кюхельбекер, — сказала Люся, — вставайте, чего вы тут лежите. Не бойтесь, вы же ни в чем не виноваты.
По бандитам прошел недовольный ропот.
— А вы, — повернулась к ним Люся, — сбежали, поджав хвосты, и теперь хотите отыграться на невиновном.
Вдруг женщина с грубым лицом, которая первой прибежала встречать Веню на набережную, крикнула Люське:
— А ты чего его защищаешь? Твой хахаль, что ли?
И она засмеялась. Но никто ее не поддержал.
И тут инициативу подхватил Веня.
— Башмаков, — приказал он бандиту, который плыл в моей лодке, — отведи пленного министра ко мне в кабинет. Мы его допросим. Остальным — разойтись!
Теперь перед стаей шакалов не было жертвы и не за кем было гнаться.
И стая не имела альтернативного вожака.
Люди стали расходиться, а Веня подошел к женщине и стал бить ее по лицу открытой ладонью. По-театральному, не больно, но наказывая.
Женщина вдруг заплакала и побежала из зала.
— Он спит с ней, — сказала тихо Люся.
Я поверил Люсе и подумал, что для него она — своя, московская, которую нельзя заразить СПИДом, а эта — местная бандитка, ничего с ней не случится.
Кюхельбекер быстро ушел за Григорием Михаиловичем.
Веня сказал мне:
— Хочу понять, что же произошло. Будешь слушать?
Я обернулся было к Егору.
— Пускай пошепчутся, — великодушно разрешил Веня. — Ты ему, Люся, Койвисто покажи.
Я пошел за Веней к нему в кабинет.
Кюхельбекер стоял посреди комнаты, такой же, как комната Люси, возле большого письменного стола — в этих комнатах сидели раньше стадионные чиновники. Вряд ли эти комнаты годились для иных целей. Он старался привести в порядок рваный костюм.
— Ничего, — сказал Веня. — У нас на Комсомольском магазины остались. Императрица иногда туда ходила за шмотками. И мне тоже таскает. Ты ей размер скажешь или с ней прошвырнешься.
— Спасибо, — сказал Кюхельбекер. — Я вам обязан жизнью.
— Не путай, — великодушно ответил Веня. — С площади тебя Гарик вытащил, хорошо еще, что у него мышцы накачанные. А сейчас, как понимаешь, от моих эмоциональных подонков тебя Люська, императрица, спасла. И охота ей была — не знаю.
— В любом случае спасибо.
— И учти, твоего императора я не убивал, — сказал Веня. — Я его только поучить хотел, а мои махновцы разыгрались. Я его уже мертвым застал. Мне пику с его головой вручили — такой уж здесь обычай.
— Знаю, — сказал Кюхельбекер. — Что со мной будет?
— Ты мне скажи, — попросил Веня, — что у нас сорвалось с наступлением?
— Что вы хотите знать?
— Мы же вокзал взяли. Все нормально. Откуда этот желтый яд пошел?
— Ветераны, — сказал Кюхельбекер. — Они дождались своего часа. Победив императора, вы нарушили хрупкий баланс этого мира.
— Нет, ты мне как следует объясни, — сказал Веня. — Мне же тоже никуда не деться отсюда. Так что я думаю, что нам с тобой придется вместе все распутывать.
— К сожалению, — согласился Кюхельбекер. — Так бывает, когда в болото падает камень.
— Ну объясни.
— Я не знаю… Я недостаточно знаю о том, что происходит далеко за пределами этого мира. Но я отлично понимал, как устроен маленький мир, который начинается у Нового университета и тянется до Кутузовского проспекта.
Говоря, Кюхельбекер рисовал длинным узловатым пальцем схему этого мира на письменном столе, а мы стояли, как на военном совете, глядя на то, как «полководец» по карте планирует будущее сражение.
— Вот тут, — говорил он, — империя Киевского вокзала. На другом берегу вы — несколько бандитских шаек, неопасных, потому что никак не могли объединиться, и занятых враждой друг с дружкой. Третий фактор — ветераны. Они вообще-то живут в империи, вернее, в гостинице «Славянская» и домах рядом с ней. Они вхожи в вокзал, хотя нас к себе не пускают. Они нас не выносят, мы их не выносим, но взаимно терпим. Мы центр цивилизации.
— Да иди ты! — громко сказал Веня.
Я посмотрел в окно. За окном медленно шли Люся с Егором и увлеченно разговаривали. Они шли близко, но не касались друг друга.
— Да, именно так. Если захотим, мы можем уничтожить бандитов, перебить ветеранов, но не стремимся к этому. Мы имеем доступ к другому миру — для нас он выражается в тебе. Люди, с которыми мы держали связь, меняются… Но они есть. Мы кое-что получаем оттуда, кое-что отдаем, порой туда или к нам прорываются люди. Впрочем, мы не боимся этого. Мы даже императрицу держали там, наверху, пускай растет. Мы позволили себе пустить в нашу империю вас, господин Малкин. Мы — открытое государство. Ветераны боятся этого. Они убеждены, что именно в нашем мире, где нет автомобилей и самолетов, где нет газет и телевидения, можно создать чистое, на их взгляд, общество. Но для этого мы должны окончательно покончить с конкурентами. Это вид религии. Чистота — никаких внешних сил. Для этого, они полагают, и создан наш мир. Теперь вам ясно?
— Ни черта не ясно, — сказал Веня.
— Когда вы убили императора и захватили вокзал, вы нарушили баланс сил. И ветераны, которые не столь глупы — и не надо считать их кучкой выживших из ума, изношенных трехсотлетних старцев, — также готовились к опасному повороту событий. Мы знали, что у старцев есть установки по пуску газа… Но не знали, случится ли когда-нибудь нужда в том, чтобы их использовать.
