На берегах тумана - Чешко Федор Федорович (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Солнце уже выкарабкалось из-за горных вершин, утро незаметно переливалось в день, и суета возле неоконченного строения (да и не только возле него) сделалась вовсе немыслимой. Более или менее спокойно держалась лишь кучка людей, отличавшихся от прочих зажиточным видом и властными повадками. Люди эти (наверное, старшие братья с разных заимок да общинные старосты), кто сидя, кто полулежа, устроились под заимочной стеной. Леф разглядел просторные серые одеяния и блестящие бритые головы Истовых (правда, на этаком все же немаленьком расстоянии трудно было счесть, все ли бывшие обитатели Первой Заимки почтили своим присутствием ущельное устье). На некотором расстоянии от Истовых и окружавших их праздных степенных людей переминались несколько бронных послушников и с десяток копейщиков, одетых как обычные братья-общинники, однако же с серыми повязками на головах. Видать, и Предстоятель там, среди прочей старшины...
Предстоятель... Испугом ли его взяли серые мудрецы, ведовством или каким-нибудь посулами? Как бы то ни было, Леф не мог заставить себя думать о нем плохое. И видел-то парень этого старика раз-два и обчелся, но вот засело в душу доброе к нему расположение, и никак ее — душу то есть — не удается переупрямить. Из-за чего бы такое? Ну заступался на общинном суде... Но ведь потом, на Суде Высших, Предстоятель повел себя так, словно бы он и не Предстоятель, а один из Истовых. Причем, судя по рассказам неведомого Торкова дружка, оно и дальше так было. Чем дальше, тем хуже. И все-таки Истовые для Лефа враги, и прочие серые — тоже (хоть с простых послушников спрос невелик: пригрози бездельнику отнять горшок с дармовым варевом, так он для тебя на маленькие кусочки искромсается и изнанкой наружу сошьется), а вот к Предстоятелю злости нет. Нет, и все. Что ж, тем хуже: ведь наверняка старик залезет на помост вместе с Истовыми. Придется и его — без злости, просто за компанию с остальными...
Леф с тихим мычанием затряс головой, да так, что лежащая рядом Ларда смерила его цепким тревожным взглядом. Впрочем, она тут же вновь отвернулась.
А под заимочной оградой что-то менялось. Из-за угла бревенчатой стены вывернулись еще два человека — щуплый (и, судя по походке, весьма пожилой) в просторной накидке Истового и послушник в броне, но без шлема. Этот второй нес что-то на вытянутых руках, да так осторожно, словно боялся расплескать. Не доходя до прохлаждающихся под стеною людей, Истовый обернулся, и шедший за ним послушник торопливо поставил свою ношу на землю, после чего неуклюжей трусцой сбежал наискось по склону — к помосту. От кучки праздных людей отделились четверо... Нет, пятеро. Пятеро в одинаковых просторных серых накидках. Значит, все Истовые здесь. Собрались возле принесенной послушником вещицы и вроде советуются или спорят.
Кстати, трое из них опираются на громоздкие, явно тяжеловатые для старческих рук посохи. На Высшем Суде Леф вроде бы ничего такого у серых мудрецов не заметил — впрочем, тогда парню было не до всяких безделок, которые Истовые таскают с собой, чтобы отличаться от простых людей. А то, что эти посохи действительно всего лишь никчемные безделки вроде адмиральского жезла, видно с первого взгляда. Ни стоять, ни ходить они серым мудрецам не помогают — скорее наоборот. Но тогда получается, что Истовые меж собою неодинаковы, ведь посохи не у всех... Однако спорят они, похоже, как равные. Все спорят и спорят — интересно, о чем бы это?
Так, один из Истовых кого-то позвал. Ага, вот он, Предстоятель. Подошел, слушает (не так, как слушали бы младшие братья-послушники, но и не как равный). Пошел обратно, к сидящим, заговорил — кажется, гораздо резче и злее, чем Истовые говорили с ним. Когда Предстоятель смолк, те, кого Леф счел общинными старостами, сыпанули к помосту. Но не помогать строителям, а орать на них так, что слышно было даже и Лефу и Ларде (да что там Леф с Лардой — отдельные слова долетали наверняка аж до Обители). Ну конечно, Истовые не успевают с помостом. Вот почему в разговоре с Предстоятелем кто-то из них тыкал пальцем то в поставленную на землю штуковину, то в подбиравшееся к небесной маковке солнце. А между прочим, один из Истовых не отрывает ото рта что-то вроде скомканного клаптя меха и как-то странно вздрагивает всем телом... Бесы и Благочинные, неужели это тот серый мудрец, который возле Гнезда Отважных пробовал мериться с Гуфой неявными силами? Неужели он аж до сих пор чихает? Ай да старуха!
Тем временем вокруг помоста затеялось что-то вовсе не передаваемое словами. Похоже было, будто на каждого, кто занимался делом, приходилось теперь два-три понукальщика. Если прежде работа продвигалась довольно споро, то теперь суеты и беготни стало неизмеримо больше, а постройка совершенно перестала меняться. Да, серым покамест до Ордена далековато — примерно как вон тому чихуну до корабельной мортиры. Но то — пока.
А Истовые продолжали что-то обсуждать, причем один из них, горячившийся заметнее прочих, снова принялся тыкать пальцем в солнышко. Откуда-то взялся гибкий, как хворостина, бородач — странный такой, ни на послушника не похож, ни на простого общинника; даже так, издали, его скупые движения живо напомнили Лефу встречу с хищным. Истовые спорили, а бородач переминался с ноги на ногу, растирал запястья, а то вдруг начинал качаться из стороны в сторону, немыслимо изгибаясь в пояснице, или принимался раз за разом повторять стремительный жест, который невозможно не узнать, — таким движением выхватывают из поясных ножен короткий клинок. Но ведь на странном бородатом мужике не было не то что пояса с ножнами — на нем вовсе ничего не было, кроме узенькой повязки вокруг бедер.
Похоже, Истовый, выбравший солнце помощником в споре, сумел-таки убедить остальных. Во всяком случае, он замолчал последним. Замолчал, подступил вплотную к бородачу и... Леф не разобрал, что такое сделал серый мудрец, но бородач вдруг раскинул руки, словно хотел обнять стоящего перед ним старика в сером одеянии, а потом бессильно повалился на землю. Истовый нетерпеливо махнул рукой, и двое подбежавших послушников волоком оттащили бородача в сторонку. Через миг-другой тот уже сидел, обалдело тряся головой, а еще через некоторое время неуклюже поднялся, побрел вдоль склона, причем явно не соображая, куда бредет и зачем. От хищной плавности его движений ни следа не осталось — теперь это был обычный увалень, малопригодный для чего-нибудь сложней и опаснее вскапывания огородных грядок. Ну прямо как колдовство какое-то... Впрочем, почему «как»? Колдовство и есть. Только вот что все это должно означать? Хотели послать в Обитель еще одного — чтоб поджигатели повременили до окончания помоста? Если так, то бородачу повезло. Не переупрямь этот его спаситель прочих Истовых, быть бы третьему трупу в подземном лазе.
Лефу пришлось оторваться от созерцания Истовых, потому что Ларда ткнула его кулаком в бок. На вопросительный взгляд парня девчонка не ответила, даже не покосилась — продолжала с нарочитым вниманием разглядывать копошение возле помоста. Леф тоже вгляделся в это самое копошение и понял: бездельному лежанию на камнях приходит конец. Галдежа и суеты вокруг деревянного строения вроде не стало меньше, но работа прекратилась совсем, а работников серые сгоняли в плотную толпу: видать, строителям пришел срок делаться зрителями.
Бревенчатый остов был вроде готов, но сделать жердяной настил строители успели меньше чем на треть — лишь небольшой участок помоста получился пригодным для стояния. Это удача: Истовые поневоле собьются в кучу и смогут показать толпе рядом с собою лишь одного-двух из общинных старшин, которая, в общем-то, не заслуживала той же участи, что и серые мудрецы.
Ну все: под заимочной стеной не осталось ни одного человека, и склон уже пуст — лишь шестеро мудрецов в просторных серых одеждах спускаются к помосту. Леф никак не мог оторвать вышедший из повиновения взгляд от этих фигур. Истовые очень хотели ступать с величественной неспешностью, но по крутому (а местами и сыпучему) склону величественно ходить трудно. Старцы путались в полах своих обширных накидок; то один, то другой оступался и судорожно хватал руками воздух или локти идущих рядом (особенно часто теряли равновесие обладатели отличительных посохов). Но хуже всех приходилось чихателю, хоть его и поддерживали под руки двое дюжих послушников.
